Алексей виновато опустил голову и стал оправдываться:

– Он сам пришел в гальюн и спросил, что я там делаю, я доложил, что отрабатываю ваше наказание. Вообще он оправдываться не любил. Отец учил его, что кто оправдывается – тот виноват.

– Не наказание, а мое предложение привести гальюн в порядок отрабатываете.

– Что-что? Это не наказание? – не понял Алексей.

– Да, я вас официально не наказывал, а предложил вам для совершенствования навыков в свободное время привести гальюн в порядок.

На глазах Алексея выступили слезы. Он не понимал, как это отправили в гальюн, но не приказали, не наказали, а всего лишь предложили. А предложение можно не выполнять, если не хочется? Или надо все же выполнять?

В голове Алексея все перепуталось.

– Ладно, пойдем в старшинскую! – сказал старшина, – только старшине роты доложишь, что сам пошел в гальюн наводить порядок, по собственной инициативе. Понял?

– Так точно, товарищ старшина 2 статьи! Понял, что сам по собственной инициативе пошел в гальюн наводить порядок!

– Пойдем! – скомандовал Бочкарев и пошел вперед.

Алексей под усмешки других курсантов отправился вслед за ним.

– Что делал курсант Морозов в гальюне во внеприборочное время? – спросил старшина роты Бочкарева.

– Не знаю! – ответил Бочкарев, – как он мне доложил сейчас, то ему вдруг захотелось привести гальюн в порядок. Грязно говорит там. Я не препятствовал. Зачем отбивать у курсантов такую хорошую инициативу?

Старшина посмотрел на Морозова и спросил:

– Это так, товарищ курсант?

– Так точно, товарищ мичман! – ответил Алексей, опуская глаза, – я сам по своей воле пошел наводить порядок. Мне было неприятно, что в гальюне грязно.

– Тогда что вы мне рассказывали о наказании вас старшиной Бочкаревым?

– Он неправильно понял! – влез в объяснение Бочкарев, – я просто сказал, что в гальюне непорядок, грязно, а он и рад выполнить мои мысли. Исполнительный курсант очень. Сразу побежал наводить порядок.

Мичман сжал губы, но ничего не сказал, а только усмехнулся. Потом он внимательно посмотрел в лицо улыбающемуся Бочкареву, вздохнул, посмотрел на опустившего взгляд в пол курсанта Морозова и развел руками.

– Ну, сам, так сам! Хорошее, правильное решение. Приборку хорошо сделали. Курсант Морозов! Объявляю вам благодарность за отличную приборку!

Алексей не понял решение мичмана, но на всякий случай сказал положенные слова «Служу Советскому Союзу».

– Идите! – скомандовал старшина, – а вы, Бочкарев, останьтесь!

Морозов вышел за дверь, но не ушел, а стал слушать громкие голоса, раздававшиеся из старшинской через неплотно закрытую дверь.

– Славик! Ты что, совсем одурел, так придираться к курсантам? Это же будущий офицер. А ты с ним, как в сухопутной казарме. Еще заставь длину казармы мерить спичками. А тут еще, оказывается, что это курсант сам по собственному желанию приборку делать пошел не на свой объект приборки. Это вообще к чему? Ты хотя бы понимаешь, что происходит?

– Не военный он человек, Володя! – ответил Бочкарев своему однокашнику по учебе, – пусть лучше уйдет по собственному желанию из системы (система – военно-морское училище на сленге курсантов). Флоту только лучше станет. А я ему помогу. Какой это офицер? Ты посмотри на него – птенец желторотый.

– Славик, тебя зачем поставили командовать отделением? Чтобы ты решал кадровые вопросы и решал кому быть офицеров, а кому нет или передавал свой неоценимый службы опыт курсантам?

– Были бы курсанты, а то сосунки эти десятиклассники! Понимаешь? От маминой соски только оторвали, еще молоко на губах не обсохло! – процедил со злостью Бочкарев. – Вспомни, как мы с тобой, прежде, чем сесть за парты в системе, еще три года на лодках служили.

– Так ты чего, на нем решил отыграться за свои бесцельно прожитые годы? Потому, что ты служил три года, а он не служит, а пришел прямо из-за классной парты? – с какой-то иронией сказал старшина, – а мне этот курсант нравится. У него есть характер. Он не выдал тебя. Ты же приказал ему? А он не сказал. Это дорого стоит!

Алексей больше слушать не стал и ушел из ротного помещения подальше от своего старшины.

– Морозов! Иди гальюн драить! – передразнил старшину Бочкарева встретившийся ему на трапе курсант из его отделения Богданов, который любил подразнить Морозова.

Но Алексей старался на его подколки не отвечать и прошел мимо.

Курсанты его отделения видели отношение старшины Бочкарева к Морозову и многим это даже нравилось и они, подражая старшине, так же подкалывали Морозова. А он знал, что плакать нельзя, драться тоже – отчислят. Надо терпеть, если он хочет остаться курсантом. Он хотел учиться и закончить училище.

Вечером, после вечерней проверки, он подошел к Бочкареву и доложил, что после отбоя пойдет приводить гальюн в порядок, как сказал старшина роты.

– Можешь не ходить, – хмуро сказал Бочкарев, – наказания нет. Горлов тебе уже благодарность за усердие объявил!

– Мне старшина роты, мичман Горлов, приказал доделать работу в гальюне после отбоя! – приняв строевую стойку, доложил Морозов.

– Можете ложиться спать, – каким-то усталым голосом сказал Бочкарев.

– Разрешите обратиться лично к нему, чтобы потом не было непоняток и меня не наказали?

– Не разрешаю! – сказал Бочкарев, сидя на своей койке и снимая длинные синие носки.

– Тогда разрешите идти работать в гальюн? – продолжал настаивать Морозов с каким-то вызовом, глядя в глаза Бочкареву.

– Да делай, что хочешь! – махнул рукой Бочкарев, – раз уж так тебе не по нраву состояние гальюна и спать не хочется – иди работай! Надоели вы мне все! – и, накинув одеяло, отвернулся к стенке.

– Есть! – с какой-то злостью выговорил Морозов и, повернувшись, направился в гальюн.

За его спиной раздался смех Богданова.

В гальюне к нему подошел курсант Николай Глаголев из его же отделения.

– Ну что, будем убирать? Тебе десять дучек и мне десять дучек, потом поделим писсуары.

– А ты зачем? – удивился Морозов, – иди спи! Это я должен навести порядок.

– А мне тоже не нравится, когда гальюн не в порядке! – улыбнулся Николай, – и потом я тоже хочу получить благодарность от старшины роты. А то только тебе благодарности. Я сейчас принесу гитару, мы надраим все, а потом тихонько попоем.

В гальюн заглянул дежурный по роте – старшина из другого отделения, другого взвода.

– А вы чего тут делаете?

– Мы? – усмехнулся Глаголев, – наводим порядок!

– Вот и отлично! Мои дневальные хотя бы поспят! – обрадовался старшина и закрыл дверь.

Морозов посмотрел на Глаголева, и они дружно рассмеялись.

Глаголев сбегал за гитарой, когда вернулся, то с ним пришли еще два курсанта с их отделения. Дружно вчетвером они быстро убрали весь гальюн, а потом еще посидели и попели курсантские песни.

«Весь выпит спирт, команда спит, а лодка кренится и погружается» – пели они.

Услышав пение, их выгнал спать дежурный по роте.

Алексей лежал в койке и ему не спалось, он был благодарен свои товарищам по отделению, пришедшим к нему на помощь. Конечно, он один бы тоже справился, не так быстро, но вместе было веселее. Наверное, это и называется настоящей флотской дружбой.

Шлюпочные гонки – один из любимых традиционных видов спорта военных моряков, хотя, молодому курсанту ВВМУ казалось, что по интеллекту они приближаются, видимо, только к перетягиванию каната. Но, жизнь показала, что это не совсем так.

Неоднократно Леша Морозов наблюдал шлюпочные гонки в частях, где служил его отец, когда в день ВМФ на старт выходило около десятка шлюпок. Командиром одной из них был непременно его папа. Сколько раз его шлюпка приходила первой, он не помнил. Помнил, что отец любил показывать Леше призы, завоеванные на шлюпочных гонках в Палдиски, Таллинне, Балдерая, Свиноустье в разные годы.