В 1889 г. Перец оставляет адвокатуру и переезжает в Варшаву. Там он устраивается делопроизводителем в городскую еврейскую общину. Он остается — для заработка — на этом посту до смерти, но с этого момента его жизнь всецело посвящена литературе. Уже через десять лет Перец среди признанных вождей молодой еврейской литературы. Еще через десять лет его начинают переводить на европейские языки, в том числе и на русский. В последние 25 лет свой жизни Перец очень много пишет, причем не только на идише, но также на иврите и на польском. Его вклад в становление еврейской художественной прозы, критики, публицистики, поэзии (в том числе для детей) и драматургии не возможно переоценить.

Перец находился в постоянном творческом и идейном поиске. Поражает стремительность проделанной им художественной эволюции. В начале 1890-х гг. творческий метод Переца — натурализм. Его рассказы — страшная картина жизни еврейской бедноты, жизни людей не просто нищих, но нищих духом. В конце десятилетия в творчестве Переца происходит перелом. Писатель взыскует героического идеала, который можно было бы противопоставить житейской мерзости, и обретает этот идеал в фольклоре, прежде всего хасидском фольклоре.

Хасидизм — мистическое движение в иудаизме, возникшее во второй половине XVIII в. Важнейшая его особенность — существование цадиков, духовных лидеров, в идеализированном образе которых Перец нашел свой положительный идеал. Для писателей еврейского просвещения хасиды и их цадики были главной мишенью, именно в хасидах просветители видели носителей всех суеверий и нелепостей «непросвещенной» еврейской массы. Перец заново открыл хасидизм как сокровищницу духа, и тем самым основал так называемое «неохасидское» движение в еврейской литературе (причем не только на идише), дань которому в своем творчестве отдали и Ан-ский, и Бубер, и Башевис-Зингер, и Эли Визель.

Обращение к хасидскому фольклору было возможно для Переца (человека вовсе неортодоксального) именно в силу его литературного «европеизма». В своих хасидских рассказах и в фольклорных стилизациях Перец впервые порвал с преобладавшими в еврейской литературе реалистическими традициями и стал «отцом» модернизма в еврейской литературе.

В 1900 г. Перец издал «Хасидские рассказы», в 1904 г. — «Народные предания». Именно эти два сборника стали вершиной его прозы. Они же были включены в четырехтомник Переца в переводах на русский язык, изданный в 1909-14 гг. С тех пор по-русски переиздавались лишь немногие из этих рассказов.

Лучше поздно, чем никогда: уже прочитав и Бубера, и Визеля, и Башевиса, русский читатель сможет теперь вернуться к истокам этой литературной традиции.

Валерий Дымшиц

Хасидские рассказы

Он,

благословенна память его,

и его приближенные

Его образ жизни

1

ы спрашиваете о его образе жизни? Вы, пожалуй, не поверите, если я скажу, что его поведение напоминало самого обыкновенного набожного еврея, поражало своей простотой.

А по-моему, в этой простоте сказывается наивысшая сила.

Во всяком деле таится свое искушение. Мы знаем, что чем выше дерево, тем длиннее его тень; точно так же: чем крупнее человек, тем сильнее его бес. Какое искушение угрожает цадику?

Желание ежесубботно раскрывать перед народом новые тайны Премудрости; чтоб ангелы ежедневно носились над головами! Чтоб злые духи, им изгнанные, пресмыкались, посрамленные, у его ног! Чтоб бездетные и брошенные мужьями женщины трепетно ждали его благословения!

Ничего подобного не было у нас.

Многие по этой причине приезжали и уезжали ни с чем. Простоту разгадать не всяк мастер.

Но, по милости Господней, я не оказался в их числе. Я понял его, и точно свет взошел мне в темную ночь.

2

Мирская поговорка гласит: «Куда дед с посошком, туда юнец с палочкой». И подлинно. К какому цадику направляется молодой человек? Куда отец или тесть ездил. Если оба к одному ездят, — тем лучше, и сомнений нет, что путь хорош.

Совсем иное было у меня. Мой отец, хоть и не был миснагидом и в святости цадиков не сомневался, но, принадлежа к духовному сословию (он был синагогальным служкой), к ребе не ездил, а занимался личным изучением слова Божия. Тесть, да будет он просителем за нас, был отъявленным миснагидом. Конечно, выражать явно свои чувства он не дерзал, хасидов уже в то время немного побаивались, но я знаю, что всякий хасидский обычай забирал его за живое.

Все это не помешало мне однако прийти к противоположному решению.

Еще будучи юнцом, (я всего двух детишек тогда имел), я увидел, что спасаться своими личными силами нет возможности! Всякому еврею отдельно, на свой страх, бороться с дьяволом, без строя и без командиров, весьма опасно.

И правда ведь! Дьявол подстерегает на каждом шагу, сеть расставлена, человеку, погрязшему и охваченному мирскими заботами, и оглянуться некогда, — кто же победит?

Поэтому и в Талмуде сказано: «Избери себе учителя»; «Назначим главу себе», сказано в другом месте. «Бедные овечки, — означают эти слова, — ищите себе пастыря, дабы не блуждать вам по горам и долам, чтобы злые звери вас не похитили».

И постепенно мне становилось все яснее, что надо ездить к цадику. Моя супруга, правда, не была довольна этим моим решением: лишние расходы, а работницей в доме ведь она является, — но кто станет слушаться в таких делах женщины!..

3

Твердо решив, что следует ездить, я стал думать: куда?

Цадиков, не сглазить бы, много. Но разве все они истинные праведники?

Не верится как-то: слишком хорошо было бы.

Мессия давно бы пришел тогда; гонения уж во всяком случае прекратились бы.

Гонения же с каждым днем усиливаются, об исходе заговорили совсем неверующие, явный знак, что не все обстоит благополучно.

Иной скажет, ведь едет к цадикам столько евреев, и ученые бывают, и благочестивые, и богачи — мирские люди. Как же никто из них не замечает, где правда, где кривда?

Неверующий на это просто ответит: Все цадики одним лыком шиты, комедию ломают, а хасиды — стадо баранов, что дают себя стричь всякому обманщику. Не раз приходилось слышать такие речи.

Мы однако знаем, что любой хасид заткнет за пояс десяток таких брехунов.

Так в чем же дело, спросите.

Дело в следующем:

Скончается какой-нибудь цадик, истинный праведник и молитвенник. Оставляет по себе сына. Сын — не сквернавец какой, молится усердно, держится чисто, Божьим Словом занимается, — народ начинает ездить к сыну. Люди привыкли к дому, к гостинице, к городу, весь обиход знают, а привычка — вторая натура. К тому же надеются на родительское радение, заслуги его отца и деда перед Господом.

Новый цадик не виноват. Как о нем судят в небе, ему неведомо.

Слышит, народ сзади кричит; «Свят, свят, свят!» — и сам верит.

Большой беды от этого не бывает. Как бы то ни было, а по его милости евреи отрывается от дома, от плотского, греховного ада, и попадает в другой мир; вместо дум о хлебе, о плоти — общая молитва, а она творит чудеса. Иногда случается, что от службы по «долгу» переходят к службе по «любви»; молитвами ли предков цадика, молитвами ли общины еврейской, но цадик становится истинным заступником и пастырем своего стада.

Но мне-то зачем головой рисковать?

Я решил поэтому попытаться; съезжу, думаю, в одно место, другое, где-либо да и прилеплюсь душою.

Я, признаться, не велик ученый, тем паче не каббалист, но — «Господь — страж глупцов», — сказано, не следует терять надежду.