– Капитан Тамаров мертв.

Дикий крик эхом разнесся по холодным равнодушным коридорам. Только через некоторое время я осознал, что это мой вой.

– Как… когда…

– Бомба, сэр. Он ничего не успел почувствовать. Зато я чувствую это. Мои глаза остановились на двери.

Тилниц понял намек, мягко похлопал меня по плечу и вышел.

Снова и снова я бил руками по матрасу. Почему это не я, Господи? Он должен был жить!

Я подавил стон. Господь все еще играет со мной. Забрал моего лучшего друга, лишил меня возможности двигаться, приковал к постели, без всякой надежды на выздоровление. Жалкий старик. В открытом шкафу, рядом с одеждой, стояла моя отделанная серебром трость. Больше она мне не понадобится. Меня стало подташнивать.

Приди, ночь. Забери меня в свое лоно.

Не знаю, как долго я лежал, страдая. Наискосок через комнату мягко ворковал голографовизор. Он был настроен на программу новостей.

«…согласно последним сведениям из госпиталя Боланда…»

«…за любую информацию о том, где скрывается…»

«…источники в верхних эшелонах власти полагают, что речь идет о нескольких днях, хотя, по слухам, Генеральный секретарь будет прикован к постели несколько месяцев. С новостями был Фил Бансел из госпиталя Боланда. До новой встречи на нашем канале».

«Между тем исполняющий обязанности Генерального секретаря Валера утверждает, что есть небольшой прогресс в деле с Лигой экологического действия, которая объявила, что эта третья террористическая атака…»

Послышался негромкий щелчок. Через приоткрытую дверь проскользнула Арлина.

– Ты снова с нами. – Она подошла к кровати.

Я попробовал повернуться, но мне подчинялась только верхняя часть тела.

– Ник… – Она положила ладонь на мою руку. Я сильно вздрогнул, и ее глаза расширились. – Что, любовь моя?

Я освободил руку:

– Терпеть не могу жалости.

– Что в целом мире… – Она села, лицо ее было усталым.

– Всего лишь… Мне… – Я попытался отвернуться. – Не сейчас, Арлина. Пожалуйста… – Я молил Бога, чтобы она ушла, пока я не потерял контроль над собой.

– Ник, что бы ни случилось, мы пройдем через это. Я буду с тобой.

– Разве ты не видишь… – Мой голос стал наливаться яростью. – Арлина, если ты любишь меня, дай мне возможность побыть одному! Ради бога!

Когда я наконец поднял глаза, ее не было.

Целыми днями я лежал в постели, равнодушно смотря голографовизор. Пища, которую мне приносили, большей частью оставалась нетронутой. Я машинально отвечал на вопросы врачей, пытался шевелить членами, когда меня просили, позволял медперсоналу перекладывать меня в кресло на колесиках, когда надо было переменить постель.

Джеренс Бранстэд в очередной раз навестил меня, попытался говорить о делах, но я ни во что не хотел вникать:

– Это не имеет значения, Джер. Со мной все кончено.

– Что – все?

– Служба. Жизнь… – И я устало закрывал глаза.

– О, вы прошли такой долгий путь. – В его голосе появился некий оттенок презрения.

– Начиная с?.. – Я не мог позволить ему спровоцировать меня.

– Начиная с «Виктории», унылый сукин сын.

То есть с корабля, на котором мы десятилетия назад возвращались с Надежды.

– Как ты смеешь… – пораженный, крикнул я.

– Да, как я смею! Мне известна вся ваша подноготная. – Джеренс бросил свой голографовизор на кровать, едва не попав мне по ногам.

– Убирайся!

– Охотно! – Он двинулся к дверям.

– И забери свой долбаный голограф!

Джеренс вернулся, взял его с одеяла. Я схватил Бранстэда за запястье:

– Что ты имел в виду, говоря о «Виктории»?

– Я тогда не ради Флота завязал с наркотой. А ради вас.

Я покраснел:

– Знаю.

Все эти годы мы никогда не говорили, каких неимоверных усилий стоило ему отказаться от своего пагубного пристрастия.

– Я страстно желал походить на вас. Вы никогда не сдаетесь. Как бы плохо ни ложились карты, вы продолжаете игру. – Он поймал мой взгляд. – И вы всегда побеждаете.

– Благодарю. – Мой голос звучал грубовато.

– Так было до сих пор.

– Мне больше незачем жить.

– Я чувствовал то же самое. – Он по уши втянулся в наркотики, не думая о том какие разрушительные последствия это могло для него иметь.

– Ты еще мальчишка, у тебя вся жизнь впереди…

– Трус! – Его глаза засверкали. Он показал пальцем на окно. – Если б они только знали.

– Кто?

– Никто вам не говорил? – вскинул он бровь.

– Скажи мне, в чем дело, черт подери! – Я изрек богохульство, но сейчас мне было не до этого.

Джеренс подошел к двери, распахнул ее:

– Марк, Карен, помогите мне. – Он открыл тумбочку рядом с кроватью. – Причешитесь.

– Зачем?

– Причешитесь! – Я смиренно подчинился. Такого Джеренса мне еще не приходилось видеть. – Помогите его поднять.

Он подкатил к кровати огромное кресло на колесиках.

– Куда мы его повезем? – Тилниц встал у моей руки.

– К окну. – Они совместными усилиями пересадили меня в кресло.

Джеренс раздвинул занавески.

– Выгляните, вы, себялюбивый ублюдок.

– Ну-ну, полегче, – холодно заметил Марк.

– Заткнись. Смотрите, черт вас возьми.

Я глянул вниз. Моя палата была на пятом этаже госпиталя, в районе бывших городских трущоб. Двенадцать лет назад лазеры с орбитальной станции сожгли дома, прошлись по улицам, и тысячи людей нашли здесь свою смерть. Сейчас это был смешанный район, бизнесмены и иммигранты среднего класса все больше населяли его, предвещая будущее возрождение города.

У меня перехватило дыхание. На улице, у ворот госпиталя, толпились сотни – нет, тысячи людей. Некоторые были в пестрых одеждах разных племен, остальные – просто в летних костюмах. Многие держали плакаты, которые на таком расстоянии не представлялось возможным разглядеть.

Кто-то показал рукой в нашу сторону. Послышались голоса. Скоро все смотрели наверх. Гул перешел в рев.

– Помашите им.

– Увезите меня назад.

– Помашите. Вы обязаны сделать это для них. Я взмахнул рукой.

– И сколько они здесь…

– Всю неделю. С каждым днем все больше.

Я махнул еще раз, попытался что-то приветственно крикнуть, а на сердце у меня было гадко и тоскливо.

– Положите меня на кровать.

– Сэр, настало время вам подумать…

– Немедленно! – велел я тоном, не допускавшим возражений.

Как будто воздух вышел из воздушного шарика. Так и Джеренс весь поник, послушно подкатил кресло к кровати. Я схватился за матрас. Марк помог мне перебраться на кровать.

Я взял свою ногу рукой и положил ее на другую, чтобы лучше видеть то, что происходит за спинкой кровати.

– До свидания.

Я не слышал, как они ушли.

Через некоторое время медсестра принесла ужин. Он остался нетронутым. Палата медленно погрузилась в темноту.

Раздался негромкий стук в дверь.

– Уберите. Я не голоден.

– Это я, па. – Филип закрыл за собой дверь, пододвинул кресло.

Я ничего не сказал.

– Я слышал, у тебя трудности. – Голос его был едва ли не веселым. Он застыл в ожидании ответа. – Я побуду здесь немного. Давай я тебе почитаю?

– Я не в том настроении, чтобы принимать гостей.

– Мне так и сказали.

– Пожалуйста, уйди.

– Нет, сэр.

Я сжал его руку, подтянул поближе, потом схватил за воротник:

– Делай, что тебе сказано.

– Не сегодня. – Он спокойно расцепил мои пальцы. – Пока не забыл, прошу прощения, что ушел тогда после банкета по поводу присуждения премии. Я… так расстроился.

– Благодарю. – Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более холодно.

Он оценивающе посмотрел на меня:

– Ты похудел. Поел бы супу.

– Проклятье! Филип, уйди, а не то я позову Тилница, и он тебя вышвырнет отсюда.

– Валяй. – Его тон выводил меня из себя. – Ему придется со мной повозиться.

– Марк!

Через мгновение дверь открылась.

– Мой отец хочет, чтобы вы вывели меня, сэр. Но я собираюсь сопротивляться. – Фити снял куртку и принял оборонительную стойку, которой когда-то выучила его мать.