Затем Аглае показалось, будто бы пахнет книгами. Ей открывались такие истины, что никому не были известны. И, зная все на свете, она жаждала большего. Она хотела попасть в иноземную библиотеку, где хранились первые записи человечества. Она хотела приобщиться к тайнам, о которых молчали веками. И вот это случилось. Она переступала потайной порог, а краснорясые священнослужители закрывали за ней дверь. После Аглае почудилось, что она скачет на коне. Так быстро он несёт её по тёмной дороге, так лихо. Впереди горят фонари города… Сзади скачут её люди, и гремят их седельные сумки. Добычи много, они прокутят все за черно-красной рулеткой. Лучшие вина из погребов губернатора, лучшие яства из ресторанов. Любви будет много, но ему не нужна любовь. Лишь бы снова скакать в темноте и смеяться над богами.

А потом, когда от ощущений стало больно, и образы смешались и умножились, и сердец в Аглае забилось с десяток — пришло небо. Было оно голубым и бесконечным. Потемнело оно и зажглось тысячью глаз. Нечто смотрело на Аглаю. И ничто не укрывалось от этого взгляда. Постепенно гасли звезды, пока не осталась на небе одна пара. Она отразилась в воде, озарила кувшинку и погасла.

Пар стоял по всей комнате. Аглая лежала на полу. Над ней склонилась Хованья. Она была прекрасна. Больше всего Аглае хотелось плакать.

— Что это было? — спросила Аглая.

Хованья смотрела не мигая.

— Это жизни моих утопленников. Я проживала их снова и снова, пока они не стали моей памятью. Пока я не стала ими.

— Как можно прожить столько, — слезы всё- таки полились.

Хованья погладила Аглаю по щеке.

— Забери мою жизнь, прямо сейчас. Тогда бесы не доберутся. Забери, — Аглая задрала голову, — Выпей мою жизнь. Съешь меня.

— Нет, — Хованья отодвинулась.

— Пожалуйста, — Аглая поймала её за руку. Рука была ледяной наощупь. Аглая прижала ее руку к своей груди. Почудилось, что от соприкосновения пошел пар, будто грудь была раскалена.

Хованья склонилась ниже, и теперь Аглая видела ее глаза — зеленые и страшные.

— Я могу и согласиться. Не искушай.

— Пожалуйста. Если бесы меня поймают, моя жизнь будет принадлежать им. А я хочу, чтобы она была твоей.

Хованья отпрянула. Она поставила Аглаю на ноги легко, точно пушинку.

— Сегодня не пей полынь, — сказала. — Я проведу нас в водное царство.

Было светло, как днем.

В водорослях паслись караси. Их чешуя мерцала под светом месяца. Крупный сом присматривал за ними и отгонял полосатую щуку. Поодаль стояли избы. Они были выложены речными камнями. Узор отсюда не видать, да Аглая и не стала бы подходить ближе. От одной избы поднимался пар. Во двор вышла длинноволосая женщина. Она развесила серебристую ткань по веревкам. Мир заколыхался — и Аглая вспомнила, что всюду вода. Не та, что течет по земле и под. Эта вода не имела веса. Бабушка что-то писала о таком. Аглая поглубже зашла в чащу кубышек. Сом уже начинал посматривать в ее сторону.

Они вынырнули из колодца. Аглая позже рассмотрела его, колодец был из голубого камня. По бокам шли серебристые буквы. Аглая не сумела прочесть их. Хованья успела махнуть на лес кувшинок и сказать: туда. Она была бледной, почти прозрачной. Она упала в кувшинки. Аглая испугалась, что померла. Но нет, постепенно к лицу Хованьи возвращался цвет. Вода исцеляла.

Лес кувшинок порой колыхался, туда-сюда сновали пестрые караси. Таких Аглая нигде не видала. Чешуя блестела всеми цветами радуги, во лбу горели камешки. Карасей пас длинный усатый сом. Он погнал карасей в деревню. Издали виднелись высокие каменные ворота.

В селении стало шумно. Водный народ разбирал карасей так же, как люди своих коров, Даже спорили похоже, чей выводок толще.

— Окаянная? — этот голос звучал иначе. Он стал мягче и ниже.

— Ты очнулась! — Аглая вмиг забыла о деревне.

Хованья стояла в кувшинках. Они облегали ее, как псы ластились.

— Нам нужно уходить, — Хованья посмотрела в подводное небо, — Пока ночное солнце.

Оно было черным. Его свет расслаивался по водорослям. Подводный мир погружался в темноту. Хованья белела посреди зарослей, точно единственная кувшинка.

Они дошли до колодца. Его серебристый узор слегка светился. Хованья взяла Аглаю за руку.

— Нужно прыгать. Ты знаешь заговор земле?

— Нет.

— Это то, что досталось вам от предков. Как ты можешь его не знать? — и темнота вспыхнула.

Аглая зажмурилась, но долго еще в глазах стоял зеленый свет.

Хованья отпустила ее руку. Когда свет погас, Аглая ахнула. Перед ней возникли другие русалки. Их тела светились бледно. Русалки молчали, разглядываю Хованью. А впереди всех был красивый мужчина. Во лбу его сиял венец с камнем, похожим на каплю крови.

— Тебе было запрещено приходить, — произнес он. Смотрел он на Хованью. А та почему-то глаза опустила.

Водный народ отличался от русалок. У русалок были длинные тела, а кожа светилась. Их зрачки мерцали, как драгоценные камни. Одеты русалки были в кафтаны и штаны. Только ноги были босыми.

Водный народ больше походил на обычных людей, разве что зеленоватыми были. "Утопленники, наверное, — решила Аглая" Или те, кому вода даровала новую жизнь. Водный народ при виде русалок кланялся и опускал глаза. Пока Аглаю вели, вся деревня стояла в три погибели.

Царь — он был в красном венце — рассеянно махал на них трезубцем. Это так напомнило Аглае ольменского попа.

По дороге им попался белый пес. Он зарычал на царя.

— Поймаете его наконец, — велел царь, — Сладу с ним нет.

Две русалки в длинных, расшитых драгоценностями кафтанах, бросились исполнять. Но пес, закрутив хвост бубликом, ускакал. Аглая сдержала улыбку. Тем более, на Хованье лица не было. Изредка она смотрела на царя, но тот в ответ не глядел. Аглае это не нравилось.

Их разделили в парадной. Аглаю повели наверх, в шелковую горницу. Всюду лежали подушки, а на столе стояло блюдо с едой — и зажаренные караси, и блины, и даже кутья в глиняном горшке. Аглая хоть и переживала, но не могла не смотреть на яства. Знахаркины каши с лопухами давно переварились.

В прозрачном хрустальном кувшине переливался компот из смородины.

Бабушка как-то писала, что на кладбище есть нельзя. Там едят мертвые. Даже в голодные времена Аглая не угощалась с крестов. А вот про подводный мир бабушка не упоминала.

Аглае пришлось долго сидеть в одиночестве. Она боялась, как бы русалки не сделали чего Хованье. Не слишком-то они обрадовались ей.

— Вижу, ты проголодалась, — в проеме стоял царь. Он снял венец. Аглая подавилась карасем. Царь улыбался.

Такой красы не бывает у мужчин. В Ольменовке Аглая не видела, чтобы кожа у мужчин была атласной и светлой, чтобы лица не чернели от солнца У царя были длинные темные волосы и глаза светло-пурпурного цвета. Носил он длинный, на манер восточного хана, халат.

— Ты необычная девочка, — царь сел на лавку. Он налил компот в кубок из витой раковины и пододвинул Аглае. Та не взяла его, — Пей, ты в гостях.

Аглая посмотрела на царя.

— Нет, спасибо.

Пить, как назло, захотелось сильнее. Даже губы пересохли.

— Ты знаешь русалку, которая привела тебя сюда?

— Да. Она спасла меня.

— Хоть так, — царь вздохнул. Он подпер щеку рукой и взглянул в окно. Месяц поднимался все выше и выше, заливая мир светом. — Раньше ей на всех плевать было.

Аглая отхлебнула. Вкус был резким. Не такой компот бабушка варила из смородины.

— Это вино. Нравится? — царь налил себе, — Лучшее из моих погребов. Гости у нас редки, особенно такие.

— Какие такие? — в голове у Аглаи замутилось. Облик царя расплывался, словно под пеленой.

— Живые, — и царь рассмеялся. Он делал это так искренне, что Аглая улыбнулась.

— Последний раз к нам приходил Садко. Слышала о таком? Гениальный музыкант.

Аглая не знала, что такое гениальный. Она пригубила вина.

— Бабушка рассказывала про Садко. Только это сказка.

— И это сказка? — царь провел рукой по терему. — Не ожидал такого от ведьмы. Садко был одним из самых интересных людей. Он тонул, но одна твоя знакомая его спасла. Играл он чудесно. Вы бы сказали, что Садко продал душу дьяволу за свои гусли. Но на самом деле, он всегда был таким.