— Твои кексики мне понравились больше.

Котикова разулыбалась.

— А папа сказал, что слишком плотные.

— Это он их неправильно ел.

Лика зажмурилась и уткнулась лбом ему в плечо. Сначала Виктор ещё возился, будто ему было неловко, но потом замер. Котикова вслушивалась в его глубокое дыхание. Оно дарило ей покой. Как можно волноваться, когда рядом сидит могучий и непоколебимый Виктор? «Надо было врачу не свежий воздух мне прописывать, а мужика, — подумала она».

— Мы завтра в футбол будем играть, из другой деревни приедут парни. Ты придёшь посмотреть?

— Ты будешь на воротах?

— Да.

— Тогда мы с Аней обязательно придём вас поддержать.

— У тебя прикольная сестра. Она мне нравится.

— Она очень сильная.

— А ты?

— Если бы я была сильной, я бы не сидела в деревне. Хотя и она слишком много понимает для своего возраста.

— Чем ты болеешь? — решился спросить Виктор, приобнимая её рукой.

— У меня посттравматический синдром. И из-за этого — нервные срывы иногда.

— Это что-то с матерью, да?

— Да.

Виктор подумал на этом остановиться.

— Не говори никому, пожалуйста, — прошептала Лика.

— Ни за что.

— Потому что ты мой друг?

— Я рад, если ты считаешь меня другом.

— Это Анин прикол. Она говорит, что взрослые глупые, раз не предлагают всем свою дружбу. Ищут там кого-то сказочного, а с собственным соседом не здороваются. Она предлагает дружить всем и, наверное, поэтому ей так легко живётся на этом свете.

Виктор молча протянул ей мизинчик. Лика улыбнулась и зажала его своим.

Лика не ожидала, что Виктор способен так усердно заниматься. Она вспоминала слова Даши, которая описала Васнецова как голкипера, и начинала понимать, какое же это верное определение. На поле показывалась вся суть Виктора, который в жизни хотел казаться другим. Когда он стоял на воротах, вокруг не существовало ничего. Васнецов не слышал ни Анин крик на трибуне, ни ругань пацанов, он следил за мячом и бросался в атаку, если тот летел на него, быстро и точно, как гадюка на добычу — и мяч словно приклеивался к его ладоням. Казалось, что Виктор своей фигурой заполнял ворота, не оставляя ни малейшей щелочки, в которую мог бы прилететь мяч. Ему отвели зону ответственности, сказали защищать, как родную мать — и Васнецов стоял, не шелохнувшись. На перерыве он будто зависал, чересчур напрягался и горячился, вступал в жаркие споры с соперниками и судьями, едва не подрался с каким-то наглым парнем из другой деревни. Котиковых он почти не замечал, лишь когда Лика подсунула ему под нос бутылку воды, он бросил на неё быстрый благодарный взгляд. Футбол представлялся Виктору отдельной жизнью, в которой ему была отведена своя роль. И Лика не сомневалась, что ту же увлеченность, то же рвение к победе он мог перенести из игры в жизнь, не будь так завален какими-то обязательствами, чужими ожиданиями и предрассудками. Оставался вопрос — как его на это замотивировать? Вряд ли прекрасных мечт о морских волнах и больших черепахах надолго хватит.

Но пока что их хватало. Всю рабочую неделю, с утра и практически до самого вечера, Лика с Виктором зубрили предметы. В некоторых из них Котикова сама не была профессионалом, но, опираясь на конспекты, она старалась объяснить Виктору хотя бы в общих чертах тему, чтобы он смог написать тесты. Удивительно, но «раздолбай» Маргариты Владимировны схватывал на лету и успешно справлялся почти со всем.

В пятницу, первый выходной после их реактивной подготовки и день зачетов у Цветка, Лика решила порадовать бедного студента и испечь ему лимонный пирог со сливками. Пришлось ради этого весь вечер простоять у плиты, но на выходе Котикова решила, что это того стоило. Ей хотелось порадовать Виктора. Ежедневные встречи все больше раскрывали его для Лики: он, несмотря на серьёзность, любил детей и животных, часто помогал отцу на ферме, знал многие факты о человеческом теле и составе мира. Он тянулся к свету и одновременно сам бил себя в лицо и возвращался обратно на землю, в пыль.

И большую роль в этом сыграла его мать. Лика не знала её лично, но из некоторых разговорах о ней с Виктором она поняла, что это была бедная женщина, которая привыкла тянуть на себе семью, дом и воспитывать троих сыновей. В каждом из них она видела лишь дополнительную подпорку, которая могла помочь удержать их хозяйство. Она не спрашивала сына о делах в школе, отношениях в деревне, на день рождения не пекла тортов и не устраивала праздников, а при любых проблемах, в которые её втягивали, даже не пыталась разобраться в ситуации и встать на сторону ребёнка, делая всегда его виноватым. Виктор не жаловался ей на мать, но те факты, что он не желал возвращаться вечером домой, делиться с ней успехами и в целом не рассказывал, как проводит время, говорили о многом. Отец Виктора пропадал на работе, как и его братья. Вечно одинокий, вечно брошенный, без вины виноватый герой.

Лика чувствовала, что он льнул к ней. К светлой голове, которая тянула его наверх, к заботливым рукам, к простым вопросам. И ей нравилось давать это ему. Дмитрий Котиков, видимо, чувствовал, что-то подобное. Он просил помочь Виктора настроить телевизор, давал покататься на внедорожнике и главное — что Лика считала добрым знаком — давал просиживать с его дочерью на кухне дни напролёт.

Наличие Ани поспособствовало тому, что скоро об их занятиях узнала не только молодёжь, но и большая часть деревни. И если парни быстро смекнули, кому досталось благоволение новой соседки, то вот остальные имели разные мнения насчет происходящего: кто-то хвалил добродетельную Лику, кто-то видел в этом попытку самоутвердиться за счёт деревенских. Виктору же было все равно. Он также иногда в совсем глухие вечера играл с парнями в футбол и изредка подрабатывал у Котиковых в саду.

В пятницу он заявился на порог после обеда, с изящным венком в руках, сплетенным из крупных ромашек и мелких, цветных полевых цветочков. Виктор молча опустил его Лике на голову и девушка, с предчувствием какого-то неведомого восторга, повернулась к зеркалу. Васнецов за её спиной уже улыбался.

— Какая прелесть, — выдохнула она, нежно касаясь душистый лепесточков. — Когда ты успел?

— Что успел? — влетела в комнату Аня поздороваться с парнем. — Ух ты! А мне?

Виктор сделал задумчивое лицо и достал из кармашка ещё один веночек, поменьше, сплетенный из жёлтых одуванчиков. Аня завопила от радости и повисла у него на шее, а, когда Васнецов увенчал её, звонко поцеловала его в щёку.

— Ты учти, что из нас двоих поцеловала тебя в благодарность только я, — шепнула она и побежала показывать венок папе. Лика рассмеялась.

— Ну как?

— Я закрыл всю вторую четверть, — шепнул парень.

Лика широко раскинула руки и заключила его в объятия — как оказалось, популярный деревенский жест, означающий все: от сочувствия и оскорбления до поздравления и откровенного намёка. Виктор склонил голову, чтобы Лике было удобней, и крепко прижал её к груди.

— Я в тебе не сомневалась, — шепнула девушка, касаясь мягкими губами его уха. — Ты большой молодец. И ты со всем справишься. Я в тебя верю.

Его объятия стали ещё крепче.

— И у меня есть для тебя подарок.

— Ещё? — удивился он.

Лика жестом фокусника открыла холодильник и вынула из него лимонный пирог, украшенный взбитыми сливками и вишенками.

— Ты сделала его для меня?..

— А для кого же ещё?

У Виктора в голове будто бы что-то сломалось, он опустился на скамейку, наблюдая как хлопочет Лика. Ему захотелось снова прижаться к ней и передать если не словами, то от кожи к коже, весь восторг и нежность, что он испытывал. Какое-то рвение вспыхнуло у него в груди, которое он не знал, как выразить. Он чувствовал себя таким большим и неуклюжим на фоне неё.

— Пробуй, — протянула она блюдечко.

И он, спасаясь от разрывающих душу чувств, откусил пирог. Вообще, он всегда отдавал предпочтение шоколаду, но то, что таяло у него во рту, не уступало ему ни на йоту. Что-то кисло-сладкое, цитрусовое, абсолютно восхитительное и главное — приготовленное специально для него — обволакивало рот. Он глубоко вздохнул и всплеснул руками, показывая, что у него нет слов. Лика больше и не ждала, она села рядом, столкнувшись с ним коленками, от чего Васнецова ударило током, и присоединилась к чаепитию.