— Значит, забираете их?

— Забираем, — подтвердил я. — В госпиталь.

— Ну и ладно. Зато посмотрите, что нашли. Теперь в историю войдем, первый ливийский динозавр! Либиозавр. Всю жизнь мечтал.

— Мечтали?

— Мой дядя после войны в Гоби работал. Шофером. Вместе с учёными. Кости искали, древних животных. Ну, не только кости, но и кости тоже. А я мальцом его рассказы слушал — и тоже мечтал, что стану, как дядя, шофером. Или учёным. Стал тем, кем стал, но так даже интереснее. Чего только земля не прячет!

— И потому работа стоит?

— Постоит. Пусть солдаты немножко поспят, это полезно. Мы обязаны обо всех находках сообщать ливийской стороне, а уж они решают, как быть.

— Сообщили?

— Мы в головной штаб сообщили, по радио. Ответили — ждите. Вот и ждём.

Я ещё раз посмотрел на берцовую кость. Вспомнил сон, тот, что приснился на Турнире Мира.

— Тут их, в Сахаре, может быть во множестве, — сказал я. — Кладбища динозавров.

— Может быть — согласился Горелов. — Но нам попалось это. А сколько всякого осталось на дне Асуанского водохранилища… — но тему развивать не стал.

Я распрощался с Гореловым, спросив напоследок, на какой машине работал его дядя.

— «ЗИС — 5», по прозванию «Волк», — ответил Горелов.

— Ваш дядя — Николай Вылежанин?

— Да. Но как? Доктор, как?

Теперь не ответил я. Месть за оставшиеся на дне водохранилища загадки, да. Теперь я буду воображать гробницы, храмы, вовсе неизвестные науке сооружения на многометровой глубине. Ничего, пройдёт миллион-другой лет, Сахара поднимется до уровня Памира, и таинственные храмы окажутся на уровне вечных снегов. Шамбала!

А он будет гадать, откуда мне известно имя его дяди. Ничего, сообразит, я уверен. Должно быть, умный человек. Возможно, с университетским дипломом, пусть получил и заочно. Но слушать его не станут. Какой-такой бар? Трезвость — норма жизни!

И я двумя руками за. Норма. А пьянство — отклонение, люфт. Но отклонения присущи живому существу. Никто не бежит, не плывет, не летит строго по прямой. Нет, со временем, через три-четыре поколения число пьющих можно будет снизить, скажем, процентов до пяти от популяции. Как в странах, где строго и сурово правит шариат. Но пять процентов будут пить всё равно. Ночью, запершись, и понемногу. Не в ущерб трудовой дисциплине. Но никто три поколения ждать не хочет. Сейчас, немедленно. Ещё и водку решат по карточкам выдавать. И если здесь, в пустыне, стекломой штука редкая, то на Большой Земле число отравившихся в первые годы будет огромным.

Мы вернулись, и я снова напоил страждущих. Теперь по двадцать пять граммов. Именно такая доза, в пересчете на водку, в среднем нейтрализуется в организме за час. И потому её, дозу, нужно немедленно восполнить: этиловый спирт конкурирует с метиловым и не даёт тому превратиться в формальдегид. И он, метиловый спирт, мало-помалу выделяется из организма с потом, мочой и другими путями. В неизменном виде.

Но капризуля артачился, и требовал ещё спирту.

— Добавят. Погоди, мало не покажется, — ответил я ему.

Я успел и в третий раз напоить каналармейцев, и только тогда прибыл санитарный транспорт, а с ним двое врачей и двое санитаров в штатском, из ларца, одинаковы с лица.

Тут ведь не просто бытовое пьянство, тут подрыв линии партии.

Не завидую я капризуле, совсем не завидую.

Авторское отступление.

Современная обстановка, данные по Воронежской области за 2021 год: «В регионе алкоголем отравились 722 человека, из них 571 пострадавший скончался» https://bloknot-voronezh.ru/news/skolko-voronezhtsev-umerlo-ot-otravleniya-alkogole-1540554

Это и об эффективности лечения, да.

И реальный случай в из начала семидесятых. На заводе синтетического каучука поменяли технологию: на каком-то этапе вместо этилового спирта решили применить метиловый. Об этом заведомо предупредили всех, и не раз, и под расписку. Все равно в первый же день отравились десятки человек. То ли не поверили, то ли понадеялись на авось.

7 июня 1978 года, среда

Семейный вечер

— Михаил, у тебя в роду не было дворян? Потомственных, титулованных? Князей там, графов, прочих благородий?

— Как знать, Андрей Николаевич, как знать… Колода тасуется причудливо, а в семнадцатом году немало людей сумели записаться в пролетарии. Любой сапожник может оказаться потомком графа. И у меня те же шансы, — это он на баронессу Тольтц намекает, или просто к слову пришлось?

— Так уж и любой сапожник?

— Андрей Николаевич, помните Кису Воробьянинова? Ипполита Матвеевича? Предводитель дворянства, явно чуждый элемент, сумел не только уцелеть, а работать в советском учреждении, в ЗАГСе. Думаете, там знали о его происхождении? Нет, он числился «из мелких служащих». Пролетарием быть не хотел, явно не его образ, а дворянин — статья если не расстрельная, то рядом.

— Киса — выдумка, роман.

— Советский роман, Андрей Николаевич. Написанный методом социалистического реализма. То есть без отрыва от действительности. Но пусть выдумка, пусть. Не в Кисе же дело.

Мы сидели в гостиной моей виллы. Стельбов приехал в Ливию с визитом. Встретиться с братским вождём Великой Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии. Проверить, как идет строительство Великой Рукотворной Реки. И побывать на месте величайшего открытия, Парка Динозавров. Ученые только приступили к обследованию, но нашли многое, что и не снилось нашим мудрецам. Мне снилось, но я-то не мудрец.

А вечером Стельбов навестил нас. Тут даже самым почётным гостям по вечерам свободно, ни тебе «Лебединого Озера», ни банкета с водкой, икрой и балеринами. Не Москва. Вот и выбрал время Андрей Николаевич.

— От вопроса не уходи. Обуржуазился ты, Михаил. Не по чину живешь. Хоромы этакие, с бассейном и прислугой. Автомобиль роскошный. И вообще…

— Не ухожу. Почему — не по чину? Как раз по чину. Начну с виллы. До национализации она принадлежала итальянскому промышленнику, миллионеру.

— Вот видишь!

— Но до этого она принадлежала доктору Зибельстайну, специалисту по глазным болезням. Он построил виллу сразу после Первой Мировой. Жил здесь, в Триполи, лечил людей, пользовался огромным уважением. И на докторские гонорары отстроился. Тут же и принимал больных, и оперировал. Потом, после прихода к власти итальянских фашистов, виллу быстренько продал тому самому промышленнику, а сам уехал в Америку. Так что я, доктор, живу в доме доктора. Более того, здесь живут три доктора, так что вилла используется исключительно по назначению. Далее. У меня автомобиль? Это ни разу не роскошь, Андрей Петрович. Не ездят здесь доктора на работу на трамвае. Да тут и трамваев-то никаких нет, и троллейбусов тоже.

— Другие ведь как-то добираются.

— Мой добрый знакомый доктор Паскуале, итальянец, окулист, ездит на «Мерседесе». Другой, просто знакомый доктор Шмидт, врач общей практики — тоже на «Мерседесе». Профессия обязывает. Пешего доктора не поймут, сочтут за никчёмыша, не сумевшего даже на машину заработать. Тут автомобиль — как российская врачебная категория.

— Я имею в виду наших, советских докторов. У них-то машин нет.

— Другие живут при госпитале. В общежитии. По двое в комнатке. И очень бы хотели жить так, как я — в собственном доме, с собственными автомобилями и прислугой. Может, лучше поднять уровень жизни советских специалистов? И медиков, и вообще? Мы этого достойны. Наши доктора ну вот ничем не хуже ни Паскуале, ни Шмидта, я это знаю. И работают не меньше.

— Когда мне понадобится твоё мнение, я тебя спрошу, — насупился Андрей Николаевич

Я тоже не улыбался. Чему улыбаться-то?

В редакцию «Поиска» пришла как-то рукопись, с любопытным названием «Тайный советник вождя». Я прочитал. В ней герой, царский офицер вдруг стал служить Сталину. И решил одарять вождя мудрыми советами. А Сталин его не расстрелял, нет. Напротив, внимательно слушал и благодарил за науку. И потому быстро поднял страну на небывалую высоту.