– А потом он пошел домой.

После наших пламенных объятий мы с Филипом еще долго проговорили. Но, несмотря на всю чувствительность сцены примирения, три года размолвки сказывались. Так или иначе, мы перешли к политике, и между нами возникла некоторая натянутость. Наконец он ушел, неопределенно пообещав, что скоро навестит меня снова, вместе с Джаредом. К своему стыду, я понял, что был даже рад его уходу.

Арлина стояла, держа в руке рюмку.

– Я рада, что вы помирились.

– А кто сказал, что это так? – Она лишь фыркнула в ответ, и я продолжил недовольным голосом:

– Я вовсе не говорил ему, что был бы счастлив заключить его в свои объятия. Возможно, мой утонченный, высокоинтеллектуальный сын сам об этом догадался.

– Все, что произошло между вами… – Она покачала головой.

Наверное, хреновенько ей было в эти последние годы. Со мной нередко случались приступы ослиного упрямства.

– Прости меня. Я вовсе не хотел вас разлучать. Думать не думал об этом.

– Господи боже мой! Так-таки и не думал? – Арлина посмотрела на меня насмешливо, но ее пальцы сжали мои.

– Я не… Мы с тобой не так уж много говорили о… – Я споткнулся на полуслове.

– С тех пор, как ты закричал на него, тогда, за завтраком.

Я съежился. Не самые приятные воспоминания. До сих пор я чувствовал, что меня предали.

– И все это время ты переживала…

– Конечно. Я же его мать.

– А я его отец!

– Конечно, любимый. – В ее тоне не было и тени укора.

Я не стал спорить дальше. Арлина всегда делала то, что считала правильным.

Дерек решил напомнить о себе:

– Я рад, что все это кончилось. Ничего, кроме одиночества, ты бы не добился.

– Вы забываетесь, сэр! – холодно произнес я.

– Я забываюсь? – Губернатор федерации народов планеты Надежда, не моргнув глазом, встретил мой взгляд.

Я пожал плечами, чтобы не показать своей досады:

– Если мне понадобится обследование моих переживаний, я найду, куда обратиться за помощью.

– Он тут тебя не обижает? – возник в дверях, закончив свой разговор по мобильнику, Бранстэд.

– Нет, но пытается.

– Хватит на меня наезжать, – неудачно парировал я.

– Ты ведь всегда был одинок, а, Ник? – спокойно сказал Дерек.

Я почувствовал себя неуютно – словно меня прилюдно раздевали.

– Однозначно не скажешь, хотя в какой-то мере – да.

В детстве, живя с отцом в нашем коттедже, я действительно был одинок, если не считать дружбы с Джейсоном. Но тогда я не отдавал себе в этом отчета. Во время службы на Флоте мне как капитану корабля приходилось держать дистанцию с окружающими. Примерно то же было, когда я командовал Академией. Потом монастырь… Я быстро взглянул на склонившуюся ко мне Арлину и добавил:

– Кроме разве что женитьбы.

– Если бы это было так! – Она улыбнулась, желая смягчить горечь этих слов.

– Арлина?

Она тяжело поднялась на ноги и, встав сзади, принялась массировать мне плечи:

– Ты был любящим мужем и внимательным к тому же. Но ничто не могло разрушить стену, которую ты возвел. И виноват в этом твой отец.

– Ну и дела! – Мне оставалось только развести руками. – Что это на вас на всех сегодня нашло? – Я осторожно убрал пальцы Арлины со своих плеч и встал. – Мне надо поработать. В Азии уже утро, Хирото-сан ждет. А я хочу еще позвонить Хазену насчет того сержанта-убийцы. Чарли уже лег спать?

Мы с адъютантом частенько работали ночами. Это было самое спокойное и продуктивное время.

– Витрека через неделю заберут, – напомнил Джеренс.

– Тогда вызови кого-нибудь. У нас куча дел. Я едва не забыл, что надо выбрать нового помощника-гардемарина. Завтра мне надо лететь в Нью-Йорк на Совет патриархов. На следующий день фонд Бона Уолтерса дает банкет на околоземной станции, – В некотором замешательстве я потоптался у двери и наконец пробормотал:

– Дерек, спасибо тебе.

Махнув рукой на прощание, я заковылял в свой кабинет.

В нашем с отцом доме я склонился над столом и, от напряжения высунув язык, корпел над бальзовой моделью корабля ВКС «Стойкий». Мы с Джейсоном купили его, когда ездили на велосипедах в Кардифф, что случалось далеко не часто. Я надеялся собрать модель к следующему приходу друга, чтобы мы вместе могли заняться покраской.

Я силился установить на центральную ось диск третьего уровня. «Стойкий», как и все корабли этой серии, был трехпалубным.

Тогда я и думать не думал увидеть его воочию.

Мне было двенадцать, и я был в отчаянии оттого, что мне придется мариноваться дома еще год, чтобы по возрасту подать прошение о приеме в Академию. В прошлом году, путем жесточайшей экономии, мне удалось скопить деньжат на руководство Нильсена для успешной сдачи экзаменов в это заведение. Отец же, преодолевая мое упорное сопротивление, заставлял меня заниматься дома математикой.

– Николас, пора спать.

– Да, папа, – Я неохотно отложил модель. Если бы это было только возможно… Я закрыл глаза и уперся лбом в ребристый корпус модели.

Чтобы только увидеть Академию, мне придется пройти через два собеседования и финальный отбор. А перед этим будут тщательно изучены мои характеристики. Каждый год тысячи и тысячи соискателей подают документы, а удача улыбается только пяти сотням.

Я заставил себя расстелить кровать и встал возле нее на колени для молитвы.

– Господи, молю тебя, дай мне возможность попасть на Флот. Клянусь быть достойным этой службы. И я навеки останусь твоим преданным слугой. – Я глубоко вздохнул и искренне повторил:

– Навеки…

– Ник, ты меня ударил.

– А… – Я стал приходить в себя. Арлина легонько шлепнула меня по боку:

– Ты с кем-то дрался, дорогой.

– Извини. – Я повернул голову, делая вид, что засыпаю, но в глазах у меня стояли слезы.

«Осталось ли у меня еще хоть немного времени, Господи? Ты дал мне такой бесценный дар – мою жизнь. А я так бестолково ею распорядился».

– Что это там за шум-гам? – Я остановился у выхода из вертолета.

– Демонстранты, сэр, – с неодобрением пояснила Карен Варне, заместитель начальника службы безопасности.

Конечно, участники шествия были мне плохо видны с посадочной площадки. Нашу резиденцию окружала довольно-таки высокая стена. Когда Фити был совсем маленьким, я за него ужасно боялся. Мне казалось, что к нам может залезть какой-нибудь прибабахнутый бунтарь и нанести моему сыну увечье. Хотя и тогда, и сейчас секьюрити бдительно несли свою службу.

– И кто теперь? – Я вытер лицо. Солнце палило нещадно. Лето было жарким как никогда.

– Борцы за независимость Европы собрались за домами, Патриоты Земли – к югу от ворот.

– Много их?

– Не могу точно сказать.

– Давай-ка на них посмотрим.

– Нет, господин Генеральный секретарь! – Не успел я сделать и двух шагов, как Карен схватила меня за руку.

Я легонько стукнул ее своей тростью:

– Отпусти!

– Мистер Сифорт, как, по-вашему, мы должны обеспечивать вашу безопасность?

– Пошли-пошли. Ну, разве убийцы станут торчать здесь в надежде, что я к ним выйду? – Я упрямо шагал к воротам.

– Ларри! Изикиел! Будьте наготове! Смотрите, чтобы кто-нибудь не метнул копье!

Весь кипя от злости, я позволил моим нянькам окружить меня на пути к ограде. Крики за оградой на некоторое время затихли.

– Открывайте ворота!

– Господин Генеральный секретарь…

– Делайте, что вам говорят. – Я собственноручно отомкнул запор и тут же оказался в толпе борцов за независимость Европы. На мой взгляд, их явилось сотен пять. Большинство были хорошо одеты. – В чем дело? Чего вы хотите?

– Свободы для…

– Эй, это же Сифорт!

– Не подходите к…

– Восстановите Совет Европы!

– Отойдите в сторону! – крикнула Карен тоном, не терпящим возражений. Я был уже за воротами. Охрана постепенно оттесняла демонстрантов в сторону.

– Тише! – пришлось мне повысить голос. – Как я могу что-то услышать в этом шуме? – Я поднял руку, чтобы заставить их умолкнуть. – Пусть скажет кто-то один. Вы можете немного помолчать? – Толпа понемногу угомонилась. – Марк, дай-ка мне мегафон.