– Потому что, иногда стремясь помочь ближнему, не ведая того, отбираешь у него работу.

– Не обращайте внимания на старого ворчуна вроде меня, проходите мимо.

– Но если видно, что человек с трудом справляется, ему не по силам его участь, то нужно помочь, бескорыстно.

– Раз уж настаиваете, то берите вторую лопату и приступайте. Боюсь, ваши брюки и ботинки испачкаются, а на руках появятся мозоли, спину заломит и это будет только начало.

– Этого я не боюсь. Одежду можно постирать, раны заживут, а вот добродетель может быть упущена.

– Ну как знаете, если что, я предупреждал. – произнес старик убирая со лба испарину. – Как вас только угораздило в такую рань бродить по кладбищу. Кого-то навещали? Или может вы мистер, вампир, сегодня я ничему не удивлюсь.

– Сегодня я будто начал жизнь с новой главы. – сказал мистер Мун беря лопату и спускаясь в небольшую яму, засучив рукава рубашки, заведомо сняв пальто, без лишних вопросов тот начал перекидывать землю из одного места в другое, строя форму прямоугольника. И вправду с непривычки его мышцы начали болеть, но то недоразумение его нисколько не отвлекало.

Старик явно обрадовался отдыху, однако с недоверием отнесся к поступку молодого человека. Раньше Астерий не стал бы вмешиваться в чужие дела, погрузившись в свои мысли, с безразличием отнесся бы к несправедливости или трудности, его это не касается, слишком занят. Отныне же освободившись от отстраненности из-за раздутого эго и перегрузки занятий, он многое понял.

Могильщик одет в охристый костюм, кое-где виднеются заплаты, пришитые мужской рукой, отбитые ботинки, униформа для такой специфической работы неизвестна, поэтому он выглядит скромно, без вкуса стиля, но не отталкивающе. Пожилые люди частенько наряжаются почтенно, хотя это им уже не к лицу, да и статность давно ими утеряна, несмотря ни на что, они хотят казаться в глазах ближних добропорядочно, элегантно, словно это некий долг перед летами, непосредственность в одежде непозволительна. И только те, кто прожил свою жизнь не как заведено обществом, но вышло гораздо проще и безответственней, то отношение их к тканям скрывающих наготу крайне несносное и бесстрастное, что довольно мудро.

Они в молчании прибывали, словно кладоискателя сомнамбулы, но старик нарушил тишину и заговорил.

– Как ваше имя, мистер? Чтобы отблагодарить вас, мне нужно знать.

– Астерий Мун, поэт.

– Никогда не слышал. Ну что ж, приятно познакомиться. Значит пишите.

– Ежедневно.

– Меня всегда мучил вопрос, а почему вы это делаете? Вот я копаю, чтобы вскоре в эту могилу положили гроб с телом умершего, а вы, зачем?

– Для себя. Ничего другого делать я не умею.

– Как же, копать вы я смотрю мастер, смотрите, почти закончили всю мою работу. Говорите, для себя, пусть будет так.

– Да, так нужно. – Астерий немногословен, впрочем, как всегда, в народе ходит заблуждение, что писатели, чье призвание заключается в правильной фразеологии, богатстве лексикона, грамматики и других качеств которые присущи летописцу, предполагают и даже убеждены, в его красноречии, ораторских способностях, в приятном голосе и завораживающих дух формулировках и, безусловно, чувстве юмора. Однако неправильно так думать. В большинстве случаев писатели болтливы, поэтому успешны. Астерий же другого склада, письмо его намного обширней, краше, чем простейшие словосочетания повседневности.

Вы, должно быть, заметили какие в книгах, романах запредельные диалоги. Неужели люди могут так беседовать? Невольно спрашиваешь себя и автора, уж слишком они сложны и осмысленны, в реальной жизни редко, почти никогда не услышишь подобную речь. Может быть, мы живем в другом времени, сейчас даже у главы государства простейшая речь приправленная жаргонизмами. Еще помните, как влюбленные объясняются в любви, рассказывают о своих чувствах на возвышенных тонах, без тени сомнения, с уверенностью истинности наплыва страстей. В реальной жизни если искренне любишь, то впадаешь в некий ступор, что диву даешься, произносишь не то, что ночами придумывал и складывал в отдельную стопку, то есть говоришь полную чушь. Когда слова не вяжутся, чувствуешь себя глупым и опозоренным, но сказавши хотя бы одно, самое главное, забываешь о прошлых неудачных выпадах, делаешь акцент и смысл передан. Почему же авторы бояться боязни персонажей тогда, когда в реальности наступает дикая дрожь по всему телу, становишься сырым как губка, заикаешься, падаешь на ровном месте, и чего только не происходит при разговоре с любимой, и так всегда, и привыкнуть к тому невозможно. Речь это не единственное средство общения, но, к сожалению, оно главенствует. И если вы не придерживаетесь это мнение, то теряете много кусков пирога общества. Что неправильно, уж слишком завышена значимость языка на мировой арене. Жаль, но ничего не исправить, словоблуды успешны, в то время как безмолвные люди упрекаемы и неудачливы, когда дело касается словесной подачи себя или своего дела, передачи информации. Астерий принадлежал к их немногочисленному числу.

Старик без лишних расспросов проводил мистера Муна до главных ворот, так как работа была окончена, помощь в полной мере оказана. Поблагодаривши, они распрощались, каждый направился своей дорогой. Первое желание Астерия, отправиться домой, дабы переварить случившееся, то могло бы исполниться, однако не всё было так просто, его будто снова осенила безумная идея. Не будучи гением, он вознамерился совершить некоторые странности. И пока он благополучно преодолевал улицы, стуча каблуками по мостовой и скверам, некоторые прохожие уже спешили на работу, опоздание которых чревато выговором или увольнением, поэтому многие неслись быстрее, чем он тогда за воронами. Пока он идет к намеченной цели в должности свободного художника, стоит поведать, в чем именно суть его замысла. Он решил совершить короткий, но многообещающий визит, утреннее свидание. Так как круг его знакомых узок, начинается и заканчивается на миссис Чойс, то не трудно догадаться к кому он идет; к кому – это конечно важно, но и для чего гораздо важней, причина, к сожалению, размыта, неудобочитаема, особенно в многострадальной душе поэта. Упомянуть о ней непременно придется, их отношения движутся к развязке, как впрочем, и сама повесть. Извиниться он желает, что же еще, проверить правдивость ее слов на счет свадьбы и, безусловно, расставить все точки и запятые между ними: стоит ли ему на что-то надеяться и стоит ли отчаиваться.

На двадцать третьей улице из земли вырастал небольшой домик, потрепанный временем и человеческим небрежением, упадок с крапинками запустения, так выглядел дом снаружи, внутренне же состояние его было гораздо уютней и дружелюбней, живут, в котором несколько семей и пока что незамужняя миссис Чойс. И именно в дверь этого дома без приглашения зашел Астерий. Какая ее комната он не ведает, спросить не у кого, слишком тихо, только звуки с верхнего этажа, что-то тяжелое передвигают, переставляют. Астерий уже поднимался, мысленно успокаивая нервы, сердце его бешено колотилось, и тут ему навстречу попался неказистый джентльмен, не слишком хорошо одетый, но всё же довольно приятный на вид. Нес он объемистую коробку, закрывающую его взор, отчего шел на ощупь своих ног. Прошел мимо, не заметив нежданного гостя, а затем последовала миссис Чойс с двумя сумками в каждой руке, тяжелыми на вид. Она сразу различила Астерия на фоне стены, опустила груз на пол и с некоторой досадой сказала, вчерашняя сцена по-прежнему смрадным духом висела в воздухе.

– Вы пришли, зачем?

– Чтобы поговорить, обсудить, объясниться.

– Нам нечего…

– Позвольте.

– Ну если вы настаиваете, мистер Мун, то помогите отнести эти сумки в машину и еще кучу всего нужно срочно перевести, срок аренды истекает сегодня. – не без иронии произнесла леди.

– Конечно. – согласился поэт.

По правде говоря, миссис Чойс очень даже хитро поступила. Да, женщины порою искусно коварны, изобретательность ума употребляется ими красиво и достойно. Леди, зная, что мистер Мун ни за что не согласиться на физический труд, изнеженный и не обделенный благами цивилизации, откажется, уйдет, сохраняя свои нежные руки, которые тяжелее пера ничего не держали. Но она ошиблась. Не теряя ни минуты, Астерий берет ее сумки и выносит на улицу, ставит рядом с машиной, после бежит за следующей партией вещей.