Чтобы как-то поддерживать форму он вечерами после ужина заставлял себя немного играть в крикет – пассажиры имели возможность заниматься на пароходе различными видами спорта и для палубного крикета натягивалась сетка, чтобы шары не падали в море.

В Ванкувер пароход пришел рано утром и Дабазов целый день слонялся по городу, убивая время до вечернего поезда в Нью-Йорк. Из тихого рыбачьего поселка по берегам длинного залива в устье реки Фрейзер, Ванкувер, оказавшийся конечным пунктом канадской тихоокеанской железной дороги, быстро превращался в крупный морской порт.

Повсюду открывались взгляду строящиеся многоэтажные здания банков и торговых контор, меж которых ещё лепились ветхие, дожидающиеся сноса, рыбацкие лачуги, но всё новое в городе делалось по последнему слову техники: через залив и реку с её рукавами строились величественные мосты, прокладывались асфальтовые мостовые, на них обустраивали трамвайные пути и ставили газовые фонари.

Перед тем как отправиться на вокзал, Алексей ещё долго бродил по Стэнли-парку и, когда наконец, вошёл в своё купе и сел на кушетку, то мгновенно уснул.

За ночь их состав практически пересёк Скалистые горы, но рано утром Дабазов все же успел издали увидеть скалистые пики безмолвных и прекрасных вершин и, свисающие, бело-голубые языки длинных и узких ледников.

Железнодорожный путь пролегал по лесистому ущелью и почти параллельно с ним проходила колёсная дорога, но она была совершенно заброшена и местами разрушена горными обвалами. В разгаре стояла Канадская зима и все последующие четыре дня пути до Нью-Йорка поезд шёл по однообразной снежной равнине и только в районе Великих озёр пейзаж стал более живописным – холмы и перелески здесь сменялись большими и малыми ледяными блюдцами озер, а, чем ближе они подъезжали к Атлантическому побережью, тем больше становилось поселений и городков.

Днём Алексей много времени проводил в вагоне-ресторане, поедая уже надоевшие бараньи котлеты или лососину, и отрешённо глядел на мелькавшую за окном Северную Америку, так похожую на Россию… О чём бы он ни думал, – мысли постоянно возвращались к Кири, и хотел он только одного: быстрее добраться до Парижа, увидеть её, заключить в свои объятия и уже не отпускать никогда… Он всё ей расскажет, она поймет и этот дурацкий узел наконец развяжется… И еще, её отец их благословил! «Господи, скорее бы уже доехать!» – думал Дабазов и даже в монотонном перестукивании колес поезда ему слышалось – «скорей-скорей, быстрей-быстрей».

В Нью-Йорке он сел на одноименный пароход, идущий в Саутгемптон, и этот недельный переход через Атлантику оставался последним большим перегоном на его пути. После него только короткий переезд через Ла-Манш – из Кале в Дувр, и тогда до Парижа останется уже совсем немного…

За всё время пути Кири ни разу не вышла из своей каюты. Она почти всё время пластом лежала на кровати, бездумно уставившись в потолок. В мыслях она постоянно возвращалась к недавним событиям в Бангкоке, и ей почему-то всё меньше и меньше хотелось верить, что Дабазов мерзавец. Её любящее сердце подсказывало, что они оба оказались жертвами какой-то бессмысленной и странной игры…

Все время штормило и её замучила морская болезнь. Чем дальше они уходили в Индийский океан, тем труднее ей становилось переносить качку. Палуба корабля то медленно-медленно задирала нос кверху, останавливалась на секунду в этом колеблющемся равновесии и, дрогнув, валилась вниз всё быстрее и быстрее, а затем, – с силой обрушившись в воду,… вновь устремляла нос вверх и этому не было конца.

Вслед за этим жутким маятником, в груди и животе у Кири возникало тянущее чувство какой-то отвратительной щекотки, холодел лоб и её буквально выворачивало наизнанку от рвоты. От этого наступала короткая передышка, а потом – всё повторялось заново.

Состояние Кири было настолько мучительно, что она думала, что, если бы была возможность как-нибудь вдруг, сейчас же умереть, лишь бы окончилось это ощущение постоянного выкручивания всех внутренностей, то она согласилась бы с равнодушною усталостью. Она почти ничего не ела, и Ком силой вталкивал в неё хоть какую-то еду, которую он приносил из камбуза.

Ехавшие с ними англичане, питались вместе с капитаном в салоне и, всякий раз, через Кома, приглашали и её, но Кири так ни разу и не смогла спуститься к общему столу.

К вечеру ей становилось легче – она засыпала, ненадолго, просыпаясь от нового приступа тошноты и так тянулись неразличимые сутки.

Однажды, проснувшись на рассвете, она почувствовала себя хорошо и первый раз вышла на палубу. Дул приятный свежий ветер и мелкие солёные брызги изредка долетали до её лица. Кири наклонилась, чтобы посмотреть на воду – внизу, под винтом, вода кипела белыми, как вспененное молоко, буграми, и далеко за их пароходом среди ровной широкой синевы тянулась, чуть змеясь, узкая зеленая гладкая дорожка, изборожденная, как мрамор, пенными, белыми причудливыми струйками. Белые чайки, редко и тяжело взмахивая крыльями, летели навстречу пароходу. Это говорило о близости берега – должно быть они уже обогнули Цейлон и теперь шли вдоль юго-западного побережья Индии.

До Бомбея, где будет двухдневная остановка и можно на время забыть о качке, было уже рукой подать и Кири было обрадовалась этой мысли. Однако, в ту же секунду у неё снова закружилась голова, и палуба под ногами опять стала странно неустойчивой, и ноги сделались ватными. Она присела на скамейку, потом встала, чтобы переменить место и сесть напротив, но ноги не слушались, и её вдруг с силой понесло вбок. Она понимала, что летит на другой конец палубы и попыталась ухватиться за перила, чтобы остановить этот полет… – тщетно!..

Под утро в каюте стало душно и Бенджамин Макдональд вышел на верхнюю палубу.

Глаз свободно, не встречая препятствий, охватывал кругообразную черту горизонта, замыкавшую небо и море. Сколько же раз он уже ходил этим путем!?.. Он страстно любил море и еще с юности навсегда связал с ним свою судьбу. Раскурив сигару, он стал размышлять о своей жизни.

Ему шел 53-й год и в жизни все вроде бы сложилось успешно. Родился он в маленьком шотландском городке Элжин и как всякий парень из провинции, знал, что в жизни нужно пробиваться, а для этого – много и упорно работать. Позднее он понял, что для обретения жизненного успеха, не менее важен счастливый шанс – возможность проявить себя. В зрелом возрасте он уже считал этот фактор более важным, чем просто – упорная работа, хотя, именно работа, конечно же, и дает возможность мужчине получить такой жизненный шанс – важно только суметь им воспользоваться.

На двенадцатом году жизни родители определили Бена в юридическую контору «Файф, Дафф-Робертсон & Скиннер» для обучения этому прибыльному с их точки зрения занятию. С головой погрузившись в изучение сухих юридических текстов, он скоро понял, что его зарплаты младшего клерка в конторе, принадлежащей трем скрягам-шотландцам, едва хватает на одну затяжку хорошей сигары. Он убедил родителей позволить ему найти другое занятие для заработка и, навсегда приобретя отвращение к юриспруденции, вскоре покинул отчий дом.

Джеймс Старк, старый священник из их церкви Святой Троицы в Элжине, снабдил его письмом, где рекомендовал как умного молодого человека с хорошим и уравновешенным характером, который «подойдет для любой деятельности и будет в ней успешен». Так, в девятнадцать лет, Бен оказался в Глазго, где его взяли на временную бухгалтерскую работу в судостроительную компанию «А. & Д. Инглес».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.