– Как это?

– На камнях, на земле, на деревьях. Иконостасы у них везде, в природе… Мне так говорили…

– Бабушка?

– Бабушка.

– Что еще говорила?

– Дак они в церковь ходили, но в свою… держались своей веры. У каждого свой мирок… Ну, жили они в своем.

– А посты?

– Посты свои. Не христианские, да. И праздники у них другие. Не знаю какие, но не наши… А крестились они как-то странно. Когтем, кажись…

– Это как – когтем?

– Ну, так… – Она подняла руку и изобразила полусогнутыми пальцами букву «С». Так дети показывают звериную лапу.

– А монахи у них были?

– Монахи? Не знаю про это ничего.

Она покачивала седой головой, вспоминая. Я не мешал вопросами.

– В темное всегда одевались, да… Ножами не пользовались, не знаю почему… И хоронили друг друга странно. Заворачивали целиком, кроме лица, кулек с человеком такой, и камнями закидывали… По ночам хоронили, без гроба…

– Чернокнижники?

– Да откуда мне знать. Но книжки у них черные были, да, с картинками… Бабушка казала… А на картинках в смоле люди горят… этого души, наверное… и вот языки… языки к ним черные тянутся… – Она резко вскинула голову и широко раскрыла глаза, словно призывая испугаться.

– А где они жили?

– Отдельно жили. Дом стоял. Или два… По ночам выходили. Ток так. Вера своя, скрытая… А когда мама моя подросла, их уж не было… не помнила мама их… Убежали они от людей, в глуши, в землянках поселились, под землей… А потом сожгли себя. И все.

– Как сожгли?

– Закрылись в землянках, сеном обложились и сгорели.

– Зачем?

– Не знаю… Мож, за ними волк пришел…

– Какой волк?

– С гривой. Большой волк с гривой. Они его боялись… или навыворот, не знаю… – Она передернула острыми плечами.

В доме ощущалось нечто странное. Я нервничал без видимой причины и посматривал на дверь, вернее, на проем без двери, справа от которого был муравейник.

– А вы не знаете, может, про них, про староверов этих, где-то писали? В газетах, книгах?

– Нигде об этом не писали… Мож, вы напишете. – Старушка тяжело поднялась и поковыляла к муравейнику. – Чтоб другие узнали. Чтоб больше их стало.

– Кого?

– Ну, веры этой… Вернулись ведь…. И молодые. И старые. Там всякие у них. Молятся где попало. В парке, кажись, молятся, на улице.

– Это вы про сейчас говорите?

– Про сейчас, прально, прально. – Она достала из кармана кусок подсохшего белого хлеба и стала крошить над гнездом.

– Откуда знаете?

– Чувство какое-то было… наверное, так… А потом и Сережа сказал, родственник мой, племянницы муж, он с ними вот… и вот ходит в эти места, молится. Говорит, много их уже в городе.

– Мест или верующих?

– Не знаю. И сих и сих, наверное… Один раз сюда приходил с другими. Молились.

– Сергей?

– Да.

– А где он сейчас?

– Занят очень. Редко бывает.

– Это его, Сергея, краска? Баллончики в коридоре.

– Его. Да.

– Вы сказали, что они молились? Как?

– Да как… Слово повторяли какое-то…

– Не вспомните?

– Да это… на золу похоже… зола… золе…

Дома прокрутил запись, делая пометки в блокноте. Создал вордовский файл, прослушал запись еще раз, застенографировал, кинул диктофон в ящик стола и перечитал набранное. Дело не шло. Я не знал, как структурировать и оформить хаос беседы. Сплошные обрывки и недомолвки. «Не знаю» да «кажись». Уточняйте у бабушки… вернее, у бабушки бабушки…

Зачем админу статья про «кулугуров [21]»? Какая в ней актуальность для регионального портала, на котором больше всего просмотров собирают новости о ДТП, отключении электричества и линчевании собачников? Ну староверы… Кого только из раскольников не повыходило. От трех соборов отлучили, так свой создали. Разве что в рубрику «История города»…

И почему отправил меня, а не штатника? (Может, нет никаких штатников, раз скупают в портал любой информационный хлам, а сам владелец с фотоаппаратом по городу рыскает?)

Зола… золе…

Ззолет.

Промучившись за ноутбуком до утра, я придумал, как быть со статьей. Отоспался и за два часа настучал текст о ззолетцах, нововерах-староверах, поклоняющихся слову, Богу, городу. Статья-домысел. Статья-компиляция. Я не видел на улицах ни одного ззолетца (разве что себя), не замечал людей, которые, замерев у помеченных надписями заборов и почтовых ящиков, шепчут что-то двусложное. Я смешал рассказ старушки с вымыслом (ввел фантдопущение) и добавил снимков по вкусу. Отправил материал админу и вдруг задумался. Появилась странная уверенность, что именно такой статьи от меня и ждали. «Чувство какое-то было», как сказала хозяйка муравейника.

Оплата пришла почти сразу. И она полностью меня устроила: двойной тариф от обещанного и слова благодарности. Будто я сделал что-то выдающееся, а не дал волю фантазии.

Статья появилась на сайте в тот же день. В рубрике «Новости города».

В который раз пожалев, что не использую псевдоним, я полез в комментарии, чего обычно не делаю – люди злые и пачкают своей злобой все вокруг.

Маша_гость: Вечность Ззолету!

Верный муж: Однажды я соблазнил монашку, молодую, конечно, и скромную, но любовь взяла свое, она стала моей женой, чего и вам желаю…

Или_гость: стать вашей женой?

Верный муж: Любви желаю!

Dijw: С праздником ВСЕХ! Ззолет Воскресе!!! Как хорошо, что жив еще дух длинновласый в наших краях…

Неизвестно_кто: Наконец-то что-то реальное – не Макаронный Монстр или Красный Зуб. Спасибо.

Виктория_55: Подскажите, где в парке будут проходить утренние почитания?

Собака_гость: хорошие камни! хорошие стены!

FF_гость: Автор, спасибо за статью! Буду ждать похожих материалов.

И ни одного выпада, измывательства, насмешки (возгласы типа «Слава Ззолету!» почему-то казались искренними, не могу это объяснить). Где обвинения в непрофессионализме и сермяжном языке? Под какие мосты попрятались все тролли? Похоже, админ чистил комментарии.

Самую малость окрыленный «возвращением в журналистику», я решил продолжить цикл «Улицы города». Да и вообще встряхнуться. Сделал в квартире влажную уборку – давно просилась – и выполз на улицу, чтобы побаловать себя ресторанной едой. Заглянул в новое заведение в стекляшке бизнес-центра. Долго листал меню, обманывая себя, что выбираю между марсельским супом и утиной ножкой с грушей, в итоге заказал бизнес-ланчевские мясные оладьи и картошку-фри. Сгладил неловкость бокалом разливного чешского.

После обеда перебрался на автобусе через реку и прогулялся по юго-западному микрорайону. Приметил короткую улицу, чтобы не сильно пыхтеть со снимками и отчетом. Начать с малого.

Прошелся, фотографируя фасады, выбирая интересные кадры. Огромные цифры – номера домов – на торцах панельных многоэтажек. Добитые детские площадки в просветах дворов. Обскубанные бензопилами тополя: было дерево, стал высокий пень – фокус-покус от коммунальщиков.

Улица уперлась в заброшенную промзону. Растрескавшиеся, вспученные бетонные стены; битый кирпич; горы мусора и голые серые кусты. Я позаглядывал в дыры в стенах, увидел сквозь ржавые прутья надпись «Ззолет» на трансформаторном щитке – и щелкнул.

Двинулся вглубь бывших советских заводских мощностей. Мимо бетонных ячеистых стендов – доска почета, на которой давным-давно красовались лучшие сотрудники, а теперь пестрели какие-то рекламки, мимо обрубка цехового строения из красного кирпича, где, судя по вывеске, торговали строительным крепежом; скорее всего, оптом – кто забредет в такое место ради жмени гвоздей?

Я заснял дюжину «Ззолетов», почти машинально – не собирался писать новую статью.

Заросшие травой ступени спускались в подвальный мрак. Я остановился у верхней ступени, прислушался. Внизу кто-то завозился, испугав меня. Большая фигура подалась вперед, продавила тьму контуром, замерла. Я присел и прищурился, хотя, если честно, не хотел видеть подробности. Мысленно просил подвального обитателя остаться за гранью света. Пахло мокрой псиной. Из темноты доносилось тяжелое сопение. Мы присматривались друг к другу, а потом отступили. Каждый в свой мир.