В некоторых местах разводят такие промышленные культуры, как табак и хлопок (особенно в Суфе и в Туате).

Бичом для Сахары является нашествие саранчи, причем, по наблюдениям, появление этих насекомых происходит циклами, каждые восемь лет.

Большой ущерб причиняют птицы, особенно продовольственным культурам. Постоянные опустошения наносят также крысы и муравьи.

Немало в Сахаре и других врагов сельскохозяйственных культур, хотя эта область самая засушливая во всем мире. До сих пор практически ничего не было сделано для исправления подобного положения; с одной стороны, неизвестны предупредительные или репрессивные меры, а с другой — никто не заботится о введении более стойких видов сельскохозяйственных культур.

Упомянем, наконец, байюд — чрезвычайно опасную болезнь. Она представляет собой угрозу как для финиковых пальм, так и для всего сахарского сельского хозяйства. Байюд — это physariose пальмы. Около века назад эта болезнь втервые появилась в Марокко, где она уничтожила свыше 5 млн. пальм, тем самым полностью вычеркнув Марокко из списка стран — экспортеров фиников. С тех пор она медленно, но верно проникает в Алжирскую Сахару, а за последнее десятилетие этот прогресс ускорился в результате развития транспортных средств. Недавно байюд обнаружили уже в Метлили, рядом с зоной разведения пальм деглет-нур, оказавшихся наиболее восприимчивыми к этой болезни, против которой до сих пор не найдено никаких действенных средств. Если так будет продолжаться, это угрожает гибелью почти всей сельскохозяйственной продукции сахарских областей.

Если в Алжирской Сахаре существует место, полностью отвечающее манящему и несколько романтическому образу пустыни — как ее представляют себе туристы, — то эта, конечно, Суф. Никто из побывавших здесь не может избавиться от того волшебного впечатления, которое остается от огромного моря песка, простирающегося от Туггурта до тунисской границы. Среди этих гигантских золотых волн рассыпаны зерна оазисов, образующих настоящий архипелаг. Самый крупный живописный из них — Эль-Уэд, выделяющийся единственной в своем роде сахарской архитектурой. Крыши всех его построек имеют форму купола, и если посмотреть на город с высокой дюны, можно подумать, будто он построен из тысяч перевернутых яичных скорлупок.

Шум и оживление большого базара, располагающегося каждое утро на площади перед мечетью, не в силах нарушить — в отличие от всех других оазисов библейского и несколько таинственного покоя Эль-Уэда. Песок, тонким войлоком покрывающий все извилистые улочки, заглушает даже постукивание копыт ослов, безраздельных хозяев городского движения.

Чтобы насладиться свежестью пальмовых рощ, нужно только спуститься в огромную естественную впадину, в центре которой неутомимые и предусмотрительные жители несколько веков назад вырыли воронки, высадили рощицы деревьев, с трудом защищаемые от вечного нашествия песков. Таким образом, корни пальм непосредственно питаются подпочвенной водой. В качестве вознаграждения за эту тяжелую работу деревья приносят ежегодно по 40 кг фиников.

Их существование находится под постоянной угрозой, и, охраняя его, люди каждую ночь поднимают на своей спине со дна воронки корзины с песком. Это шествие ночных теней, освещаемое светом пальмовых факелов, придает фантастичность столь необычной и тяжелой работе.

Пальмовые рощи в Суфе принадлежат примерно 15 тыс. представителям древних племен ребайя, ведущим полукочевой образ жизни: полгода они обрабатывают их, а другие полгода кочуют со своими стадами по всему восточному по всему Восточному Эргу. Эти кочевники Сахары, некогда совершавшие героические деяния, упорно — продолжают скитаться по песчаному морю и не хотят перейти к оседлому образу жизни и выращивать новые огородные культуры, чтобы поднять свой жизненный уровень.

Их общественная организация — более прочная, чем у других племен Суфа — покоится прежде всего на кровных узах. Эта патриархальная система прослеживается на различных уровнях. Основной ячейкой является, разумеется, домохозяйство — «палатка». Она включает от шести до восьми человек, причем нередко вместе живут три поколения. Патриархальная семья объединяет определенное число домохозяйств, мужчины которых связаны родственными узами. Осенью эта семья располагается на стоянку в одном поселке, где оставляет на хранение запасы продовольствия и иногда живет продолжительное время.

Племя (арш) — более крупная единица, нежели патриархальная семья, но, по сути дела, оно носит тот же самый характер.

Племена ребайя также обнаруживают патриархальные черты. Они пользуются одним знаком для клеймения верблюдов, с некоторыми изменениями для каждого племени отдельно. 14 племен ребайя претендуют на общее происхождение, хотя на самом деле тесные генеалогические связи объединяют лишь некоторые из них.

Прочность племенной организации нередко обуславливается браками между близкими родственниками, т. е. патриархальной эндогамией. Другая особенность союза племен ребайя состоит в том, что их общественная жизнь продолжает подчиняться законам обычного, а не канонического права, как принято у всех оседлых племен. Поэтому вождь ребайя имеет весьма обширные полномочия и носит почетный титул шейх ал-Орф (знаток обычаев).

Кроме того, ребайя относятся к числу тех алжирских кочевников, которые в большей степени, чем остальные, оказались на обочине современного мира, точно так же как племена регейбат в Западной Сахаре. До получения независимости ничто не нарушало установившийся порядок их кочевой жизни и архаического общества.

Поскольку они остались в стороне от большой транссахарской торговли, то жизненный минимум им обеспечивает скотоводческое хозяйство и несколько пальмовых рощ. Вот почему еще и сегодня, несмотря на усилия алжирских властей повысить их жизненный уровень, т. е. привлечь к земледелию и к торговле, ребайя не участвуют в жизни Суфа. Тем не менее политические перемены все-таки коснулись и их, особенно на севере, где опустошения, произведенные войной, отразились, в частности, на поголовье скота и на пастбищах.

Здесь были созданы коммуны, охватывающие как кочевое население, так и жителей деревень; ребайя имеют своих представителей в муниципальных советах.

Некоторые из молодых ребайя жизни пастуха-кочевника предпочитают работу по найму. Небольшими группами они появляются в центрах, где ведутся какие-либо строительные или промышленные работы. Так, около сотни ребайя работают на нефтяных предприятиях; другие трудятся на стройках, проводимых в рамках общественных работ алжирским государством и Сахарской службой освоения земель. И первый признак подобного соприкосновения с нашим веком проявляется у кочевников Суфа в виде тех же новшеств, что и в других местах: в палатки, куда до сих пор доступ техническому прогрессу был закрыт, появляется транзисторный приемник.

Самые древние постройки в Сахаре — дома в ксурах, укрепленных поселках, где происходил симбиоз жителей оазисов с кочевниками. Они вырастали вдоль караванных дорог в самых плодородных долинах, образуя нечто вроде островов или архипелагов посреди пустыни, и поэтому служили перевалочными пунктами для погонщиков верблюдов и проводников караванов, которые здесь отдыхали и запасались продовольствием; здесь же находились склады, где кочевники всей округи хранили свои запасы, и сюда же все съезжались на базар. Земледельцы, торговцы, ремесленники давали этим городам жизнь, которая, кстати, была превосходно налажена. Кроме того, такие города играли важную религиозную роль.

Являясь желанной добычей для врагов, городам приходилось укрываться от них за укреплениями; последние хотя и выполняли свою роль, однако имели тот недостаток, что ограничивали дальнейшее увеличение селения. Поэтому в ксурах дома нависают друг над другом подобно черепице, занимая, таким образом очень небольшую площадь. Нередко вторые этажи домов соединяются над улочкой, на которой едва могут разойтись два человека.