— Ну почему нелепица? Нормальный ход: из царского дворца похищена любимица императрицы — вполне реальная история.

— Так это же получится обман!

— Здесь Вы, Сергей Афанасьевич, пожалуй, правы: насчет любимицы императрицы, конечно, я загнула, но, в целом, тема нормальная.

— Это безумный обман, — Мальцев покраснел, веснушки почти слились с кожей. Он не знал, как объяснить Виктории Робертовне очевидное: обман вскроется, и тут уж небо с овчинку покажется. А Виктория Чучухина между тем увлеченно разворачивала перед ним подробный план действий:

— Не трусьте, Сергей Афанасьевич, как говорят презервативы, прорвемся!

Кто такие презервативы, Мальцев не знал, но это было и неважно. Кто бы они ни были: лихие разбойники или отважные бойцы — прорваться из той западни, куда загнала себя Виктория Робертовна, было невозможно, можно было только тихо и незаметно выползти. Требовать выкуп от царственных особ — это была афера, преступление, это было словами не выразить что… Но час спустя Сергей Афанасиевич Мальцев, содрогаясь от своего безрассудства, писал под диктовку составленный Викторией Чучухиной текст. Затем принес «Петербургские ведомости», откуда Виктория, вооружившись ножницами, вырезала буковки. А после Мальцев, ничего не понимая, варил клей и с изумлением наблюдал, как Виктория, прикусив губу от старания, клеит буквы на листок писчей бумаги.

Пасмурным октябрьским утром адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Афанасиевич Мальцев заступил на дежурство. В обшлаге его мундира было спрятано письмо, в котором предлагалось положить в условленное место условленную денежную сумму и взамен получить живую и невредимую шутиху-сказительницу Викторию. Конечно, нужно это письмецо сжечь и пепел развеять, поскольку в том, что денег никто не принесет, а выследят да на дыбе вздернут, Мальцев ни минуты не сомневался, однако обмануть Викторию он не мог. «Подкину это престранное письмо, а там будь что будет. Ежели пытать станут, на себя вину возьму», — принял отчаянное решение Сергей Афанасьевич.

Но едва Мальцев переступил порог дворца, то обнаружил, что никому дела не было до исчезновения Виктории Чучухиной. Лица придворных были подчеркнуто озабоченны, и скорбным полушепотом произносилось: «Государыне сызнова худо», «Отправили за пьявками», и на разные голоса повторялись имена Бирона и Остермана. Только что был подписан манифест, объявивший наследником престола шестинедельного Иоанна, но жизнь переменчива, как и воля Анны Иоанновны, и всех волновал вопрос, кто в конце концов окажется преемником огромной державы. Всё ещё может перемениться, и наследницей станет любимая племянница Анна Леопольдовна, а не её младенец-сын, а может, каким-то образом ухватит птицу-фортуну за хвост Бирон, или вдруг вопреки докторскому приговору, услыхав верноподданнические молитвы, явит чудо Господь, и матушка-государыня пойдет на поправку, а то ещё что позаковырестее преподнесет эта непредсказуемая жизнь?

Шёпотом пересказывались события предыдущих дней. Очень скоро Мальцев узнал, что скандала из-за сорванной помолвки не было, поскольку в ночь накануне бегства Виктории во дворце произошла жуткая и непонятная история. Часы пробили двенадцать, и в тронном зале появилась императрица в полном парадном облачении, со скипетром в руке. Прошествовав вдоль колонн, Ея Императорское Величество поднялась по ступеням и уселась на троне. Восседать в парадном зале без важного повода и уж тем более ночью было не в обычае самодержицы. Удивленные часовые разбудили вестью о присутствии царицы начальника караула и саму Анну Иоанновну. Она вошла в зал и, увидев своего двойника, лишилась чувств. Государыню перенесли в опочивальню и бережно уложили на кровать. Утром она поднялась, по обыкновению, рано, принялась, было, давать распоряжения, но вдруг побледнела и прошептала: «Она это была, она…». Императрица вновь легла, но ей стало настолько худо, что она не смогла уже больше подняться. Про готовящуюся помолвку было забыто: какие уж тут праздники!

Мальцев выслушал дворцовые новости, облегченно вздохнул и, порвав подметное письмо, бросил клочки в печь-голландку возле флигель-адъютантской комнаты. Дежурство было, как сказала бы Виктория Робертовна, «лайтовое» (очень Мальцеву нравилось про себя повторять занятные слова, слетевшие с прелестных уст придворной сказительницы), и когда молоденький паж прибежал с распоряжением Анны Леопольдовны срочно к ней явиться, Мальцев поспешил в покои принцессы. Сергей Афанасьевич постоял перед украшенными амурами дверьми, пару раз деликатно кашлянул — докладывать было некому — и постучался, но ему не ответили. Потоптавшись в дверях, Мальцев прошел сиреневый зал — никого, палевую гостиную — и здесь пусто. Впервые без спросу перешагнул адъютант лейб-гвардии Измайловского полка порог лазоревого будуара принцессы. Здесь царило нервное возбуждение. Анна Леопольдовна не лежала, по своему обыкновению, на диване, читая очередной французский роман, а быстрыми шагами мерила комнату по диагонали, бросая раздраженные взгляды на забившегося в угол дивана принца Антона. Юлиана раскладывала пасьянс, который никак не сходился. Две камеристки стояли у окон, пристально всматриваясь в осеннюю серость. Что там можно было увидеть?

— Ну, что Вы сидите, делайте же что-нибудь! — простонала Анна Леопольдовна.

Юлиана, пожав плечиками, продолжала раскладывать карты по бархату скатерти, а принц Антон забормотал:

— Тут можно токмо ждать. На всё воля Божья.

— Уж Вы могли бы и помолчать. Все равно ничего умного не скажите, — поджав губы, бросила принцу супруга, и тот ещё глубже вжался в диван.

— О, Сергей Афанасьевич, наконец-то! — принцесса заметила мнущегося в дверях Мальцева. — Нам срочно нужна Виктория!

Мальцев остолбенел: Как Анна Леопольдовна узнала, что Виктория прячется у него?

— Нам необходимо поговорить с нею, — подчеркнуто правильно выговаривая русские слова, вмешалась Юлиана, — она поможет нам заглянуть в будущее.

— Не могу знать, где она сейчас, — отрапортовал адъютант лейб-гвардии Измайловского полка: он не мог допустить, чтобы стало известно, где прячется Виктория Робертовна.

— Ну, так узнайте же поскорее, — почти выкрикнула Анна Леопольдовна. — Кому и знать, как не Вам. Вы друзья с Викторией, стало быть, должны знать, где Ваш друг.

Ничего особенного не сказала принцесса Анна, но Мальцев радостно улыбнулся. Он шёл по длинному коридору, про себя напевая: «Вы друзья, друзья, друзья, вы друзья, вы друзья…» Оказывается, всё просто — то тревожащее чувство, которое испытывал адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Мальцев к Виктории Робертовне, было растолковано. Легко объяснилась волнующая смесь, составленная из жалости к беспомощности и неприспособленности удивительной девицы, странно сочетающейся с уважением к её смелости и решительности. И ещё Виктория Робертовна ему чрезвычайно нравилась: Мальцев мог сколь угодно долго смотреть на прядь волос, убранную за ухо, на тонкие пальцы в постоянном движении, на смешно надутые губы. И вот всё Анна Леопольдовна разъяснила: «Вы друзья». Дело устраивалось как нельзя лучше — не надобно никому подбрасывать безумное письмо про похищение, не надобно влезать ни в какие авантюры. Он приведет Викторию Робертовну к принцессе Анне Леопольдовне, и та, добрейшая душа, поможет спрятать беглянку понадежнее, а когда императрица поправится, дай ей Бог долгих лет жизни, то и высочайшее прощение для Виктории Робертовны поможет добыть, а там можно будет и в Мещовский уезд поехать… Светлые мечты Мальцева прервались вопросом: «А что стряслось у Анны Леопольдовны? Неужто, так за здоровье тетушки переживает?»

Анна Леопольдовна действительно переживала за здоровье Анны Иоанновны, переживала за своих близких, к коим относила в первую очередь подругу Юлиану Менгден, её сестру Якобину, своих друзей, даже муж, вызывавший стойкое отвращение, тоже требовал защиты. О себе принцесса вообще не думала, а события между тем закручивались в воронку дикого смерча. По заранее составленному завещанию, преемником престола должен был стать двухмесячный Иоанн Антонович, а регентом при нем неожиданно определился Густав Бирон. Если Бирон получит власть, жизни Анне Леопольдовне во дворце не будет — к гадалке не ходи, у Виктории не спрашивай. Пыталась Анна Леопольдовна пасть к ногам тетушки, заклинать именем покойной матери, сестры императрицы Екатерины Иоанновны, но Бирон велел близко к больной никого из соперников не подпускать, и принцессу Брауншвейгскую, как последнюю камеристку, отогнали от дверей государевой опочивальни. Время сошло с ума: часы летели, минуты тянулись. «О, ежели бы сейчас был рядом граф Линар, он бы поддержал, защитил, помог и мудрым словом, и смелым поступком!» В минуты смятения, как, впрочем, и в минуты радости, Анна Леопольдовна обращалась к далекому возлюбленному. Она ежедневно в течение трех лет мысленно беседовала с ним, обсуждая все события своей несчастной, как ей верилось, жизни. Виктория Чучухина считала, что это была уже не любовь, а умопомешательство. «Идеальный мужчина не пьет, не курит и не существует», — иронизировала Виктория, но принцесса знала, это говорилось лишь потому, что Виктория не знакома с Карлом Линаром. Анна Леопольдовна верила в существование идеального мужчины, ведь Карл Мориц Линар был создан именно идеальным, благородным, смелым, красивым, словно сошедшим со страниц чудесного французского романа.