Под конец Екатерина Алексеевна сказала:
— Вот видите, вы опять все перезабыли. А на прошлом уроке у нас дело шло гораздо лучше. Придется еще посидеть на делении дробей.
Следующим уроком была история.
На уроках истории, так же как и на других уроках, Екатерина Алексеевна строго следила не только за тем, чтобы ребята точно излагали заданное, а еще ч за тем, чтобы речь их была правильной. Ребята знали это и, готовя дома урок, всегда рассказывали его себе вслух.
На этот раз, отвечая миф об аргонавтах. Мазин никак не мог толково построить свой рассказ:
— Греки… любили плавать… ну вообще… в далекие страны. И вот один царь… как его… Пелей… поручил… одному там… этому, ну… Ясону, достать это… золотое руно… Ну, и он, значит, поехал в далекий путь… Ну, вообще… очень опасный путь…
— Остановись, Коля, — прервала Мазина Екатерина Алексеевна. — Как это ты рассказываешь? «Вообще, этот, этого, ну, ну…» Что это за понукание? Русский язык очень красочный и богатый, в нем есть решительно все слова, которые тебе нужны. Надо же наконец научиться правильно ими пользоваться. Ты засорил свой рассказ лишними, ненужными словами, твоя речь заросла сорняком. Мы с вами столько читаем, подробно разбираем каждое произведение. Для чего мы это делаем? — Она обернулась к ребятам. — Научитесь же наконец правильно говорить! Следите за собой, поправляйте друг друга. Нельзя же так!
На уроке истории ребятам окончательно не повезло. Отличный ученик Сева, испугавшись выговора Мазину, рассказывал миф о Геракле чуть ли не наизусть, изо всех сил напрягая свою зрительную память. Закончил он точно так, как было написано в учебнике:
— «После многочисленных подвигов Геракл был наконец взят Зевсом на небо и сделался богом».
Екатерина Алексеевна недовольно пожала плечами:
— Я не помню, чтобы я когда-нибудь просила учить мифы наизусть. Удивляюсь даже, зачем ты взял на себя такой труд.
Сева растерялся и, не поняв, в чем она его обвиняет, поспешно сказал:
— Но ведь он же и правда был взят живым на небо.
Ребята расхохотались.
— Меня тоже, кажется, возьмут живой на небо после этих уроков, — пошутила Екатерина Алексеевна. — Ну вот, ребята, в следующий раз старайтесь рассказывать своими словами, только не так, как сегодня Мазин. Меня это просто огорчило.
Уходя, ребята торжественно заверили свою учительницу, что у них теперь твердое расписание и, «хоть умри», никаких пропусков больше не будет.
— «Хоть умри» — тоже лишние слова, — поправила их уже в дверях Екатерина Алексеевна.
Глава 37
У ВАСИ
В обеденное время ребята решили навестить Васю.
По дороге Трубачев рассказывал товарищам о своем первом знакомстве и ссоре с Кудрявцевым.
— Что же ты молчал? — удивились ребята. — Можно было сразу по-товарищески предупредить его, чтобы не задирал нос!
— Я нарочно промолчал. Не хотел, чтобы заранее все знали, что он хвастун, думал — может, он иначе себя поведет. Поэтому и поздоровался первый. Ведь все-таки он хотел помочь мне на лесопильном… И вообще он мне понравился, сам правит машиной…
— М-да… Я сразу тоже ничего плохого в нем не заметил, — сказал Саша.
— Подумаешь, барчонок какой! — нахмурился Одинцов.
— Ну нет, на барчонка он не похож! — запротестовал Васек. — Он сам мне говорил, что любит работать. Просто хвастун!
— Ну ничего! Наши ребята его переделают на свой лад.
— Вот только эти двое чего к нему прилипли? — спросил Саша.
— А, Тишин и Петрусин? Они ведь тоже новенькие. Может, из-за машины, — предположил Петя.
— Мне что-то эти двое сразу опротивели, — поморщился Сева. — Прямо сразу!
Ребята засмеялись:
— Ого! Если уж Севке нашему кто-нибудь опротивел, так, значит, есть за что!
— Ну, что вы думаете, я так уж всех люблю? Я только вслух не говорю и драться не умею, а то бы…
Ребята еще громче расхохотались. Сева обиделся:
— Так что же я, по-вашему, своего мнения не имею?
— Нет, мнение ты имеешь и по косточкам разобрать человека можешь, а потом начнешь его оправдывать: это потому, а это поэтому… Ты добрый, добрый, Севка!
— Напрасно вы обо мне так думаете, — сказал с огорчением Сева. — Я, может быть, и добрый и в мелочах к людям не цепляюсь, но подлость ни одна от меня не уйдет. Я се никому не прошу! И в глаза правду скажу!
— Севка слабый, но сильного не побоится, — подумав, сказал Васек.
— Это верно. Севка бесстрашный, — серьезно заключили ребята.
Мазин вдруг вспомнил Елену Александровну.
— Что-то она на печника не похожа. Явилась как к себе домой. Вещички какие-то мне сунула и лопатку! — засмеялся он.
— Почему не похожа? Она печник с образованием. Теперь много таких. Видали у нее комсомольский значок? — оживился Трубачев.
— Она настоящий печник. Ведь сам Леонид Тимофеевич ее пригласил печи класть. Но дело в том, что она комсомолка и, конечно, раз видит беспорядок, то сейчас же и вмешается, — объяснил Одинцов.
— Нехорошо, мальчики, с вашей стороны. Только пришел человек, а вы сразу критикуете его, — недовольно сказала Нюра. — И вообще, нечего рассуждать, кто она. Печник так печник. Мало ли на какие посты наши женщины выдвигаются! Сейчас на войне и майоры женщины и полковники. Что это им, задаром далось?
— Да мы ничего не говорим, — смутился Одинцов.
— Нет, говорите, — поддержала подругу Лида. — Мазин над всеми любит посмеяться. А женщины на войне себя героями показывают! И в тылу как работают! Моя мама поздно ночью приходит с работы. Да еще сейчас в партию готовится, так иногда до утра сидит. Я сейчас все сама дома делаю, лишь бы она занималась.
— В партию вступает? — с живостью спросил Одинцов. — Вот это здорово! Ты и правда должна хорошенько помогать лома. Ведь когда принимают, разные вопросы задают, — вдруг она не будет знать чего-нибудь!
— Ну нет, она знает хорошо, моя мама не осрамится! — взволновалась Лида.
Ребята с одобрением и гордостью глядели на подругу:
— Ты шепни, в какой день, — мы поздравлять будем! Нюра молчала. Ей вспомнился свой дом, мать вечно в халате, расстроенная домашними делами. Никогда в жизни у ее матери не будет такого торжественного дня… Кто скажет о ней хорошие слова, если она ни в чем не помогает людям, нигде не работает! Нюре вдруг стало до боли жалко свою мать. Она опустила голову и замедлила шаг.
Одинцов тревожно оглянулся на нее.
— Ты что, Нюрочка? — тихо спросил Сева.
— Ничего. — Нюра благодарно улыбнулась товарищу.
Сева всегда умел вовремя подойти спросить, что у человека на душе. Он не боялся назвать подругу ласковым, уменьшительным именем, он не стеснялся при всех приласкаться к своей матери. Сева — бесстрашный, он не боится насмешек.
«Я не боюсь глупых людей, я сам боюсь быть глупым», — сказал он однажды про себя.
Нюра еще раз благодарно взглянула на товарища. Если бы он знал, как ей тяжело! Но разве хочется выносить сор из избы! Пусть будет как будет!
Вот и знакомая калитка. Бывшая школа кажется маленькой по сравнению с просторным домом на пустыре.
— Мы выросли, и школа выросла, — шутит Васек.
Но всем почему-то становится очень жаль свою прежнюю, старую школу. Сколько здесь было хорошего! Васек вдруг вспоминает, как мама в первый раз вела его в школу. Как она радовалась! И вот здесь, около калитки, они на минуту остановились. Мама быстро поцеловала его, одернула на нем курточку, поправила свой шарфик.
Васек низко наклоняет голову и проходит мимо крыльца. мимо окон, по заросшей травой дорожке.
— Васек!.. Ребята, куда он идет?
— Не кричите… — шепчет Сева. — Он пошел к Васе под окно.
Ребята медленно идут за Васьком… В госпитале время обеда. Во дворе никого нет. Под деревьями на столах брошены шашки, шахматы, домино. Санитары выносят лежаки, кладут на них одеяла, подушки. После обеда выздоравливающие спят на воздухе.
