– Четвертая шеренга… кругом! – самое время было вспомнить о возможных «гостях» сзади. – Вторые номера… заряжай… Остальные на месте. Целься!
Между тем один из вражин спешился и, сняв шапку, зашагал прямо к дружине, положив на плечо секиру. Здоровущий чернобородый мужик с широченными плечищами, в короткой, малость проржавевшей кольчуге, с круглым щитом со сверкающим умбоном. Шел как на ярмарке – улыбался, щерился…
– Не стрелять, – предупредил Михайла. – Послушаем, чего хотят…
А ничего хорошего не хотели. Вызывали на поединок!
Бородач так и сказал, подойдя ближе:
– Я – Евдоха Каин, воин и тать лесной. А коли ваш вождь не трус, так схватится со мной… на чем хочет! Секира – так секира, меч – так меч.
– Видите тех троих, – сотник указал на гарцевавших у излучины всадников. – Цельтесь… Стрелять… сами увидите когда…
– Господин, ты хочешь… – дернулась было Лана.
– Я его убью, – сотник философски пояснил. – И в благородство играть не буду.
Хмыкнув, боярич снял шлем и, выйдя из-за щита, пошел навстречу врагу. Молодой, красивый и на первый взгляд – беспечный… Хороший парень! Такие обычно гибнут первыми.
Только вот хорошим Бешеный Лис быть не собирался – не те времена. Да и в пресловутые девяностые «хорошие» тоже гибли… Точно так же – первыми. Причем во множестве.
– Смотрю, выбрал меч? – сняв с плеча секиру, здоровяк ухмыльнулся. – Что ж, твое право. Хотя я бы взял палицу или топор. Ну что, готов?
– Вполне…
С жутким хохотом разбойник закрутил секирой над головою, хищно сверкнуло лезвие…
Сотник же шел, как шел… Лишь неуловимым движением выхватил из-за пояса нож, а уж метать его он умел не хуже циркового жонглера!
Просвистело лезвие…
Выронив секиру, разбойник захрипел, схватился за горло и, обмякнув, тяжело повалился в снег. А кровь так и хлестала!
Сотник тоже упал – давая своим арбалетчикам простор для выстрелов… Тати бросили было коней на выручку своему, но тут же потеряли двоих, третий же предпочел ретироваться.
А пехота на выручку так и не пришла. Или там, позади, никого и не было? Очень может быть, по-настоящему умные люди во все времена встречаются редко.
В этой схватке дружина потеряла лишь одного – стрела с кручи пробила-таки кольчугу! Двое отделались легкими ранами – тоже стрелы…
Похоронив погибшего, поставили крест. Ермил прочел молитву… Все помолчали. Врагов же не стали хоронить – не было времени. Да и незачем – они ж местные. Соратники коли захотят – похоронят.
Дальше продвигались спокойно, никто дружину не преследовал и не пытался напасть – данного отпора хватило. Переночевали в большом селе, на постоялом дворе, тоже без всяких происшествий, а утром поехали дальше.
Денек выдался на загляденье, не то что вчера – в нежно-голубом, чуть тронутом золотистыми перистыми облаками небе ярко светило солнце. Уже начинало припекать, и весьма ощутимо – снег под копытами коней таял прямо на глазах. И это было не очень-то хорошо – начало распутицы могло сильно задержать путников. Потому спешили.
Дневку устроили на лесной опушке с большим старым дубом и следами кострищ – место пользовалось популярностью у проезжих купцов. Снег на полянке почти весть стаял, обнажив прошлогоднюю траву. Рядом с дубом журчал родник, а невдалеке, в рощице…
– Господин! – с бледным лицом подбежал к сотнику посланный за дровами Глузд. – Там… там… На деревьях…
– Да что там такое-то? Ладно, пошли – гляну…
На деревьях был распяты девы! Нагие, окровавленные, с выколотыми глазами и следами пыток, так что трудно было узнать…
Трудно – но можно… Миша узнал…
Рыженькая Катя и худая брюнетка Ульдина… гулящие…
Эх! Кто ж вас так и за что?
Глава 2
К востоку от Днепра. Половецкие степи Дешт-и-Кыпчак. Май 1129 года
Ах, как ударило по глазам! Выстрелило невообразимо алым, словно бы прямо в степь вдруг опустилась заря, да там и прикорнула, раскинулась привольно широкой маковой полосою. Весна нынче выдалась ранней да теплой, вот и зацвели… да и не только маки! Средь зелени трав и седых прядей ковыля серебряными проблесками застыли ряды пастушьей сумки, переливалась голубовато-серым таволга, желтели одуванчики и только что распустившиеся ромашки, кое-где лиловым звоном трогали за душу колокольчики и фиалки – едва-едва появившиеся, но вовсе не собиравшиеся сдаваться, наоборот – вся степь расцветала, наливаясь красками поздней весны, и горький запах полыни звал в дорогу половецкие вежи.
Вот и киевский князь Мстислав Владимирович решил ударить весной, когда табуны кочевников еще не нагуляли жира, когда отощавшие за зиму кони еще не могли проявить достаточно прыти, когда…
Ударить первым! Предупредить готовящийся набег хана Боняка! Это и сделал сейчас Мстислав, еще загодя бросив клич по всей русской земле. Кто-то откликнулся. А кто-то и нет! Князья северных русских земель ни одного ратника не прислали – что им до половцев? Не их проблема – степняки далеко, кому надо – пусть и воюет. А как же единство русской земли, когда один за всех и все за одного? А вот как-то так, как модно говорить у молодежи! Своя рубашка – ближе к телу. Так в Новгороде решили, в Полоцке, в Суздале – князь Юрия – тоже…
Выехав на пологий холм, Михайла еще раз глянул на пылающие красным огнем маки, прищурился от яркого солнца. Невдалеке, за чахлыми кустиками, виднелась массивная каменная баба. Подобные ей истуканы были натыканы по всей Великой степи. Кто их поставил – скифы, сарматы, гунны? Бог весть, никто уже этого не знает, от неведомого степного народа не осталось преданий седой старины.
– Разрешите доложить, господин сотник? – Осадив коня, вытянулся в седле юный десятник Велимудр, одетый не к бою, а по-походному – без кольчуги и шлема, но с мечом на поясе и с арбалетом за спиной. Шапку сей деятель, видимо, где-то потерял на скаку, а, скорее, вообще не надевал – к чему? Имея такие рыжие кудри… Вон сияют – не хуже, чем маки!
– Слушаю, – сотник сдержал улыбку. Дело-то было серьезное – разведка. Не так просто по степи Младшая стража шаталась – лазутчика выискивали, языка… Взять бы!
– К югу, верстах в пяти, трава примята. Широкая такая колея! – выплюнув изо рта травинку – видно, жевал, пижон! – деловито доложил Велька.
Молодец! Повзрослел парень и ведет себя, как и полагается десятнику, – ответственно и важно. Всем хорош… только вот, видно, что юн, очень юн, даже слишком! Над верхней губой еще и пушок-то едва заметен, ямочки на щеках играют… Ему бы шорты да галстук пионерский – и в лагерь, а не это вот все!
Все в ватаге юны… Да и сам-то Михайла… Откуда в Младшей страже иные? На то она и младшая. В походах мужали отроки… Возмужают и эти. Кто выживет. Увы, не все…
Сотник слушал, не перебивая – давно вытравил в себе эту нехорошую привычку всех подгонять.
– Мыслю так – половецкие кибитки проехали… Две или даже три… – все в том же деловом тоне продолжал Велька.
Миша одобрительно кивнул: половецкие кибитки он видел, приходилось уже – сталкивался. Широкие – с междугородний автобус – да и длиной, пожалуй, не меньше. Некоторые – на четырех осях, а иные – и на шести. Этакие скрипучие «неопланы», половцы никогда свои колеса не смазывали – так и скрипели по всей степи! Михайла даже подозревал, что специально, чтоб у каждого рода – вежи – свой звук был! Ну, это конечно, преувеличение…
– Трава пожухла – дня два, как проехали… Да! – вдруг улыбнулся рыжий. – Кизяк не подобрали!
Значит, недалеко где-то кочуют, где-то рядом их вежи и воины – языки! Будем искать.
– Осторожней, – прощаясь с десятником, напутствовал Михаил. – На сторожевой отряд не нарвитесь.
– Ага!
Поворотив коня, Велька ловко огрел его плетью и унесся в степь, прямо на глазах растаял, растворился в синей дымке пряных пахучих трав.
Молодец! Важная весть – вот и явился доложить лично. Что вполне оправданно – народ-то в его десятке совсем еще мал. Хотя второгодки, уже много чего умеют… Но степи еще не знают – непривычны.
