Осторожно помассировав затёкшую шею, Питер поплёлся вниз – в руках он всё так же крепко сжимал чек. Открыв массивный справочник, он прошёлся по нескольким наименованиям и набрал курьерскую службу супермаркета «Прайс Чоппер».

– Здравствуйте… Будьте добры ящик «Бад-лайт», три минералки «Канзас-Аква» и… – Питер призадумался, что лучше взять для Кэндис, и продолжил: – … и две бутылки Шардоне «Сан Гейт»… – он прохрипел домашний адрес в трубку и, не удержавшись, дважды уточнил, что оплата будет наличными. – … Нет, сдача не потребуется. Да, я в курсе, что доставка в Марш-хиллз по особому тарифу. Всего доброго!

Положив трубку, художник прошёл на кухню. Распахнув холодильник, Уильямс вздохнул и разочарованно хлопнул дверцей: там была только Кола, но ему-то хотелось именно минералки. Пит никогда не понимал любви американцев к сладким напиткам. Пиво – другое дело, но постоянно пить газировку по любым поводам…

– У меня наконец появилось столько денег, а горло прополоскать нечем… – в задумчивости пожаловался художник кружащему возле него Сименсу, и пригрозил кулаком кому-то за окном: – Это ненадолго… Скоро я им всем покажу!

Пит уселся за кухонный столик, включил телевизор и сосредоточенно принялся листать буклеты ресторанов «Мидтауна» Канзас-сити, в которых была указана доставка – он решил дождаться курьера и пойти обналичить чек. Ближайшее банковское отделение было в городе, однако художнику было всё равно: за своими деньгами он был готов ехать хоть на край света.

Кэндис открыла дверь, устало стянула туфли и верхнюю одежду, стараясь не издавать лишнего шума: она ещё на работе решила, что Питер наверняка будет спать после вчерашнего. Надев тапочки, девушка зашла на кухню с намерением перекусить – и обомлела. Питер в шёлковом домашнем халате сидел за столом, который норовил прогнуться от тяжести представленных к ужину блюд.

– Питер, что это…

– Похоже на еду из твоего любимого ресторана «Мильсон», но я не уверен… – ответил Пит и глупо улыбнулся.

– Она настоящая? – поддержала шутку Кэндис. – Можно попробовать?

– Не стесняйся, – сказал Пит, ухмыльнувшись, – Сегодня ужин за мой счёт.

Он налил жене вина, а себе поставил пузатую кружку с пивом. Было трудно дотерпеть до приезда Кэндис, но Уильямс решил, что выпьет только тогда, когда они будут ужинать вместе. Сегодня был особенный вечер, как ни крути.


Изобразив нечто аристократическое на лице, Кэндис приблизила свой бокал к губам, почувствовала сладкий запах, и с изумлением посмотрела на Питера.

– Шардоне? Ты помнишь?

– Ещё на свадьбе в Нью-Йорке запомнил твой сорт, когда родственники из Оклахомы привезли с собой целый ящик, а ты и бровью не повела. Только дурак бы не сделал из этого выводы….

– Питер Мэтью Уильямс, ты хочешь сказать, что до переезда в Нью-Йорк я была алкоголичкой? – притворно обиженным тоном спросила Кэндис, надув губы.

– Только в компании, – парировал Пит.

– Ладно, мистер Уильямс, мы наконец выяснили, что шутить ты умеешь явно не лучше меня… – девушка сделала хороший глоток вина, по которому стало видно – сегодня Кэндис отработала добрую восьмичасовую смену. Оторвав клешню лобстера, она лукаво взглянула на мужа: – Кстати говоря, ты не хочешь мне рассказать, сколько тебе заплатил мистер Кастелло, м? Это же всё не с неба свалилось…

– Вот за что я тебя люблю, Кэндис, – ответил Пит, поддразнивая жену, – ты всегда переходишь к главному делу, причём в любой ситуации. Когда меня никто не приглашал на выставки, тебя не очень-то интересовали мои финансы, не так ли?

– Тогда ты и одевался иначе, парнишка, – ответила она с южным акцентом, особенно растягивая гласные. – Да и парфюмом не пользовался.

– Богатая жизнь меняет людей, Кэндис, – продолжил паясничать Пит.

Конечно, художник не мог упустить шанс похвастаться перед своей женой – она была его единственным по-настоящему близким человеком… Уильямс изменился в лице, и девушка заметила это.

– О чём задумался? – встревоженно спросила она.

– Ты знаешь… – Пит задумчиво поковырялся вилкой в остывшем ризотто. – Я тут подумал об отце.

– Почему сейчас? – осторожно спросила Кэндис.

Питер сжал губы. Стоило ли ворошить заново этот гнилой стог воспоминаний…

– Он настаивал, что я должен стать кем угодно, но не художником. Мэтью называл меня… – Уильямс фыркнул и начал перечислять: – Никчёмным сосунком, бездарным неумёхой, тупорылым мечтателем…

Кэндис перестала жевать, нежно посмотрела на мужа и накрыла своей ладонью его руку.

– Тебе не обязательно это вспоминать, любимый. Ты же прекрасно знаешь, что он был не прав… Вчерашний день тому явное доказательство.

– В том-то всё и дело, что я «прекрасно понимаю» это только сейчас, когда у нас наверху валяется чек на чертовски большую сумму!

Кэндис поперхнулась, но быстро восстановила дыхание. Изумлённо посмотрев на Питера, она спросила:

– Безумно большую? Ты это серьёзно?

– Когда последний раз меня смешали с дерьмом, я подумал, что никогда больше не стану рисовать, – Пит пропустил её вопрос мимо ушей, задумчиво посмотрев на еду, в которой он уже устал ковыряться. – Я ведь действительно хотел попробовать себя в чём-то новом… – Он покосился на Кэндис, раздумывая, стоит ли признаваться ей в такой глупости.

– Что ты имеешь в виду? – с интересом спросила она. – Решил служить на флоте? Добывать золото?

– Ну, почти… – ответил он, прикусив губу. – Помнишь, я рассказывал тебе про то, как у меня хорошо получалось играть в карты, когда я учился в академии? Так вот, я захотел снова попробовать – сыграть по-настоящему. В том большом клубе.

– Ты про…

– Я про «Роял Америстер», – нехотя подтвердил Пит.

– Дорогой, об этом месте ходят ужасные слухи! Как хорошо, что ты туда не пошёл… – Кэндис выпила вина и добавила: – Ты же много раз мне рассказывал, до чего твоих однокурсников в Праге доводили карты, а сам…

– Послушай, ты помнишь, сколько раз мои работы заворачивали? – резко ответил он. – Что мне было делать?

Уильямс ожидал, что Кэндис сейчас вспылит, но она тихо ответила ему:

– Тебе надо было поговорить со мной…

– Кэндис, всю мою жизнь меня пытались убедить в том, что я ничего самостоятельно не могу, что я обязан каждый мой шаг сверять с очередным надзирателем. Сначала моим надзирателем был отец, потом – староста в академии, потом очередными надзирателями возомнили себя мои бывшие профессора, к которым я обратился за помощью. Я так давно хочу почувствовать свободу: от критиков, от финансов, от контроля, от… – художник резко остановился, прикусив язык.

– И от меня? – со слезами на глазах произнесла Кэндис. – Ты и во мне видишь «очередного надзирателя»?

– Нет, я не это хотел сказать, Кэндис… Почему ты всегда думаешь, что я хочу оскорбить тебя или как-то обидеть?

– Я… – Кэндис потёрла глаза, отчаянно стараясь не заплакать. – Просто ты – самое дорогое, что у меня есть, Питер… И я совсем не хочу, чтобы ты считал меня за какую-нибудь старую няньку или что похуже…

Задержав дыхание, девушка посчитала шёпотом до десяти, а потом выдохнула. Она положила нож с вилкой на тарелку и замахала ладошками себе в лицо, громко выдыхая воздух.

– Ну вот, я опять расплакалось… Как дура…

– Кэндис, ты не дура, – Уильямс вытер её слёзы и растёкшуюся тушь тыльной стороной ладони.

– Я знаю. Просто иногда не могу контролировать свои эмоции… Знаешь, о чём я сегодня думала на работе? – сказала она, немного успокоив нервы ещё одним бокалом вина. Не дав Питеру ответить, она сказала: – Я думала о том, куда мы потратим наши деньги…

Питер нахмурился, но ничего не сказал: он набрал в рот маленьких креветок в кляре и запил всё большим глотком пива. Заранее подготовившись, мужчина все изысканные на его взгляд блюда подвинул ближе к половинке Кэндис, а на своей сосредоточил большую часть лёгких снеков – ближайших соратников пивного гурмана.

– Так вот, – продолжила Кэндис, – я подумала, что у нас есть два варианта. Мы можем выплатить кредит за наш дом – там осталось совсем немножко, или… – она загадочно посмотрела на мужа.