Самоизоляция как способ ограничение влияния своего зла, встречается редко, поэтому если человек не разговаривает с вами, то не, потому что негативно враждебно относится к вам, а совсем наоборот не желает навредить вам, ведь слово смертоносней любого оружия. Астерий довольно пассивен, миролюбив. Но увлечен, слишком сильно поглощен процессом творения, чересчур устремлен собой, ведь довольствуется лишь своими мыслями, своим миром, некоторыми знаниями, затем складывает мысли в строки, периодически переживая их, исправляет, некоторые сжигает, но всё же дорожит ими, хранит как зеницу ока, это стало его страстью. Спрашивает себя, а если перестану делать это, что тогда, представить трудно, даже с таким детским воображением, будто одно от другого неотделимо, будто он предназначен для сочинительства писательства. Ответ на вопрос знает лишь один Бог, кому что уготовано, и как они распорядятся талантами. Ступаю на стезю высшей философии, так легко запутаться и так трудно подобрать верные суждения. Ad memorandum (для памяти), но вспомнит ли кто, человека без потомков, кому нужны книги, написанные отверженным писателем. Может люди в будущем и вовсе перестанут читать, и что тогда? Труды окажутся напрасными, ненужными никому, как и их создатель. Такова участь всякого несовершенного, ненормального в глазах тех, кто предопределяет искусственно созданные рамки, порой которые не могут вместить нестандартность, движимые завистью или отчуждением, готовы развеять прах по ветру еще живого человека. Все далеко непросто, и будет еще сложней.
Сей персонаж кажется незаурядной, простодушной личностью, он ни к чему не стремится (движение к видимой цели предметной или поверхностной общечеловеческой, духовное не берется в расчет в силу специфики творчества как вместилище духа), ничего не предпринимает, в стороне от общества, инфантилен, сущий ребенок или ветхий старик, одно из двух. Не желает радостей жизни: брака, детей, семейного очага, не норовит прославиться, гордыни в нем нет и в помине, настоящий отшельник среди городских джунглей, но с другой стороны движение в нем присутствует всегда, ведь его замыслы не стоят на месте, потому серьезен, образчик писателя, чьи моральные правила крепки, независим и свободен, потому и способен выражать свои мысли откровенно, кои противоречат извращенному современному пониманию мира, человеческих отношений, и мнение его разнится с выше упомянутым, это его нисколько не смущает, ведь никто не в силах на него повлиять. О чем именно пишет Астерий Мун, о разном, привести пример не составит особого усердия, в двух словах, возможно привести обычную хронологию произведений; кто-то ходит на свидания, любит, а кто-то лишь об этом пишет, потому что этому не бывать, но можно представить, описать, и в двух случаях удовлетворены подобной встречей, чувством, оба участника, один наяву всё видит, слышит, осязает, второй не участвуя, не ведая как это происходит, и каковы ощущения, также находится там, создает иллюзию, которую возможно олицетворить, прочувствовать, однако о схожести идти речи не может, по-настоящему всё ж изрядно лучше, чем придумывание, ведь он никогда не был на свидании с леди, однако довольствуясь этим, он мысленно переносится туда с помощью заблуждения, а не знаний сентиментального явления. Воображение опасное занятие, если оно полностью заменяет, затмевает реальность. Мистер Мун именно в таком возрасте, когда еще не пропала тяга к подобного рода личного плана отношений с женщинами. В чем он, конечно, нисколько не преуспевает, более того нисколько не заинтересован в переносе мыслей в жизнь. У него вовсе иные замыслы. Проза и поэмы наделены четкой идеей, по обыкновению, некие догматы взаимоотношений, нарушение которых неминуемо ведет к падению. Сложно определить формулу его сочинений, скорее всего всё гораздо проще, и главный апогей заключается в постановки вопроса, каждые выходят за рамки обыденности и поиск требует аналогично нестандартного ответа. Легко запутаться, настоящий лабиринт, он ученик, он же и учитель, играет по своим правилам, потому и держит ситуацию под тщательным контролем, если на то есть резон и силы. Рано или поздно он столкнется с закрытой дверью, повернет в тупик, тогда будут бессонны его ночи. Такова вкратце внешняя и внутренняя жизнь Астерия Муна, теперь пора и рассказать о его квартире в фешенебельном доме для не особо богатых, но и не для бедных, приют для среднего класса, как именует пресса, которого в природе может быть и не существует, как, в общем, и природы. Мистер живет там довольно долго, свыкся с этим местом, и даже не думает о другом месте проживания.
Трехэтажное здание располагается на Гард-Сквер, улице ничем не примечательной и не прославленной какими-либо событиями, революциями и тому подобными переворотами. Оно чуть покосилось от невидимых сдвигов земли, отчего под ножку стола привыкли подкладывать дощечку, картины и часы приходится постоянно поправлять, многие вещи попросту пропадали, уходя не по своей воле с должных мест, коих было и есть не такое обширное видовое собрание. Главные предметы находятся возле окна, письменные принадлежности или принадлежности для письма, не суть важно, но не понаслышке сыскали звание первых вещей в квартире. Представьте одну комнату, небольшую и немаленькую, чуть в полумраке, впереди одно окно из которого исходит свет, серо-синий, над ним стол, стул; и всё; остальное уходит в тень, как ненужное для композиции. Кухня, кладовая, имеются, не используются, лишь миссис Чойс иногда прибирается там, смахивает пыль, да и только. Питается поэт плодами, без излишеств, только бы они не оказались запретными, по обыкновению насыщаем плодами своих трудов, вот так можно описать. Оказывается духовная пища иногда, если уж не удовлетворит потребности тела, то усмирит и уменьшит перечень прав и пожеланий, что обычно велики и ненасытны. Доходы не позволяли мистеру Муну жить подобно его положению, и если бы расходы не были столь малы, то вскоре, он мог бы оказаться на улице с кипой бумаг подмышкой, которые, безусловно, пригодились бы в растопке костра в переулке нищих. Несколько раз его печатали, некое представление произведения, скупы до крайностей издатели чаще всего считают, что занимаются благотворительностью, печатая в своих журналах строки, написанные не ученой рукой и пустой головой, то была помощь калеке, однажды возмечтавшего о самореализации, поэтому им присуще снисхождение, благодарности не предусматриваются, провожают то ли жалобным, то ли недобрым взглядом. Домашних животных у него нет, мыши, только, скребутся за стенкой, не найдя пропитания, явно не намерены оставаться в квартире аскета. Соседей практически не знает, из-за редкого посещения внешнего мира, за пределами родных стен, многие попросту забывают, как выглядит Астерий, слова приветствия обычны, не замечаемы, проходя мимо любопытных глаз старушек, заставляет их изрядно попотеть, они всеми речевыми и памятными силами пытаются вспомнить, рассказать какую-нибудь сплетню о сей господине, но не могут найти в закромах суетных соображений никаких подозрений на занятность, это их огорчает, и тема произвольно меняется. Существование его незаметно, хотя кто знает, может быть, те стихи, будут в будущем цитировать или осуждать, в любом случае о них будут говорить, но биографию не напишут, уж слишком жизнь его скучна, имя станут считать псевдонимом, слишком странно оно звучит, за неимением детей, имущество пропадет, о нем забудут, миссис Чойс сменит место работы, забудет, старика с душой раба пера, а нужна ли она, память, слава, почитание, не лучше ли тихо, никому не вредя, благополучно закончить свой век, лучше быть прославленным небесами, чем землей, среди бушующих потоков слов, не лучше ли быть тишиной, а среди яркого зла, стать поблекшей чистотой, ведь не сверкает сребролюбие в его очах
Вид из окна не отличался роскошью, скорее безмятежностью стоячей воды, кажется, течет медленно, не торопясь, лишь изредка поглаживая песчаный берег, на поверхности именно так, а вот внутри бурлит настоящая невыдуманная жизнь, так и здания, аббатства, башни, будут скрывать бытие людское за масками прогресса и отчужденности, потребительским отношением к природе и холодности чувств.
