Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А если это все же правда? Если мы сознательно или бессознательно введены в заблуждение нашим высшим командованием?

— Я не могу полностью принять ваши аргументы. Ведь от Пиккерта Манштейн знает, в каком отчаянном положении мы находимся. Я просто не могу себе представить, что его не трогают страдания и гибель нашей армии и что от нас требуют напрасных жертв. Нам приказано обороняться здесь, и из чувства ответственности перед группой армий «А» на Кавказе я не могу действовать иначе.

Так и этот наш разговор закончился ничем. Мы размышляли и дискутировали. Однако мы сами заставляли себя топтаться в заколдованном круге. Мы не были способны отбросить бессмысленные и даже преступные приказы и подняться до подлинной ответственности перед нашим народом. И поэтому даже взволнованные обращения немецких антифашистов нам тогда не помогли.

Дорога смерти

Генерал-лейтенант Шмидт вызвал меня к себе.

— Произведите рекогносцировку нового командного пункта, Адам. Мы собираемся использовать командный пункт 71-й пехотной дивизии, которая переходит в город южнее реки Царица. Насколько я знаю, мы сумеем разместиться в убежищах, расположенных в балке близ поселка Сталинградский. Немедленно займитесь их распределением. У Сталинградского шоссе, где отходит дорога к балке, вас будет ждать адъютант 71-й пехотной дивизии.

Вернувшись в свой блиндаж, я по телефону договорился с начальником тыла дивизии о том, когда я прибуду к нему. 13 января в 9 часов моя автомашина стояла готовой к отъезду. До шоссе было всего несколько сот метров. Вереница раненых продолжала двигаться по направлению к городу. Уже через километр моя легковая машина-вездеход была переполнена ими. Двое раненых стояли даже на подножках.

— Поезжайте медленнее, — приказал я водителю, опасавшемуся за целость осей и рессор. Я решил сделать небольшой крюк в Сталинград и сдать там раненых в лазарет. Хотя машина уже была сильно перегружена, сразу же за Гумраком мы взяли еще одного. Я увидел его еще издали: он стоял, умоляюще протянув замотанные в тряпье руки. Когда мы медленно подъехали ближе, я увидел на детском лице выражение отчаяния. По его щекам текли слезы. Я вспомнил сына и велел остановиться. Несчастный, ковыляя, подошел к машине.

— Пожалуйста, возьмите меня в Сталинград! — попросил он. Мы потеснились, и раненый сел на переднее сиденье. Юноше не было еще и 19 лет. Уже несколько часов с обмороженными руками и ногами сидел он на дороге, и никто не сжалился над ним. Он не знал, как благодарить меня, и все время пытался пожать мне руку. Ему казалось, что в Сталинграде он найдет спасение.

Я высадил раненых у лазарета в западной части города, замолвив за них слово дежурному врачу. Юношу нам пришлось почти нести на руках. На прощанье он хотел подарить мне кусок сухой колбасы.

— Это мама прислала, я все хранил колбасу, — сказал он простодушно.

Конечно, я отказался от подарка, сказав, что ему это нужнее, чем мне.

По обочинам шоссе лежало много трупов — так закончили свой путь раненые и больные. Они прилегли на минутку, чтобы набраться сил, от усталости заснули и замерзли. Мертвые лежали и на дороге. Никто не заботился о том, чтобы предать их земле. Танки и легковые машины проезжали по замерзшим трупам и сплющивали их. Водители и пешеходы натыкались на них и бесчувственно и тупо брели, спотыкаясь, дальше. Это шоссе прозвали «дорогой смерти».

Названию этому отвечали и сотни всевозможных разбитых грузовиков, легковых и специальных автомашин, разбитых и опрокинутых авиабомбами, с вывалившимся грузом и искромсанными трупами людей. То и дело попадались искореженные танки и орудия, иногда сгоревший самолет и, наконец, бесчисленное множество вполне исправных автомашин, которым не хватало лишь горючего.

Мой вездеход остановился. В него сел поджидавший меня адъютант 71-й пехотной дивизии. После всего, что я видел, разговаривать не хотелось.

«Гартманнштадт»

Мы свернули в глубокую балку, по дну которой между крутыми склонами проходила дорога. Здесь был сооружен настоящий поселок из бункеров. По фамилии командира дивизии генерал-лейтенанта фон Гартманна он был назван «Гартманнштадт». Блиндажи были расположены по крутому левому откосу в три этажа, соединенных между собой лестницами. Лестницы и переходы были ограждены перилами. Кухню и кладовую также вырыли в откосе.

Во время Западной кампании 71-я пехотная дивизия взяла северные форты Вердена — Во и Дуомон. Ее прозвали «везучей». В качестве опознавательного знака на ее автомашинах был изображен лист клевера. Теперь, однако, счастье бесповоротно покинуло дивизию. Генерал-лейтенанта фон Гартманна я нашел в весьма удрученном настроении.

— В каком ужасном положении мы находимся, — сказал он мне, — я не вижу выхода. От моей дивизии, которой я всегда так гордился, почти ничего не осталось. Я не перенесу этого.

Я тоже был чрезвычайно удручен и рассказал ему о своей страшной поездке по «дороге смерти».

— Вы правы. Эти ужасные картины могут хоть кого лишить рассудка.

Из дальнейших разговоров я узнал, что генерал также потерял в этой войне единственного сына. «Пал за отечество» — до сих пор мы верили этому или, по крайней мере, нас убеждали в этом. После горьких переживаний последних месяцев такое толкование стало казаться нам крайне сомнительным. Но еще тяжелее было признать, что наши сыновья погибли напрасно.

Когда я попрощался, у меня было такое чувство, будто фон Гартманна терзают сомнения еще больше, чем меня, и он окончательно потерял душевное равновесие.

Затем начальник тыла и адъютант показали мне хорошо оборудованные блиндажи. В каждом стояла обмурованная печка. Было достаточно кроватей, столов и стульев. На окнах висели гардины и приспособления для затемнения. Все помещения освещались электричеством. Насколько примитивным по сравнению с этим был наш старый командный пункт.

Штаб дивизии собирался выехать уже на следующий день. Следовательно, команде квартирьеров нужно было немедленно принять все помещения. Я распределил отдельные блиндажи между подразделениями нашего штаба и отправился на командный пункт армии.

Информировав Шмидта о результатах своей рекогносцировочной поездки, я спросил его, когда мы передвинем командный пункт.

— Это зависит от изменения обстановки и от того, когда будет установлен коммутатор. Пока Питомник в наших руках, мы останемся здесь, — ответил он.

Затем я сообщил Паулюсу о «Гартманнштадте», а также о страшных картинах, которые видел по дороге.

— Это действительно ужасно, — сказал он. — Если бы я был уверен, что группа армий «А» находится в безопасности, я положил бы этому конец. Поскольку же это остается неподтвержденным, мы должны сражаться, пока возможно.

— Разве наши войска еще могут воевать, господин генерал-полковник? Ведь западный участок котла был прорван при первом же ударе.

— Его мы кое-как заштопали. Питомник еще в наших руках. И кто же охотно пойдет в плен? Солдаты все еще надеются на спасение и знать ничего не хотят о капитуляции. Это укрепляет меня в моих действиях.

Задание капитана Бера

Действительно, большинством солдат владели страх и надежда. В штабе армии никто, пожалуй, не думал больше об освобождении. Однако ни у кого не хватало духу сказать войскам правду. Нетрудно было предвидеть, что мы не сможем долго удерживать Питомник. Поэтому Шмидт приказал вывезти самолетом журналы боевых действий нашего штаба, отделов разведки, оперативного, тыла, кадров начсостава, начальника инженерной службы и начальника связи, чтобы они не попали в руки врага. Это было поручено старшему адъютанту группы управления штаба капитану Беру, молодцеватому офицеру, награжденному Рыцарским крестом. Сначала он должен был еще раз обрисовать фельдмаршалу фон Манштейну агонию 6-й армии, а затем лететь дальше, чтобы доложить Главному командованию сухопутных сил и лично Гитлеру, как бесславно гибнет, умирая от голода, 6-я армия. Командование армии исходило из того, что на Гитлера может произвести больше впечатления награжденный орденами офицер, чем генерал. Бер больше не вернулся в котел. Теперь мне известно, что этому помешали нарочно, чтобы безнадежное положение 6-й армии оставалось ей неизвестным. Лично зная капитана, я не сомневаюсь, что он не стеснялся говорить напрямик и у Манштейна, и у Гитлера. Но количество транспортных самолетов не увеличилось. Армия продолжала таять. Полевые кухни все чаще оставались холодными, потому что нечего было варить. То и дело и без того скудный ужин отменялся. Фронт придвинулся к Питомнику. Истребители Красной Армии кружили над аэродромом и сбивали много наших «юнкерсов-52» и «хейнкелей-111», подходивших без прикрытия. Те, которым удавалось приземлиться, уничтожались на земле советскими бомбардировщиками или низко летящими «швейными машинами». Не помогло и то, что Шмидт радировал откомандированному капитану Тепке: «Если и теперь количество самолетов не будет увеличено, поднимите скандал».

65
{"b":"850","o":1}