Следствие по делу Фукье-Тенвиля длилось долго — оно стало орудием в борьбе между различными фракциями термидорианцев. 12 фруктидора (29 авіуста) его даже вызывали в Конвент, чтобы он засвидетельствовал роль, которую сыграли в проведении террора «левые термидорианцы» Бийо-Варенн, Колло д’Эрбуа и др.[332]
Во время первого процесса осенью 1794 г. преемник Фукье Леблуа предъявил ему обвинение в проведении процессов сразу над большими группами лиц без выяснения вины каждого, в создании пресловутой «амальгамы» — объединения в одном процессе подлинных и мнимых заговорщиков, в нарушении прав присяжных, воздействии на свидетелей, подтасовке документов и так далее[333]. Процесс Фукье-Тенвиля еще не был закончен, когда 8 нивоза III года (28 декабря 1794 г.) Конвент принял решение о реорганизации Революционного трибунала. Членами его отныне должны были стать судебные чиновники из провинции, назначаемые сроком на три года.
В марте 1795 г. в условиях усиливавшегося белого террора в стране[334] Фукье снова предстал перед трибуналом. Термидорианцы сознательно сосредоточивали внимание на этом процессе. Были вызваны многочисленные свидетели, чем как бы подчеркивался контраст с процессами эпохи якобинского террора. В ходе судебного расследования выяснилось, насколько сложной, противоречивой была фигура этого «тигра» и «каннибала», как его именовали термидорианцы. Было установлено, что Фукье-Тенвиль сознательно откладывал многие процессы, что ему обязаны жизнью десятки и сотни людей, например 94 арестованных жителя Нанта[335]. Обвинения в коррупции, выдвинутые против него, были совершенно безосновательными: он умер бедняком, оставив жену и детей без всяких средств к существованию[336]. Фукье обвинили в «маневрах и заговорах, направленных на поощрение планов удушения свободы, которые создавались врагами народа и республики, на роспуск народного представительства и низвержение республиканского режима, а также в натравливании одних граждан на других и особенно в обречении на гибель в форме осуждения трибуналом громадного числа французов и француженок всякого возраста»[337]. В своей защитительной речи Фукье-Тенвиль заявил: «Сюда следовало привести не меня, а начальников, чьи приказы я исполнял»[338]. Незадолго до казни Фукье-Тенвиль написал краткую записку: «Мне не в чем себя упрекать, я ведь всегда действовал в соответствии с законами. Я никогда не был креатурой ни Робеспьера, ни Сен-Жюста. Напротив, я четыре раза был накануне ареста. Я умираю за родину без жалоб. Я удовлетворен: позже признают мою невиновность» [339]. Фукье и другие осужденные (часть бывших судей оправдали) были гильотинированы 7 мая 1795 г. Толпа провожала его в последний путь бранью и проклятиями[340]. Через три недели после казни Фукье-Тенвиля, 31 мая 1795 г., Конвент принял решение о роспуске Революционного трибунала.
Термидорианцы пришли к власти под лозунгом прекращения террора. Однако при расправе с Робеспьером и его сторонниками победители не утруждали себя судебными формальностями. А когда весной 1795 г. было подавлено последнее выступление парижских предместий, для суда над инсургентами была создана Военная комиссия. Термидорианский Комитет общественной безопасности потребовал, чтобы она действовала без «медлительности, несовместимой со справедливым и устрашающим характером, который должна иметь Военная комиссия во время мятежа» [341]. За 21 день комиссия рассмотрела 98 судебных дел и вынесла 20 смертных приговоров. Комиссия выслушивала только тех свидетелей, которых считала нужным вызвать; защиты не полагалось, приговоры приводились в исполнение в тот же день[342].
Полиция и политика
С 1789 г. Западная Европа вступила в эпоху буржуазных революций, приведших к окончательной победе и утверждению капиталистического строя. В эту переходную эпоху, когда правительства постоянно находились под угрозой своих противников, политическая полиция превратилась в широко используемое орудие подавления оппозиции.
Жозеф Фуше, вступая на восстановленный в 1798 г. пост главы полиции, решил сразу передать старшим чиновникам своего министерства все функции, не имевшие политического значения, оставив себе исключительно сферу «высшей (государственной секретной) полиции», занимающейся борьбой против легальной и нелегальной оппозиции против заговоров роялистов и иностранной агентуры[343]. Изменив Директории и немало способствовав успеху переворота 18 брюмера (19 ноября) 1799 г., Фуше вскоре вызвал серьезные подозрения у первого консула Наполеона Бонапарта. И с полным на то основанием. Огромный полицейский аппарат, созданный Фуше, работал прежде всего на своего хозяина, и лишь в той мере, в какой ему это было выгодно, — на Наполеона. Первый консул решает отправить Фуше в отставку, а чтобы сделать ее менее обидной для этого опасного человека, ликвидирует и само министерство полиции (на деле его функции были переданы ряду других учреждений). Но обойтись без услуг Фуше оказалось не так-то легко, и уже 18 июля 1804 г. в официальной газете «Монитер» было объявлено: «Сенатор Фуше назначен министром полиции… Министерство полиции восстанавливается». Отныне префекты в не меньшей степени, чем от своего непосредственного начальства — министра внутренних дел, зависели также от министра полиции. Фуше давал различные поручения префектам и их заместителям — супрефектам; неблагоприятный отзыв о префектах в отчете министра полиции Наполеону нередко оказывался достаточным основанием для их увольнения[344].
Наполеон, ставший императором, не раз пытался напоминать ловкому, полезному, но неверному слуге, что министры должны быть только исполнителями воли главы государства. Фуше льстиво и вкрадчиво поддакивал:
— Если бы Людовик XVI поступал так, он был бы еще жив и сидел бы на троне.
Наполеон удивленно поднял брови, услышав эти слова из уст «цареубийцы», бывшего члена Конвента, голосовавшего за казнь короля.
— Но я полагал, — заметил Наполеон, — что вы были одним из тех, кто отправил его на эшафот.
— Государь, это была первая служба, которую я имел счастье оказать вашему величеству, — находчиво ответил невозмутимый и лукавый министр.
Позднее Фуше прямо утверждал: «В 1789 г. монархия пала только благодаря ничтожности ее секретной полиции» [345].
…После 18 брюмера английская разведка, действуя через роялистов, начала готовить покушение на первого консула. Главным звеном заговора должно было стать привлечение на сторону Бурбонов популярного республиканского генерала Жана-Виктора Моро, которого считали соперником Бонапарта. Для этой цели в начале 1804 г. из Англии во Францию тайно отправился Пишегрю, в прошлом тоже генерал республики. Еще за несколько лет до этого Пишегрю принял сторону роялистов, за что был арестован, сослан на каторгу во Французскую Гвиану, бежал оттуда в Лондон, где открыто объявил себя сторонником «короля эмигрантов» — Людовика XVIII[346]. Встреча Пишегрю с Моро разочаровала роялистского эмиссара. Моро ничего не имел против свержения первого консула путем заговора, но и слышать не хотел о возвращении Бурбонов[347].
