Затем следует: глас. Читаем слово Божие, молимся! Глас достигает престола Божьего! Радостной службой раскрываем небеса! Поем хвалебные песни… И лишь за ними, совсем под конец: деньги. — Еврею и монета потребна. Приходится кормить жену, детей… Следует платить учителю, раздавать милостыню… И так как мы в изгнаны, то и «смазочные» нужны! Пусть те меня не вспоминают, поменьше обо мне думают; заткнешь им глотку, — и они молчат, не пристают ко мне! Требуются деньги и на страстишки всякие!..

* * *

Вы думаете, что наш брат, не едущий на воды, не покупающей дорогой мебели, не заводящий звонков у дверей и зеркал в доме, вовсе лишен страстей? Ой-ой! все и ко мне забирается! Но, видите ли, я хитер. И не так легко поддаюсь. Пользуюсь им для себя! Постучится бес, я его впускаю. — «Что тебе, нечистый? Садись, выкладывай!» Он говорит. О чем? Уговаривает меня сшить новое платье! Я не отказываюсь. Наоборот, я весь к его услугам. Какое тебе платье угодно? Атласное? Шелковое? С удовольствием. И шью себе новый кафтан в честь субботы или праздника! Хочешь «красоты?» Хорошо, — покупаю брестский талес, юзефовский пояс… Он и оставляет в покое на время… Потом является снова. Что опять? Хорошего жилья? Пусть так! Строю кущу бревенчатую, обиваю ее коврами, увешиваю плодами Святой Земли… Через некоторое время бес приходит, нашептывает что-то о пище, я не прочь; есть и еда богоугодная: вино получше для освящения субботы, в праздник трюфели.

У вас — миснагидов, тот же молитвенник, с теми же словами, но вы читаете их в обратном порядке.

Начинаете вы со слова: «деньги».

Вам необходимы большие квартиры… На стене должен обязательно висеть портрет ребе Иехезкеля Пражского… Напускаете на себя таинственность, завешиваете окна, чтобы кто-либо не глянул не вовремя! И мебель подобающая нужна. И трюфели! Праздник, не праздник, — вещь вкусная, всегда вкусна! Кое-когда и на воды съездить не мешает…

Люб вам и почет, как в доме, так и на улице, и в синагоге. Сватов ищете поименитее и богаче себя… Чтоб опора была… А собираясь на тот свет и зная, что ваш портрет не заменит Иехезкеля Пражского, вы себя увековечиваете на иной лад: оставляете дом, или дело, в которое бы ваши наследники влезли по уши и света Божьего не взвидели… Но для всего этого надо стать богачом, и ваш «глас» об одном взывает, «деньги!..» Пусть небо вдруг разверзнется, о чем станете молить? Конечно — о деньгах!

Вам без трюфелей не обойтись. И вполне понятно: мы, хасиды, смотрим на пищу, как на манну небесную. Пудинг жирен, — хорошо; но я могу довольствоваться и куском сухого хлеба; захочу, — скажу, что это сладкий пирог. И он станет пирогом, я почувствую вкус мака в меде! Миснагидам же подавай все, как есть на деле, без прикрас, вы не мечтатели, а потому для вас главное, — деньги. А когда сутью жизни становится богатство, тогда, извините за резкость, ее удел — нищета… На столе — бархатная скатерть; но, садясь за стол, ее снимают и кладут дерюгу… Диван, кресла, стулья обиты шелком, но сверху полотняные чехлы… И вы сидите на полотне!.. И, простите, дверь во время обеда замыкается… Сказано, правда: «Всякий, кто хочет, пусть придет и ест», но это лишь затем, чтобы проповедникам было о чем мораль читать и притчи сказывать… Там, где плоть главенствует, нет места душе… Право, мы разные люди, господа… Почему вы опустили головы?

Я ведь предупреждал вас, что передаю чужие слова, сказанные к тому же в шутку… Различие между миснагидами и хасидами в самом деле гораздо более глубокое. Подымите глаза, господа! Я хочу вас с этим познакомить. Слушайте!

Тора, как вы знаете, подобна воде. Она — чистая вода, прозрачная, живая вода!

Но, если она — вода, что остается делать миснагиду?

Он плавает! По поверхности… Как-никак, а удовольствие опасное, ведь море бездонно.

Но придумали средство. Привязывают к подмышкам пузыри: «Шулхан-Арух», «Хаей Одом», и, лежа на спине, плавают… Появляется рябь: загадочное толкование Раши, удачное место у других комментаторов… Вы довольны… Качаетесь на волнах и закрываете глаза от восторга…. Восхищаетесь серебряной пеной…

Другой, посмелее, берется за «Эйн-Яков», за «Мишну», этот уж без пузырей плавает. Но голову замочить боится, держится поближе к берегу! Рисковать жизнью и ему не охота!

Совсем ученый миснагид, тот плывет гигантскими шагами, иногда дерзает опуститься на дно, и, пока хватает духу, ищет в глубине, добудет разноцветный коралл, а то и жемчужину!

А миснагид — гений? Тот смело бросается в воду, кувыркается в волнах. Что же, он не более, как фокусник!

Я не хочу преуменьшать ничьих заслуг… Да и как мне это делать? Когда сам Господь не хочет этого? В Его Торе сказано: «подобна воде» — значит: можно плавать! Но если ваша стихия — вода, то вы — рыбы, холодные рыбы!

А как быть с «терновым кустом, горящим в огне»?

Ведь Тора уподоблена также огню, и есть: «огонь, пожирающий огонь»… Еще более сильный. Такова наша Тора!.. Наша Тора горит… Наша Тора светит… Наша Тора…

Но я хочу вам попроще объяснить…

Хочу, чтобы вы познали, в чем суть «нашей» Торы…

Цадик, праведник читает слово Божие. С первого взгляда кажется: зачем оно? Ведь каждый может взять книгу и читать.

Но это не то! — Погодите, ручаюсь, что вы меня поймете…

Писано: «Ибо благостыня свеча, а Слово Божие — свет»…

Да… Благодеяние — свеча, но свеча не светит, пока ее не зажгут… У человека свечной завод, пуды свеч на склад, он однако может бродить в потемках! Слово Божие — самосвет, а благодеянию нужно чувство и постижение тайного смысла его…

Благодеяние без чувства — мертво… труп…

Руки подали милостыню, уста произнесли хвалу Господу, ноги вели в дом молитвы, но душа в этом не участвовала… Чувства не доставало! Не зажгли свеч!

А нет света, нет и радости…

И люди творят добрые дела, а ходят печальные, с грустными лицами, мрачными глазами, вздыхают, стонут…

Нет радости в благодати!

Да и как радоваться мертворожденному сыну!

Много доброго делаете, но печать печали на вас!..

Милостыню даете — из жалости… «Получи и уходи с глаз долой!» Лишь бы поскорее избавиться от нищего… На дом посылаете свою лепту, чтобы горемычного лица не видать… Вы ежедневно читаете страницу Талмуда — закон велит! Это повинность, которую следует отбыть. Своего рода каторга! В праздник у вас готовят мясное, рыбное, сладкое… Но мечтаете вы о том, чтобы праздник скорее кончился… Радуетесь звездочкам на исходе субботы! Ждете их, как Мессию! Довольны, когда наступает последний день Пасхи и можно выпить пива! И, не будь вам в обиду сказано, если вы в праздник кущей молитесь о дожде, то лишь затем, чтобы кушать в доме, а не в куще!

Радости нет в вас! Потому, что вы все плотски делаете, без души… Потому, что ваша благостыня — тепло бесчувственное, незажженная свеча!

Конечно… Не всякий удостаивается совершать яркие, живые благодеяния… И «невежа не может быть праведником». Без слова Божия — «света», без Торы, подобной огню, нельзя быть праведником… И поэтому не все хасиды держат зажженные светильники…

И собираются-таки к цадику холодные души, мерзлые души, евреи со свечами за пазухой, но без огня в глазах… Приходят грустные, печальные… И обращаются к цадику, обращаются за исправлением, за светом… И цадик, заметив это, начинает читать Божие слово… И читает слово, подобное огню… Горящую тору, зажигающую светильники… Благодеяния, совершенные без чувства и смысла, их получают… Они загораются и начинают светить… Мертвецы воскресают, обретают пламенно-яркие души, ангельские лики.

И становится светло, и является радость, веселие, восторг, любовь, братство, единение…

Все озарено сиянием!..

Чего добился цадик?

Он «огнем, посеянным ради праведников» зажег еврейские свечи!.. А когда все горят? — Сами ведь понимаете, что, как следствие этого, возникает радость, веселье, рождается восторг радения, затем — тяготение к Божеству, затем…

Впрочем, это уже не про вас… С вас довольно одной радости, радости о благом деле, радости о празднике…