За пехотой следовала кавалерия. Их выхоленные лошади гордо ступали по мощеным улицам Цитадели. По мере приближения отряда приветственные крики толпы становились все громче и радостнее. Суровое выражение на лице Дженги немного смягчилось, и он отсалютовал, прижав кулак к сердцу. Защитники были его жизнью, и один только вид их в парадной форме, в красных обтягивающих мундирах со сверкающими на солнце серебряными пуговицами никогда не оставлял его равнодушным.
Когда кавалерия прошла, стоящая рядом Мэгина улыбнулась Дженге.
— Вы можете гордиться вашими защитниками, милорд, — сказал она.
— Это ваши защитники, ваша милость, — с искренним уважением ответил он пожилой женщине.
— Тогда мы оба можем ими гордиться, — мягко кивнула она.
Дженга поклонился Верховной сестре и снова обратил свой взор на парад. Сразу за кавалерией показались колонны Гильдий торговцев. Впереди двигалась украшенная цветами платформа с огромной плетеной свиньей наверху. Платформу тянули десять здоровенных парней, все одетые в одинаковые зеленые фартуки. На их широких кожаных поясах был представлен впечатляющий арсенал разнообразных ножей. За Гильдией мясников следовала платформа Гильдии пивоваров. «Если и не они открывали парад гильдий, то уж явно были самыми популярными среди них», — решил Дженга. Молодые женщины, одетые в едва ли приличные белые платьица, то и дело наклонялись к бочкам, раздавая бесплатные кружки пива всем, кто мог до них дотянуться. За платформой тянулся хвост веселящейся молодежи, горящей желанием воспользоваться этой неожиданной щедростью.
За охрипшей сопровождающей пивоваров толпой катилась платформа Гильдии музыкантов. Дженга услышал их задолго до того, как они показались из-за поворота. Проезжая мимо Большого зала, флейтисты, арфисты и скрипачи играли веселую мелодию, которая внезапно стихла, когда им передали пиво с впереди идущей платформы пивоваров. Парад был радостным праздником, развлечением, но после десяти или около того платформ, прошедших перед глазами Лорда Защитника, тот заметил, что внимание его уже перекочевало на другое.
Пять дней назад в Цитадель прибыл капрал Норк с тревожным сообщением от Тарджи о вероятном скором прибытии посла Кариена. Не было никаких веских причин для его столь скорого возвращения в Медалон, да еще и избрав такой неудобный и нелюбимый им способ передвижения. Разве что послу была назначена срочная встреча, опоздать на которую он не имел права. Если информация Норка была правильной — а сомневаться в ее точности причин опять же не было, — то караван должен был уже прибыть. Может, с послом что-нибудь случилось? Или с Тарджой? Может, их задержало какое-нибудь происшествие? Или что-то еще? Беспокойство терзало Дженгу, как зубная боль. Он забеспокоился еще сильнее, когда выяснил, что Мэгина не назначала кариенцам встречи. Когда Дженга сообщил ей о послании Тарджи, Верховная сестра оказалась так же озадачена, как и он.
Тревоги добавил и Гарет Уорнер, доложив о своей уверенности, что Джойхиния Тенраган что-то затевает. Несколько недель назад Уорнер просил разрешения начать расследование и выяснить подробности.
Дженга отвечал за обеспечение защиты Медалона. У него не было полномочий расследовать происходящее среди сестер Клинка. Кроме того, ему не улыбалось быть вовлеченным в какую-либо из интриг Джойхинии. Она плела их почти постоянно — с тех самых пор, как они познакомились, — и даже он не смог остаться в стороне от ее махинаций.
Его брат покинул Цитадель двадцать три года назад, его преступление забыто. Дайан, конечно, не сделал карьеру на южной границе, но по крайней мере избежал больших проблем. Тем не менее Джойхиния не забывала о Дайане. Женщина, стоящая от Джойхинии по левую руку, — Джакомина Ларосс, мистресса просвещения, — получила эту должность, потому что Джойхинии доставляло колоссальное удовольствие лишний раз напомнить Дженге, что одно ее свидетельство приведет его брата на виселицу. Тот факт, что тогда Дайан был не более чем глупым кадетом, а Джакомина — фривольной послушницей, ничуть не уменьшает его вины. Изнасилование — тяжкое преступление, и молчание Джакомины — результат вмешательства Джойхинии. Поэтому Дженга предпочитал закрывать глаза на ее вечные интриги и, когда мог этого избежать, не позволял людям Гарета Уорнера раскапывать дела Джойхинии.
Таким образом, Дженга отказал Гарету в расследовании и был доволен этим решением, пока в Цитадели как гром среди ясного неба не появился капрал Норк на почти загнанной лошади. Теперь его терзали сомнения в правильности принятого решения. Что, если на этот раз Джойхиния затеяла нечто значительно более серьезное, чем обычно? Связано ли это каким-либо образом со срочным возвращением кариенского посла? И где он? И где Тарджа?
Несмотря на все отвращение к Джойхинии и презрение за ту власть, что она над ним имела, ее нежеланный сын Тарджа занимал в сердце Дженги особое место. Мать определила его в кадеты в нежном возрасте десяти лет — Дженга никогда не принимал в корпус таких маленьких мальчиков и не принял бы и этого, если бы на том не настояла Трайла. Мальчик, казалось, не имел с матерью ничего общего и был очень прилежен в учебе. Дженга даже подозревал, что тот изо всех сил старается быть лучшим, только бы его не вернули на попечение матери. Когда он повзрослел, то стал одним из горстки тех, кому Лорд Защитник доверял безоговорочно, и один из значительно меньшего количества людей, которых Дженга считал своими друзьями. Он сильно скучал по Тардже, когда Трайла изгнала его на южную границу, хотя и полагал, что юноша счастливо избежал гнева Верховной сестры, отделавшись после всего случившегося так легко. Кто мог бы публично оскорбить Верховную сестру и ожидать, что это сойдет ему с рук? И не важно, что в душе Дженга был совершенно согласен со столь точной характеристикой, которую дал ей Тарджа.
— Присоединимся к народу, милорд?
Дженга слегка вздрогнул, услышав обращенный к нему вопрос Мэгины, с удивлением заметив, что последняя платформа медленно исчезала за углом огромной библиотеки, выстроенной поперек улицы. Толпа зрителей проследовала за платформой в сторону амфитеатра, где уже были накрыты праздничные столы и начинались гулянья горожан. В течение нескольких часов Кворум и Верховная сестра будут общаться с народом, делясь с горожанами дарами Сестринской общины, пока на закате амфитеатр будет очищен и подготовлен к проведению ежегодного собрания.
— Конечна, ваша милость, — Дженга с поклоном предложил Верховной сестре руку, и они спустились по ступеням Большого зала, сопровождаемые остальными. Обернувшись, он краем глаза заметил, как Джойхиния что-то прошептала Р'шейл. «Девочка как-то изменилась после болезни», — озабоченно подумал Дженга. Она выглядела выше, чем ему помнилось, ее кожа приобрела необычный золотистый оттенок, а некогда фиалковые глаза стали почти черными. Все это вместе порождало странное чувство, придавало девушке незнакомый, чужой облик, и лорд в очередной раз задумался, кем же был ее отец. Явно не медалонец, здесь не может быть сомнений. Может, у Джойхинии был фардоннский любовник? Они обычно бывают такими же высокими и худощавыми. Или, может, хитрианец? Хотя нет — они значительно светлее своих фардоннских братьев. Однако давняя тайна рождения Р'шейл в данный момент казалась не столь важной. Джойхиния выглядела раздраженной. Интересно, это из-за того, что Р'шейл сказала нечто, что вывело ее мать из себя, или Джойхиния волновалась по тому же поводу, что и он, только исходя из других соображений?
Дженга вел Верховную сестру по улице навстречу радостной ликующей толпе. Он заметил, как Джойхиния обернулась, словно выглядывая кого-то в той стороне улицы, у главных ворот, откуда в течение всего парада выезжали платформы. Она явно кого-то ждала, Дженга был уверен, и она сильно нервничала.
Песчаный пол арены был заставлен столами с праздничным угощением. Горожане Цитадели и жители окрестных деревень, а также таких отдаленных поселков, как Броденвэйль и Тестра, толпились у столов, нагружая деревянные тарелки нежной телятиной, мясом барашка под мятным соусом, кукурузой, обжаренной в мундире картошкой и ломтями свежего еще теплого хлеба, выпечкой которого все утро занималась Гильдия пекарей. Дженга продвигался сквозь толпу, то и дело кивая знакомым, не упуская случая проконтролировать людей, призванных следить за тем, чтобы действие как можно меньше походило на хаос. Обычно, получив свою порцию угощения, люди расходились и рассаживались на холме вокруг амфитеатра — скорее не с целью устроиться поудобнее, а просто избежать давки. Таким образом, уже к середине дня толпа на арене основательно поредела.
