— Ты сделал правильный выбор, отказавшись…

— Кто здесь? — воскликнул было Федя, но голос стих, отражаясь эхом затухающего звона металла.

— Бездна — Федор, 0:1…

Темнота потому нам неприятна, что в темноте происходит покушение на само природное право видеть. Ты блуждаешь во тьме, натыкаясь на что-то, что есть, но ты не в силах уловить это ни слухом, ни обонянием, ни языком, ни на ощупь. Ты можешь вляпаться в собачьи какашки, а можешь удариться лбом о торец двери, задеваешь угол кровати или путаешься в одежде, когда сидишь в шкафу.

На вопрос «зачем нужна тьма?» ответ очевиден, как ясно видны силуэты в отражении луж. Не нужна, она есть, хоть никто и не спрашивал её появляться или не просил исчезать. Само отсутствие чего-то подменяется тьмой. Это язык Бездны, это её хтонический юмор. Отсутствие света — вот ключ, отсутствие тьмы — вот наказание. В соответствии с давней традицией мы приписываем тьме преимущественно отрицательные качества, страхи или функции. Хотя, когда нам плохо и мир нам ненавистен, мы бежим во тьму. AD NOKTUM! ВО ТЬМУ! Тьме безразлично кто мы, тиаматы или черви, ей все ровно, зачем мы посещаем этот мир, никогда не рождаясь.

«Чтобы ты делал, если бы однажды стал Всевластным, Всемирным и Вневременным?»

«Я изменил бы все! Я пришел бы в этот мир человеком, а ушел безумцем. Только так, поняв абсурдность мира, я бы начал его исправление. Я обвинил бы мир и начал войну с ним. Но я не могу быть в мире, потому посылал бы своих легатов:

1. стереть с лица земли Египет;

2. распять Христа, а Мухаммеда гнать в Медину;

3. заткнуть Будду;

4. очистить расу от мыслителей античности, которые покушаются на мое право быть таким, какой я сейчас;

5. окунуть мир в ужасы, пытать и сжигать недовольных;

6. вести войны, чтобы народы никогда не размножались бесконтрольно;

7. открыть глаза после Чумы Разума;

8. просветить группу из тех, кто придет после меня;

9. натренировать тех, кто меня уничтожит, и подарить технологии уничтожения мира, ибо я — мир;

10. трубить в девять труб Апокалипсиса;

11. сражаться за веру;

12. стать легендой».

«Все бы хорошо в этом плане, но только все это уже было, а потому неинтересно. Бездна уже проделал это на протяжении всей истории человечества, зашедшего в тупик только из-за несовершенства познания. Где сомнения, там и страх. И когда ты встанешь на край бездны, ты поймешь те вещи, о которых я говорю. Бездна воздержалась от ответа, потому очко присуждается ей. Очко всегда было её».

Бездна — Федор, 1:1.

Федор не спал, он уже отдохнул в поезде, а потому заснет только к трем или четырем утра. К тому же во сне приходят разные вещи, вроде воробьев-веревок, голосов-самодуров или картинок прошлого в новой интерпретации. Он лежал на широком подоконнике, наблюдая, как звезды выстраиваются в новом порядке. Вселенная движется, и звезды меняют свои координаты, но движение их так мало, что тысячи лет они находятся в одной и той же точке. На свою беду сейчас Федя видел общий ход небесных тел. Или он действительно его видел, или это просто пытки уставшего разума.

Видимо, жена тоже не спала. Федор радовался, что четыре минуты назад избавился от сексуальной зависимости, а Лариса злилась, что он не воспитывает детей, да и вообще ничего по дому не делает.

Ситуация в семье не менее пятнадцати абсов, ведь это не семья, а говно.

— Когда взмах крыла доставляет боль, когда глаз не видит земли от помутненного рассудка, значит, путь окончен, пора принять решение, — прошептал Федя сам себе. — Я знаю, что от перелета у уток нарастают под крыльями мозоли размером с кулак. Я прошел много миров, много жизней в одной. Я был и журналистом, и грузчиком, и рекламщиком, и чернокнижником, и рабочим у станка, и функционером партии, и сектобойцем, и писателем, и торговцем. Все только потому, что хотел познать мир, видеть его фабулу, его абсурдность. И я увидел. Признаю я его или нет — решит Бездна. Внутри или снаружи я иллюзорен? Это не ко мне вопросы, я лишь зеркало самого себя, в котором видно лишь треснутое стекло, заляпанное железнодорожной грязью. А что дальше, дурак?

Десять килограмм отличного дерьма. Этот устойчивый динамичный бред, вид которого характерен прямой пропорциональности точки отсчета. Зрители нашей жизни могут задать три вопроса, но они задают тридцать, а я выбираю самые абсурдные в соответствии со структурой абсурдного мироздания:

I. Соотносится ли бельевая веревка с общим понижением температуры на планете? Если да, то как.

Два ответа:

— соотносятся, но только через нейрофизиологический импульс;

— планета повесилась.

II. Насколько реальна угроза инопланетного вторжения в условиях деноминации или дефолта?

Ответ один:

— да пошел ты…

III. Перманентна ли наблюдаемая нами часть Бездны или внутри нее с течением времени происходят подвижки? Какова высшая цель, если она есть?

Два вопроса, два ответа:

— наблюдаемая вами часть бездны Бездной не является. Как можно видеть то, что не выпускает ваши мысли обратно? Притяжение внутри Бездны сильнее пылесоса. Путешествующие к ней мысли и идеи не возвращаются. Она видима только умозрительно;

— высшая цель у тебя в штанах…

Итак, из всего вышесказанного мы сделаем только один вывод: нельзя на полпути останавливаться и делать выводы. Идя навстречу к Бездне, ты боишься? Значит, ты не сделал и половины пути. Когда ты на подходе к Бездне, страхи затягиваются ею, а ты остаешься оболочкой, не властной над собой, медленно подходящей к краю, за которым самое сердце Пропасти.

«У тебя есть что-нибудь, чего бы ты хотел, но не мог достичь?»

«Нет, кто не желает, тому не надо!»

«И ты способен на все, что угодно, не считаясь ни с кем, не опираясь и игнорируя всех. Друзья станут врагами, враги — безразличными, родные отвернуться, а человечество посчитает тебя уродом!»

«Таким и будет мой путь…»

«Значит, ты готов дать в морду той старушке, что нахамила тебе в продовольственном отделе? Ты готов изнасиловать сестру жены? Ты готов пустить под откос тот поезд, с которого начались твои злоключения?»

«Я готов! Я даже не буду ничего говорить, я пойду и сделаю все это… СЕЙЧАС!!!»

«Но если это не цель, то что?»

«Я хотел бы изменить мир. Качественно. Я хотел бы видеть его без наркотиков и курева, без болезней или увечий, без феминизма и однополых связей, без грязи и воробьев, без холода и трещин, без доброты и любви, ведь надо же жертвовать чем-то во имя высшей цели!»

«Молодец! А от чего бы еще ты отказался? Личного… Что для тебя свято: работа, рассудок, семья?»

«Для меня нет ничего святого!»

«Бездна смеется над тобой! Она воздержалась от ответа…»

Бездна — Федор, 2:1.

У каждого из нас в детстве был маленький дружок. Для кого-то это был домовой, для кого-то — эльф. У всех были скрытые друзья, а у Феди были только скрытые враги. Например, Жрам-жрамчик. Гнусное существо, о делах которого нельзя было говорить вслух. Или Миома. Тягучее слово, которое было только словом, а не образом. Почему-то Федя боялся произносить его, хотя никак не мог забыть. Бездна учит тем, что отбирает только нужное, а вещи, которые мы пытаемся забыть — остаются. Именно из-за философии хаоса мы вынуждены бороться с собой, с этими вещами всю свою жизнь.

Страх делает деревья мертвыми, источающими кровь, как еретики из седьмого круга ада по Данте. Все переписано, а боги просто многоликие психопаты. Что объединяет Бога, шизофреника, Будду и реальный мир? Триединство и трехличие. Разве это не тревожный признак?

Я объясню, почему шизофреники не двулики, а трехлики. Это вам скажет любой психиатр. Одно лицо, другое лицо, а третье — передатчик между ними. Он не принимает решений, он просто есть как связь между Отцом и Сыном. Черт, проболтался! Но ведь теперь ясно, на что это похоже…

Не будь жадным, поделись с Пропастью старыми и глупыми выдумками, всем тем хламом, который ты еще сможешь выдумать, несуразицей. Покорми её, она разрастется, и ты поймешь, насколько неблагодарной может быть она! Но это не плохо, это спасение получше суицида. Феде задали последний вопрос, но он его не слышал. Ему задали вопрос, который был тишиной. Надо было слушать сердце, а он понял, как надо сражаться. Он принял стратегию Бездны, хотя и не являлся ею.