Высокий, худощавый, смуглый, с длинными черными локонами и пробивавшимся пушком над верхней губой, Ермил сильно походил на ромея и очень нравился девам. Вся девичья школа на него засматривалась! Однако парень верен был одной – Добровое.
– Ну, зови девицу-то, зови! Чай, не чужая.
Так вот, втроем, и сели за стол. Выглянув в двери, сотник тотчас послал служку в столовую, за легкой закуской… Хмыкнув, оглядел ребят:
– Ну, Ермиле, докладывай! Что там самострел, что Вячко? Земля ему пухом…
– Самострел, господине, сноровку на тропу направили! Повернули как раз на лыжню. Незадолго до того, как Вячко…
– Понял тебя… Значит, и здесь не случайность… – Миша посмурнел лицом. Уточнил: – Ты сказал – направили?
– По следам – их двое было. На лыжах – снег-то в лесу сильно все не замел. А у реки, под кручей, их сани ждали. Сани те на выселках видели… и двоих мужиков. Мужики как мужики: бороды, шапки, овчины.
А сани – приметные! Почти такие же, как у твоей матушки, господине.
– Та-ак… Войша! Ты тоже что-то имеешь сказать?
– В яму я угодила, господин сотник. Не Ермил бы – замерзла б, – поправив волосы, девушка с благодарностью взглянула на парня. – Он песню мою услыхал…
– Я как раз мимо, дознанье вести по самострелу…
– Так что с ямой?
– Старая, – махнула рукой дева. – Колья гнилые все… Слава богу! Однако глубокая, да еще снег. Говорю ж, не Ермил бы – не выбралась. И, главное, кто-то туда лыжню спроворил… Мыслю – к лыжам веревки привязал да протащил… Со стороны-то и видно – будто проезжено. Вот я и…
– И там тоже парней на санях видели… – со вздохом продолжив, Михайла вскинул глаза. – Иль не так?
– Так, господин сотник. Видели! Список видоков есть.
– Добро. Библиотеку тебе хотел поручить…
Ермил вдруг улыбнулся:
– Так уж глянул! Ну все одно зашел уж… Заодно и… – парень вдруг стал серьезным. – Следы там, от кусточков… И крыша не сама собой прохудилась! Дранку поддели, пробили чем-то… Рогатиной или большим ножом…
По библиотеке Ермилу велено было продолжать, выяснить, кто проломил крышу? Преступление, конечно, не ахти… так, скорей, пакость. Но, с другой стороны, ничего себе пакость! Промокшие-то книги денег стоили немалых.
Добровоя тоже получила задание – поспрошать по Ирине-Добромире, точно ли сама дева в проруби оказалась… или, может, помог кто? Девчонке-то сплетни собирать куда легче, нежели тому же Ермилу или Вельке.
С докладами оба явились уже через пару дней, опять туда же – в «канцелярию». Ермил опросил всех, кто мог хоть что-то увидеть… Видели! Пареньки мелкие играли в «чижа», бегали по сугробам – видали у библиотеки сани, а в них – двух незнакомцев. И сани-то стояли вовсе не у входа, не у крыльца, а дальше, с торца, в кусточках. Как раз под вечер дело было, в сумерках. Лезли ли незнакомцы на крышу? Этого ребята не видели – убежали, так как снег мокрый повалил, а затем и дождь, ливень!
– Думаю, они это. Те самые, – упрямо склонил голову Ермил. – Присмотрелись, дождались темноты и… Долго ли? Тем более и ливень уже начался.
– Ясно, – сотник самолично разлил по кружкам горячий сбитень. – Угощайтесь! Берите, вон, пироги – вкусные… Ну, а ты, Добровоя? По глазам вижу – есть, что сказать. И вести, как всегда, недобрые.
– Недобрые, – согласно кивнула дева. – Что уж тут говорить…
Компания девочек-малолеток как раз с горки шли – катались. Одна из них – лет шести от роду – видела, как «большая дева» баловалась с каким-то парнем. Как выразилась девочка, «жимкались», смеялись, а потом парень эту деву толкнул на ледянку. И сам – следом туда же. Вместе с горы и покатились, поехали! К проруби…
Что за парень – девочка сказать не могла, как и про девицу. Для шестилетних все, кто старше семи-восьми годков, люди совершенно неинтересные.
Прорубь…
Судя по всему, именно тогда Ирина и оказалась в проруби! Что ж ее ухажер не спас, не протянул руку? Да и сама-то девчонка почему выбраться не сумела? Ловкая, здоровая, молодая?
– Я от проруби-то еще дальше пошла… – тихо сообщила Добровоя. – Там – след санный. А саженях в десяти в сугроб что-то выброшено… Посмотрела… Палка – тяжелая, с коричневатыми пятнами! Очень похоже на кровь! Вот и думаю – не этой ли палкой Ирину и угостили? – С этими словами Войша потянулась к брошенной на лавку котомке и вытащила оттуда небольшую увесистую дубинку.
– Таким рыбу обычно…
– Ну да, – внимательно осмотрев предполагаемое орудие убийства, сотник мрачно насупился и сдвинул брови. – Вот от чего у нее рана на голове! Очень может быть, очень… Значит, все же пыталась выбраться дева. Не дали! Палкой по голове оглоушили, словно сома или щуку… Однако почему дубинка? А, скажем, не кистень? Кистень-то, считай, почти у каждого есть. И спрятать его легче.
– От кистеня рана другая, – пригладила волосы Добровоя. – Дубинкой можно и не в полную силу ударить, с кистенем же куда труднее так рассчитать. Ударили б кистенем, сразу б и видно – удар! А тут… вроде бы как и сама упала…
– Все так, – Миша покусал губу. – Опять под несчастный случай сработали… с-суки. Кстати сказать, и здесь – сани… И у мастерских незадолго до пожара тоже сани видели. И чужих парней! Ладно… может, из Турова подобрее вести поступят…
Выпроводив гостей, сотник уселся в любимое полукресло и, вытянув ноги, принялся разговаривать сам с собой – думать.
«Ну, что скажете, сэр Майкл? Что имеем? Классическую диверсию против установленного порядка управления! А всякая диверсия должна иметь тактическую и стратегическую цель. Стратегическая цель – запугать, ослабить, тактическая же – вполне конкретная. В данном конкретном месте устроить конкретную пакость. Что мы и видим! И что теперь делать? Да ясно – что… Вычислить всех причастных и строго наказать! Иначе сочтут слабыми. Нападут. Сделают все, чтоб убить. Такие уж тут времена… мрачные, лихие… Да, есть закон – “Русская Правда”, но по сути – кто сильнее, тот и прав. Власть и есть закон. Закон сильного да подлого… волчий».
Именно об этом и говорил Миша с Кузнечиком, с Тимофеем, Тимкой, отроком из далекого будущего, ранее проживавшим в землях сгинувшего боярина Сан Саныча Журавля (тоже нашего современника). Оклемавшийся после отравления угарным газом Тимка ночевал у Михайлы. Не планировал, правда, на ночь оставаться, просто заглянул вечерком… да беседа и затянулась. А потом уж куда на ночь-то глядя идти?
Тимофей припомнил, что Сан Саныч имел тайные связи с младшим братом киевского – главного – князя Мстилава, Юрием (будущим Долгоруким) и предлагал тому свою помощь в деле сохранения единства русских земель в будущем. Однако князь Юрий высокомерно отказался от помощи, не хотел быть кому-то обязанным, сам думал стать во главе всех русских земель, плел интриги и копил силы.
– Для него, Миш, не только ратнинцы, но и «журавли» – возможные соперники, с коими держать надобно ухо востро и вредить по возможности.
Там, в будущем, Кузнечику – Димке – было девятнадцать лет, и он стремительно умирал от саркомы. Здесь же Тимофею недавно стукнуло четырнадцать, по меркам Средневековья – вполне уже взрослый парень. Правда, выглядел Тимка совершенно по-детски… в отличие от осанистого заматеревшего Миши.
Зато как мозги работали! Много чего Кузнечик уже придумал: и станки, и прицелы, и всякие прочие приспособы… Так сказать, явил собой чудо инженерной мысли в Средние века!
– Я вот так думаю, князь Юрий от нас не отстанет, – потягивая сбитень, негромко промолвил Тимофей. – Потому что себе на уме. Умный, коварный, хитрый! Зря Сан Саныч Журавль на него ставку делал и много чего лишнего рассказал! Юрий и запомнил – сила неведомая зреет в землях Журавля и вот, в Ратном. Неведомая, а потому – опасная. А то, что опасно, должно быть уничтожено. И тут уж без особой разницы, когда эта опасность возникнет – сейчас или в будущем. Надо, чтобы ее вообще не было. Ничего непонятного, неведомого… Все уничтожить… и всех!