После сложного вывода денег из розницы («долго, с кровью оборудование продавали…») опять встал вопрос, что делать.

– И тут,– говорит Кирилл Алексеевич,– взгляд скользнул по полиэтилену.

Мы на рознице с ним немножко работали, а теперь стали изучать рынок. Оказалось: дикий совершенно.

– Почему?

– Ну вот про молоко все известно, там все поделено, есть свои законодатели, а здесь нет хозяина четкого, который бы сказал: всем меня слушать. Производителей много – и мелких, и крупных. Фирмы типа «Экорта», «Комуса», которые давно на рынке, по десять лет, в таком шоколаде находятся… У них очередь из клиентов, и про сто товара не хватает.

Первый склад «Солнечных ворот» стоит на бойком месте – у Кольца (МКАД). Это магазин готовых продаж, по системе cash carry. Работают там три человека: грузчик, менеджер и водитель. Менеджер, как и все компаньоны Скобликова, заканчивал МИФИ.

– Три человека на том складе, грубо говоря, приносят 250 тысяч рублей в месяц.

Новый склад на заводе «Хроматрон», где мы разговариваем, только начинают раскручивать. Обходится он в 100-110 тысяч рублей в месяц. Прежде чем его открыть, компаньоны долго искали место, исследовали все Измайлово, количество магазинов, конкурентов, ценовую политику.

– Создали базу: застолбили магазины, конкурентов выдавили.

– Как? – пугаюсь я.

– Ну это и демпинг, и весь набор приемов для успешной торговли,-успокаивает Кирилл Алексеевич.

С поставщиками тоже нет проблем:

– Принеси 100 тысяч наличными производителю, будут тебе скидки.

Сейчас фирма – в рабочем процессе. Начальный капитал увеличился в два раза. Идет капитализация средств и, как следствие, запланированные убытки. Начинается работа с «Пластупаком».

– Это дочерняя фирма?

– Нет, это новый брэнд. Если на вывеске будут «Солнечные ворота», что мне скажут? А «Пластупак» – сразу ясно: пластиковая упаковка. Вот рекламу повесим -баннер 30 метров. Его оформить и изготовить – 70 тысяч рублей. Баннер будет развернут на Кольцо, на метро и на всю округу. С моста люди едут, стоят в пробочке и видят: упаковочный материал. Всех мы здесь и перекрываем…

Собираются и сайт делать, а там задумываются и о производстве.

– Пока мы вывели немножко денежек в одного производителя, который делает фасовку. У него экструдер один (машина для пластикации и выдавливания расплава полимерного материала.– «Бизнес»), чего-то он там клепал. Встретились. Я ему предложил: давай вложимся в тебя. Ты работаешь на нас, а что не на нас – то, пожалуйста, продавай.

Но производством есть смысл заниматься, когда оборот будет не меньше 12-15 миллионов рублей в месяц. Сначала надо гарантированный сбыт наладить.

– Все производить невозможно,– сообщает Скобликов,– но вот эти «маечки» – запросто. Не такая уж большая и затратная часть – 50 тысяч долларов. Если оборот в день будет больше 300 тысяч «маек», тогда есть смысл открывать свое производство. У нас пока намного меньше.

– Хорошо, что сейчас я не один работаю,– говорит Кирилл Алексеевич,-как-то легче все распределить… А одному – ужас: до бессонницы, просыпаешься в час и начинаешь думать всю ночь…

А теперь можно спокойно мыслить ночами о будущем.

– Есть какое-то светлое будущее. Мы туда направляемся дружно, а для достижения этого нужны материальные средства. Их надо заработать. Не криминальным,– усмехается,– конечно, способом.

Одно из направлений светлого будущего – тема элитной еды по старинным русским рецептам. На нее Кирилл Алексеевич вышел вместе с клиентом-кулинаром, которому поставлял одноразовую посуду.

– Готовое блюдо запаковывается пленочкой, все красиво, не портится. Есть опыт. Будет своя кулинария, ну и развоз: супердешевая еда и супердорогая.

Из других планов – поиск новых рынков сбыта.

– В Турцию поедем,– удивляет меня Кирилл Алексеевич,– скорее всего, в Анталию. Я там летом был, там состояние полиэтилена, как и десять лет назад. Отели потребляют море стаканов – начнем изучение рынка.

Но пока – ситуация ожидания.

– Единственное, что меня смущает,– миллионов-то особых как-то нету,-говорит Скобликов, однако сам же и объясняет текущие проблемы: – У нас самих не большие зарплаты, зато все одинаковые. Я когда с японцами работал, у них так же было: все получали одинаково. Одинаково много, правда. У нас-то одинаково средне. Но мы знаем: со временем все будет нормально.

«БИЗНЕС», No41(60) от 10.03.05

Владелец магазина «Чудный старьевщик»

Круговорот старья в природе

ТЕКСТ: Карен Газарян

ФОТО: Михаил Соловьянов

Александр Соколов, владелец единственного в Москве магазина «Чудный старьевщик», торгующего бытовыми предметами и мебелью сталинских времен, говорит о себе: «я старьевщик» совершенно нейтральным тоном. It's just a business. Как если бы он сказал: «Я кондитер». Или: «я нефтяной магнат». Мне к такому нейтральному тону привыкнуть трудно. Будучи человеком, отягощенным вредными литературными ассоциациями, я представляю себе старьевщика побитым молью, покрытым вековым слоем пыли малосимпатичным субъектом со скрипучим, будто крышка прабабушкиного сундука, голосом. А передо мной сидит вполне современный господин, со вкусом одетый, в очках с модной оправой.

Чтобы не страдать от раздвоения, я поскорее задаю давно заготовленный вопрос:

– Вам самому старые вещи нравятся? Что вы в них находите?

– Мне легче, чем другим. Я вырос и был воспитан в окружении разнообразных вещей, очень интересных зачастую. Не то чтобы я мечтал всю жизнь стать старьевщиком, ничего, кроме старья не видел, ничему не поклонялся. Нет. Больше скажу: это даже не основной мой бизнес. Я, например, строительством раньше заниматься начал и много чем другим, чем до сих пор занимаюсь. А с этим я жил, это долгое время было частным таким обстоятельством, сугубо личным. До тех пор пока не понял, что этим можно деньги зарабатывать.

– То есть не антиквариатом в прямом смысле слова, а именно старьем?

– Да-да! Вот именно! – глаза за стеклами недурственных очков загораются.– Года два с небольшим назад я побывал в Швейцарии и случайно узнал, что там есть такая сеть магазинов, которые собирают у людей абсолютно все, всевозможную рухлядь. Между прочим, всем выгодно, так как очень дорого стоит утилизация. Я с владельцем этой сети познакомился. Когда я узнал, что за несколько лет он стал очень обеспеченным человеком, а начинал ведь с абсолютного нуля, я понял, что и в России можно торговать не только нефтью, и при этом очень неплохо себя чувствовать. Когда я вернулся в Москву, то повстречал своего старого приятеля, Алексея Николаевича Николаева, с которым мы десять лет назад строительным бизнесом занимались, потом разошлись, потому что строительство его не слишком интересовало, и предложил ему поработать старьевщиком. Рассказал ему про Швейцарию, и он мне говорит: «Да у нас все для этого есть! Круговорот вещей постоянный, кто-то куда-то съезжает, выбросить что-то хлопотно, а мы будем скупать!» В общем, мы так завелись, что включились в это дело с нуля. Вложили определенные деньги, конечно, стартовый капитал, без этого никак. Но было тревожно.

– Почему? Слишком уж большие деньги потребовались?

– Дело не в этом. Понимаете, антикварный бизнес устроен совершенно иначе. В Москве очень много антикварных салонов, но они мне не интересны. Это кастовость, это клановость, полная невозможность туда проникнуть и чего-то добиться. А при этом предметы, которым больше 50 лет, формально, по закону, являются антиквариатом. Антиквариата становится больше с каждым днем, потому что каждый день чему-то исполняется 50 лет. И если не выдумка, что запасы нефти самовоспроизводимы, то антиквариат – как нефть.