Задумавшись на минуту, Паулюс продолжал:
— Командование противника также действует более целеустремленно. У нас создалось такое впечатление, что советское командование намерено любой ценой удержать свои позиции на западном берегу Волги. В некоторых местах занятая русскими полоса обороны шириной не более 100–200 метров. Если верить показаниям пленных, штаб 62-й армии расположил даже свой командный пункт на крутом западном берегу. С середины сентября командующим этой армии является как будто генерал Чуйков.[37] Все чаще ему удается перебрасывать новые дивизии через Волгу. Его боеспособность растет, наша уменьшается. Присланные нам пять саперных батальонов при наступлении в северной части города понесли такие большие потери, что мы были вынуждены вывести их из боя.
Несомненно, и противник испытывает огромные трудности. Пленные показали, что 62-я армия снабжается ночью через Волгу. Однако, так как армия не имеет на западном берегу ни машин, ни лошадей, оружие, боеприпасы и продовольствие приходится переносить на руках от места разгрузки к позициям. Таким образом, войска не отдыхают ни днем, ни ночью. После разгрузки лодок на них отправляются на восточный берег раненые и больные. До сих пор нам не удавалось захватить место переправы или перекрыть реку.
— Но ведь это те же самые люди, господин генерал, которых мы в течение месяца заставляли отступать. Как объяснить это неожиданное ожесточенное сопротивление?
— Я уже сказал вам, что командование стало действовать целеустремленнее. Видимо, генерал Чуйков очень энергичный военачальник.
Было уже поздно. Мы проводили командующего по деревенской улице, которая была погружена во мрак. Вместе с поджидавшим его офицером генерал прошел в маленький домик, где он жил. А мы вернулись к своим делам. Подполковник опять взял в руки папку с бумагами.
— Я хотел бы упомянуть еще об одном мероприятии генерального штаба. Оно тоже свидетельствует, что в Берлине либо в Виннице иллюзиями подменяют реальную оценку положения. В начале октября в штаб 6-й армии прибыл генерал инженерных войск во главе управления по возведению долговременных укреплений, двумя штабами саперных полков, шестью штабами саперных батальонов и одной строительной ротой. Главное командование сухопутных сил поручило им возвести в Сталинграде бетонированные укрепления. Начальник инженерной службы нашей армии полковник Зелле вышел из себя, когда он услышал об этой нелепице: «Для строительства бункеров нужны цемент, гравий и лесоматериалы. Допускаю, что гравий можно добыть на Волге или Дону, но цемент и лесоматериалы надо везти сюда за сотни километров. Даже если бы это все удалось, ведь нет рабочей силы, необходимой для строительства. В ближнем бою за город сильно пострадали и саперные батальоны. Да к тому же русские наверняка не будут пассивно наблюдать, как мы возводим бетонированные укрепления».
Зелле предложил начальнику штаба 6-й армии использовать штабы инженерных войск для строительства позиций в тылу. Но генеральный штаб решительно отверг это предложение армии. Разумеется, не прислали армии и строительные материалы для бункеров. А между тем поступил приказ фюрера с требованием, чтобы присланные к нам инженерные войска построили безопасные отапливаемые бункера для танков. Это было столь же нереально.
— Я живо представляю себе, как реагировал Зелле на эти нелепые фантазии, — сказал я. — Все, что вы мне рассказали, действует прямо-таки удручающе, особенно в нашем трудном положении. Ну что ж, нам надо быть готовыми еще и ко многому другому.
Мой собеседник внимательно посмотрел на меня.
— Вы знаете, господин полковник, я прибыл сюда из управления кадров генерального штаба. Там меня иногда удивляло, что высшие командиры позволяют себе критиковать верховное командование. Но за эти пять недель, пока я вас здесь заменял, я понял, какой вред причиняют войскам нелепые мероприятия и приказы верховного командования вермахта.
— Да, это так, — ответил я. — Доверие к верховному командованию подвергается тяжелому испытанию. Хорошо было бы, если бы офицеры генерального штаба, несущие ответственность за подобные приказы, поработали несколько месяцев в каком-нибудь армейском штабе. Может быть, они наконец осознали бы, как это опасно, когда командование войсками исходит из ложных оценок обстановки. Господа из ставки фюрера, несомненно, проходили военную историю, стратегию, оперативную подготовку и тактику. Теоретически они совершенно точно знают, что битву никогда нельзя выиграть при недооценке противника и переоценке собственных сил и что войска за такие ошибки командования платят дорого — своей кровью. Должен сказать вам откровенно: после опыта, полученного в походе на Восток, мало что осталось от моего былого уважения к генеральному штабу. Было бы полезно, если бы вы, вернувшись в управление кадров, доложили о ваших наблюдениях в компетентной инстанции. А может, вы по-прежнему намерены командовать у нас полком?
— Мое намерение остается в силе. Меня в этом укрепила работа в штабе армии. В 76-й пехотной дивизии освободился пехотный полк. Заболел полковник Абрагам. Генерал Роденбург потребовал замену. Вот письмо.
Я прочел этот документ.
— К счастью, болезнь не так уж серьезна. Генерал Роденбург предлагает откомандировать полковника на несколько недель в тыл армии. Это мы сейчас обсудим, но прежде еще один вопрос: как обстоит дело с нашими офицерскими курсами в Суворовском?
— К сожалению, нам не удалось начать занятия в намеченный срок. Боевые действия в городе вынудили нас отсрочить набор курсантов. Капитан Гебель начал занятия только в середине этого месяца.
Это меня отнюдь не обрадовало — ведь нам срочно нужны были пехотные офицеры. Я не имел основания упрекать своего заместителя: он не нес ответственности за это опоздание. Я решил сделать все, чтобы ускорить переподготовку. И тут мне пришла в голову такая мысль:
— А что, если полковника Абрагама командировать в Суворовский? Он бы там отдохнул, а капитан Гебель мог бы с ним советоваться по вопросам подготовки новых офицеров. Тогда вы могли бы принять полк, которым командовал раньше полковник Абрагам.
— Я согласен, господин полковник. Одобрят ли такое предложение генерал Паулюс и генерал Шмидт?
— Завтра утром мы вместе пойдем на доклад. Письменное ходатайство перед Главным командованием сухопутных сил о вашем переводе в 76-ю пехотную дивизию мы сразу возьмем с собой. Если все сойдет хорошо, вы через два дня сможете приступить к исполнению своих новых обязанностей. Теперь я открою вам одну тайну. При моем последнем посещении управления кадров я поднял вопрос о моем освобождении от обязанностей адъютанта. Если Паулюс согласится, моим преемником станет полковник Зоммерфельд, бывший до войны адъютантом ГУ армейского корпуса в Дрездене. На днях я буду об этом говорить с командующим.
Плохие предзнаменования
В начале ноября к Паулюсу явился генерал пехоты Штрекер, командир армейского корпуса, действовавшего на левом фланге армии в большой излучине Дона. Все дивизии на северном участке доносили о передвижениях и сосредоточении советских войск на нашем левом фланге и перед 3-й румынской армией, которая 10 октября заняла промежуточный рубеж между 6-й армией и 8-й итальянской армией. Штрекер требовал проведения контрмер, которые были крайне неотложны, потому что и действовавшая на юге 4-я танковая армия заметила подготовку противника к наступлению. У командования армией и командиров корпусов не было никаких сомнений насчет намерений русских окружить 6-ю армию и 4-ю танковую армию.
Командующий группой армий «Б» генерал-фельдмаршал Вейхс и его начальник штаба генерал пехоты фон Зоденштерн разделяли опасения командования 6-й армии. Но они не могли убедить в этом Главное командование сухопутных сил и Гитлера. Верховное командование просто не принимало всерьез донесения 6-й армии; оно сомневалось в том, что Красная Армия вообще способна думать о контрнаступлении. Паулюс предложил отвести 6-ю армию за Дон и развернуть ее там на отсечной позиции, чтобы избегнуть грозившего окружения. Это предложение было отвергнуто, что свидетельствовало о полном отсутствии чувства ответственности за жизнь нескольких сотен тысяч солдат. Я присутствовал при том, как раздался звонок по телефону из генерального штаба. Начальник генерального штаба генерал пехоты Цейцлер был лично у аппарата и по приказу Гитлера передал следующую директиву: