13 августа 1678 г. доносчики сумели приблизиться к королю и сообщить ему о будто бы известном им католическом заговоре. Карл отличался — достаточным здравомыслием, чтобы не принять всерьез эти россказни, но не рискнул отвергнуть донос, содержание которого так совпадало с широко распространенными опасениями. Он отослал доносчиков к одному из министров, которому «достойная» пара еще раз повторила свои показания: им стало известно, будто Людовик XIV, иезуиты и католические епископы готовят убийство Карла II и его брата (католика!) герцога Йоркского, высадку в Англии наемных ирландских войск, избиение всех протестантов. В Ланкашире якобы уже завербованы три тысячи преступников, готовых в любой момент предать огню и мечу Лондон и его жителей. Отравить Карла и Якова будто бы поручалось врагу королевы Уэкмену и секретарю герцогини Йоркской Коулмену[188]. Все это было нагромождением явной несуразицы. Зачем Людовику XIV было покушаться на жизнь Карла, который в обмен на французское золото, позволявшее ему быть независимым от парламента, стал фактически орудием Версальского двора? Зачем папе пытаться устранить тайно благоприятствовавшего католикам Карла? К чему иезуитам с помощью католичек — королевы и герцогини Йоркской было избавляться от католического фанатика — герцога Йоркского, который к тому же должен был унаследовать английский престол?

Однако среди изобретенных Отсом и Тонджем нелепостей, свидетельствовавших об их полной неосведомленности о реальном положении дел, имелись сведения, которые являлись не просто вымыслом, а отражением, хотя и крайне искаженным, действительности. Случайно ли попали здесь доносчики в цель, или до них дошли какие-то ходившие в Лондоне слухи, не имеет особого значения. Упомянутый в доносе секретарь герцогини Йоркской Коулмен на самом деле был французским шпионом, через которого, в частности, Версальский двор подкупал членов парламента, и даже переписывался с иезуитами, обсуждая вполне химерические планы католической реставрации в Англии.

После доноса Отса и Тонджа Коулмен уничтожил лишь часть компрометирующих его бумаг, остальные он имел неосторожность сохранить как свидетельство роли, сыгранной им в европейской политике, и спрятал настолько плохо, что их без труда обнаружили при аресте. А приказ о взятии Коулмена под стражу был отдан Тайным советом, вынужденным считаться с растущим возбуждением в стране. Найденной переписки с иезуитами было вполне достаточно, чтобы судьи, отправили Коулмена на эшафот. Отс уверял, что герцог Йоркский не был связан с заговорщиками. Однако в письмах Коулмена, в которых, естественно, ничего не говорилось о намерении убить Карла, в то же время было достаточно намеков на то, чтобы поставить его брата в самый центр конспирации[189]. Общественное мнение нашло в бумагах Коулмена то, что искало, — подтверждение вымыслов Тита Отса и Исраэля Тонджа.

12 октября лондонский судья, сэр Эдмунд Берри Годфри, который засвидетельствовал данные под присягой показания Отса и Тонджа, неожиданно не вернулся к себе домой. Через пять дней в окрестностях столицы в канаве был найден его труп. Преступники, видимо, сначала задушили Годфри, а потом пронзили тело убитого его собственным мечом, но при этом не тронули ни деньги, ни ценные вещи. Стало известно, что вскоре после показаний доносчиков Годфри имел встречу со своим другом Коулменом (это было 28 сентября, за два дня до ареста секретаря герцогини Йоркской). Позднее судья говорил еще одному приятелю, что опасается за свою жизнь, так как стал обладателем важной тайны, и что показания Отса являются ложью. Возможно, Коулмен проговорился о чем-то важном в разговоре с Годфри и, оставаясь еще два дня на свободе, признался в этой неосторожности иезуитам, которые решили уничтожить опасного свидетеля. Как бы то ни было, убийство Годфри стало еще одним неопровержимым доказательством «папистского заговора».

Наконец, Отс, по-видимому, совсем случайно снова попал в цель. Он утверждал, будто 24 апреля 1678 г. присутствовал на собрании иезуитов-заговорщиков в центре Лондона, на Стрэнде, в таверне «Белая лошадь». На собрании обговаривались планы умерщвления Карла II и герцога Йоркского. Доказать, что в это время Отс находился за границей, в иезуитской семинарии в Сен-Омере, не составляло труда. Но все дело заключалось в том, что 28 апреля действительно происходило тайное заседание иезуитов, однако не в таверне «Белая лошадь», а в резиденции самого герцога Йоркского, хотя, конечно, на нем обсуждались не планы убийства своего покровителя и брата короля. Не исключено, что, доказывая Годфри лживость показания Отса, Коулмен неосторожно обмолвился о незнании доносчиком действительного места заседания.

Тем временем вымыслы Отса, обрастая все новыми и новыми слухами, создали атмосферу, близкую к панике. Было мобилизовано столичное ополчение. На улицах Лондона и других городов ожесточенные толпы чинили самосуд над католиками. Отса прославляли как спасителя отечества. По требованию парламентской оппозиции его поместили в Уайтхолле, назначили большую ежегодную пенсию в 1200 ф. ст., приставили вооруженных телохранителей [190].

Появились и другие «свидетели», в частности грабитель с большой дороги Уильям Бедло, который свое занятие разбоем пытался превратить в дополнительное доказательство подлинности сделанных им показаний. Выступая в качестве свидетеля в палате общин, Бедло разъяснил, что, не будь он таким злодеем, иезуиты не доверили бы ему исполнение их преступных замыслов. Арестованный ювелир-католик с улицы Ковент Гарден Миле Прэнс был опознан Бедло как один из заговорщиков, участвовавших в убийстве судьи Годфри. Посаженный в темницу, Прэнс на другой день в обмен на обещание прощения выразил готовность сделать полное признание. И вымысел о подготовлявшемся восстании оброс новыми фантастическими подробностями. Возможно, и Бедло, и Прэнсу действительно было что-то известно об обстоятельствах, при которых произошло убийство (или самоубийство) Годфри, но они добавили к этому много небылиц. Хотя лжесвидетельство было небезопасно, оно стало прибыльным занятием. Доносчики получили в награду 500 ф. ст. от парламента.

Еще один лжесвидетель, некий капитан Денджер-филд, объявил; что ему было поручено вместе с несколькими католиками инсценировать протестантский заговор, чтобы подорвать доверие к Титу Отсу и другим достойным лицам, разоблачавшим происки папистов. Денджер-филд лгал, но потребовалось немного времени, чтобы его ложь обернулась правдой[191]. Мнимый «папистский заговор» ускорил возникновение вполне реального политического кризиса. Одно время казалось, что страна стоит на пороге новой гражданской войны. Парламентская оппозиция отступила перед этой перспективой, опасаясь народных масс. Карл II победил, и лидеры оппозиции, как и следовало ожидать, были обвинены в протестантском заговоре с целью убийства короля. Вскоре некоторые из них кончили жизнь на эшафоте.

После вступления на престол Якова II Титус Отс в мае 1685 г. предстал перед судом по обвинению в лжесвидетельстве. Осуждением его Яков II хотел подорвать версию о существовании «папистского заговора». Ранее на процессах мнимых участников «папистского заговора» обвиняемые просили вызывать в качестве свидетелей воспитанников Сен-Омера, которые дружно утверждали, что 24 апреля 1678 г. Отс еще находился в их школе и поэтому не мог, как он уверял, быть на совещании иезуитов в Лондоне. Тогда эти показания были отвергнуты как инспирированные иезуитами. Теперь же суд, в состав которого входили и участники прежних процессов, счел такие показания заслуживающими полного доверия. Судья Джеффриз, стяжавший себе немного позднее репутацию организатора «кровавых ассизов» (судебных сессий), патетически клеймил бесстыдство и богохульство Отса. Обвиняемый был присужден к жестокому публичному бичеванию. Вопреки расчетам властей Отс выжил: он находился в тюрьме, пока Яков II оставался на престоле. Были осуждены и другие доносчики. После переворота 1688 г. Отс обратился с петицией к парламенту. Палата общин, не желая отказываться от вновь ставшей выгодной версии о католическом заговоре, была готова его полностью реабилитировать, но встретила сопротивление палаты лордов. Тогда король Вильгельм III назначил ему солидную пенсию, и лжесвидетель мог еще долго эксплуатировать снова приобретенную славу мученика за протестантскую религию[192].