— Опять это Анд-юша Хохлов безоб-азничает! — услышал он за своей спиной и почувствовал, как у него мгновенно пропал всякий аппетит. Правда, гороховый суп все же пришлось доесть, а манную кашу он отдал Вовке Каплину.

После обеда, лежа в кровати, он все время думал про записку. Что там написано? И кто это написал? А наверное, Мояника. Это ж она ему всегда подарки присылает. А что она написала? И почему просто не сказала папе, ведь он сегодня приедет! И вдруг Андрюшу словно палкой по голове стукнули: значит, отец не приедет? Он вскочил с кровати и подбежал к окну: не идет ли отец? Или хотя бы мама. А мама в самом деле идет. Андрюша даже своим глазам не поверил. Но вот ее красная сумка, шляпа с большими полями. Мама! А в сумке, конечно, конфеты, хоть, признаться, он не очень-то любит их. Вот если б мама паровоз ему привезла! Но она никогда ему ничего не дарит, кроме конфет и мармелада. Однажды он даже объелся мармеладом и теперь смотреть на него не может, а мама все равно приносит, и он, чтобы не обидеть маму, ест.

Занятый думами о ненавистном мармеладе, он и не заметил, что вместе с мамой шел по дороге мужчина. Но это не был отец, Андрюша сразу узнал, и сердце у него куда-то упало.

После заправки кроватей и полдника ребят наконец-то выпустили к родителям. Андрюша бочком протиснулся в калитку и поискал глазами маму. Она сидела под смолистой сосной — с этой сосной у него еще были старые счеты — и неизвестно почему хмурилась. А мужчина стоял перед ней и что-то быстро-быстро говорил руками. На нем были темные очки и белый костюм, а больше Андрюша не успел разглядеть. Он подошел и солидно сказал:

— Здравствуйте!

Мама притянула сына к себе и стала целовать. Он как мог отбивался: ему было стыдно целоваться на виду у незнакомого человека, но мама, вздохнув, представила:

— А это, Андрей, твой новый папа.

«Как это «новый»?» — чуть было не спросил Андрюша, но, взглянув на мужчину, осекся. В самом деле, и белый костюм, и очки, и желтые туфли на толстой подошве, и даже зубы — все было новым, будто только что из магазина. Андрюша даже поискал глазами, нет ли где этикетки.

— Но у меня ведь есть папа…

Мать не дала ему говорить.

— А про того забудь! — закричала она. — Не стоит он того!

Стоит или не стоит и сколько стоит, об этом как-то Андрюша раньше не задумывался, но сейчас он посмотрел на «нового папу» и подумал, что он-то, наверное, дорого стоит, рублей сто, а то и больше.

Мама подтолкнула Андрюшу к мужчине, и тот ловко подбросил его высоко над головой. Андрюша сверху посмотрел на мужчину и увидел пятачок на его макушке. От этого пятачка ему вдруг так смешно стало, что он тут же решил: «Попрошу его прочитать записку». Он уже хотел отвести мужчину за сосну, но в это время мама раскрыла сумку и вынула ромовую бабу. Бабу Андрюша любил и принялся с удовольствием уписывать ее за обе щеки, а мать стала рассказывать, как однажды сын, когда еще был маленьким, придя в магазин, попросил: «Мама, купи мне, пожалуйста, мокрую тетку».

Мужчина весело расхохотался и вытер ладонью лоб, а Андрюша тем временем заметил, что пальцы у него с пухлыми подушечками, как у кошки.

«Вот хорошо ему мышей ловить!» — порадовался за мужчину Андрюша, но все же, прежде чем отдать прочитать записку, он решил еще раз проверить его. Так он всех проверял, с кем хотел подружиться.

— А знаете, — доверительно сказал он мужчине, — когда я был большим, а вы маленьким, я вас защищал от фашистов.

— Что ты мелешь, малыш? — усмехнулся «новый папа». — Большим ты никогда не был.

— Нет, был! Был!

Мать дернула сына за руку:

— Замолчи сейчас же!

— Нет, был, все равно был!

Мать еще больше рассердилась:

— Как ты разговариваешь с чужим человеком? Извинись сейчас же!

— Был, был, был! — кричал Андрюша, все больше и больше распаляясь. — И папа говорит…

Он вспомнил про отца и притих.

— А почему папа не приехал? — спросил он.

— Как же! Приедет! Эта цыпа теперь его никуда не пускает.

Андрюша с трудом сообразил, что «цыпа» — это Мояника, и, всхлипнув, нерешительно возразил:

— Неправда. Она бы пустила. Она меня любит.

— Любит? — задохнулась мама. — А кто тебя сиротой сделал? А? Ах она, тварь последняя! Любит! Да ты не смей и вспоминать о ней, поганец!

И мать заплакала. Андрюше стало жаль маму, как она плачет, будто маленькая, но чувство справедливости все же победило.

— Конечно, — сказал он тихо, так, чтобы даже мужчина не услышал. — А почему она мне лодку прислала? Потому, что любит.

Мать подняла голову и как-то странно посмотрела на Андрюшу, а слезы еще быстрее побежали по ее щекам. Она сняла шляпу, положила к себе на колени, и слезы закапали прямо в эту шляпу с большими полями. Вот этого-то и не мог больше вынести Андрюша. Он подошел и неловко обнял маму за шею.

— Не плачь, мам. Я больше никогда… никогда…

Чего он не будет никогда, Андрюша не знал, но упрямо и настойчиво шептал прямо в теплое материнское ухо:

— Слышишь, мам? Никогда…

Скоро они помирились и к тому времени, когда Мария Сидоровна прокричала: «Дети, на п-огулку!» — уже весело болтали под сосной. Но сейчас, услышав голос воспитательницы, Андрюша жалобно попросил:

— Мама, возьми меня домой.

— А разве тебе здесь не нравится? — спросил «новый папа».

— Нравится… Почему не нравится?… Вот только Мария Сидоровна…

— Что Мария Сидоровна? — это спросила уже мама.

— Она меня ругает. И нос у нее вот так шевелится. — И снова попросил: — Возьми, а?

— Я бы рада была, — сказала мама и повернулась к мужчине: — А ты как? Не возражаешь?

Тот на секунду замялся, но потом быстро справился и проговорил сквозь свои новые зубы:

— При чем я? Твой ребенок, ты и решай.

Мама не дослушала его и повернулась к Андрюше:

— Вот видишь, сынок, папа у нас научный сотрудник, и хоть ты и не будешь ему мешать… Ведь не будешь?

— Буду! — пообещал Андрюша и подумал, что, может быть, мама и права: он никогда не был маленьким, а так и родился научным сотрудником. Ну и пусть!

Он ловко сплюнул в сторону и пошел по направлению к столовой, хотя до ужина было еще далеко. Просто Андрюша схитрил, потому что ему стало скучно. А когда ему скучно, он всегда делает что-нибудь наоборот. Из окна столовой он проследил, как мама с научным сотрудником сели в автобус и уехали. Тогда он вынул из кармана записку и пошел разыскивать Марию Сидоровну. Но той нигде не было.

«Вот так всегда, — горько подумал он, — когда она нужна, никогда не найдешь, а когда совсем не нужна, является…»

Он сел под сосну и от нечего делать стал ковырять палочкой землю. Выполз из земли муравей, шмыг-шмыг усами, и побежал по траве. Муравей был весь желтый, будто заржавелый, но перебирал ногами быстро-быстро, хоть и тащил на спине большую соломину. На пути муравья встретилась небольшая канавка, и сначала он никак не мог перебраться через нее.

— Эх ты, дурачок! — посочувствовал ему Андрюша.

И муравей будто услышал его, перекинул соломинку через канавку и перебежал по ней.

Мальчик долго возился с муравьем и не заметил, как сзади подошла воспитательница. Она стояла и молча наблюдала за ним. Андрюша удивился и сказал:

— Мария Сидоровна, прочитайте мне записку, пожалуйста.

Мария Сидоровна нахмурилась, но записку прочла:

— «Анд-юша, папа болен и не сможет к тебе приехать. Будь мужчиной».

Андрюша всегда был мужчиной. Он даже родился им, и потому обиделся, что Мояника не подписалась, как будто и не она прислала ему лодку. Но он не подал виду перед Марией Сидоровной, а сказал: «Спасибо» — и спокойным шагом направился в спальню.

В спальню он, конечно, не пошел. А, улучив минуту, подбежал к забору, отыскал знакомую лазейку и — в лес. По лесу он бежал так быстро, что чуть не сбил с ног березку, что росла на повороте к большой дороге. По этой дороге все прямо и прямо и — в город. До вечера он как раз успеет. Правда, было б куда лучше на автобусе, но ведь у Андрюши ни копеечки. Так что не надо напрасно и время терять.