— Так куда ты все-таки в город?

— Не знаю, — сказала Дианка, — может, к Юльке пойду. К Собачкиной. Помнишь? Только она теперь не Собачкина, а Волкова.

— Замуж вышла?

— С такой фамилией, говорит, разве выйдешь? Просто поменяла — и все.

— А разве можно менять?

— Говорят, можно. Десятку заплатишь и — становись хоть Царицыной.

— А как же родичи? Стало быть, ты от всех отказываешься?

— Выходит, так.

Ветер дул, дул и выдувал из головы все горькие мысли.

— Слушай, — сказала Дианка, — а что, если б мы попали с тобой сейчас на Марс? Только мы одни и никого больше?

— Хорошо бы! — мечтательно улыбнулся Коля.

— Нет, что ты! Страшно! Как это без людей?

— Почему без людей? — засмеялся Коля. — Знаешь, сколько бы мы с тобой детей народили!

— Иди ты! — Дианка отмахнулась от него. — Я серьезно, а ты…

Коля снова молча уставился на Дианку, и от его взгляда, пристального, тревожного, ей стало не по себе.

— Ну ладно, Коля, спасибо тебе. Я отсюда на трамвае доеду. Только вот…

— Что?

Он остановил машину и с надеждой и ожиданием глядел на нее.

— Может, денег мне дашь? Я ведь без копейки уехала.

Коля порылся в бумажнике и подал ей двадцать пять рублей, и когда подавал, схватил Дианкину руку, прижал к сердцу.

— Эх ты, сумасшедшая…

Дианка руку не вырвала. Она стояла и ладонью ощущала быстрые, глубокие толчки его сердца, будто оно билось не там где-то внутри, а в ее руке.

Коля сам отпустил руку.

— Ну что ж? До встречи на Марсе.

— Идет! — сказала Дианка.

Теперь к подруге. Хотя какая она подруга? Просто учились вместе. Вместе в пединститут поступали. Вместе не прошли по конкурсу. Но Юлька домой не вернулась, устроилась в городе на трикотажную фабрику. В деревню на выходные приезжала, расписывала реки молочные, берега из сыра голландского.

— Не веришь? Темнота потому что. А я восемьдесят пять рубчиков каждый месяц отхвачу — и наши дома, ваших нет. В общежитии через день кино. Танцы три раза в неделю. А уж ребят на танцах — как пуговиц на прилавке: выбирай, какого хошь, вплоть до сына директора фабрики. Ага. Интересный такой, усы под Буденного. Честное слово! Один раз я с ним танцевала, так он мне ручку на прощанье чмокнул. Не веришь? В городе не то что в наших Грустных Ключах: девки нарасхват. Так что в лепешку разобьюсь, а замуж в этом году выйду. Вот посмотришь!

Сейчас Дианка шла к Юльке Собачкиной, и, хоть не знала, как та ее встретит, в душе у нее все пело от радости. Вырвалась она все-таки на свободу! Хлебнула глоточек Счастья!

«А Андрей! — упрекнула она себя. — Ведь он мне теперь муж! — И тут же утешилась: — Мой муж объелся груш. Правду Коля сказал: любил бы, так удержал!»

На нее снова нахлынуло глупое беспричинное веселье, будто выбежала она поутру на росистый луг и мчит босиком что есть духу туда, за речку, за пасеку, в лес, только пятки в траве сверкают. И чем жгуче роса, чем холоднее ногам, тем сладостней и невозможней сжимается сердце.

Больших трудов стоило ей унять свой восторг и войти к Юльке в комнату строгой и серьезной. А Юлька, наоборот, как увидела Дианку, так и залилась смехом:

— Ты откуда такая?

— Какая? — не поняла Дианка.

— Пыльным мешком стукнутая. Возле мельницы шла?

— Ага, — сказала Дианка. — Я со свадьбы сбежала.

— Да ну?

Юлька сразу перестала смеяться и переглянулась с девушками, которые были в комнате. Только тут Дианка сообразила, что про свадьбу говорить не стоило. Юлька тоже, видать, сообразила, поэтому и поспешила Дианке на помощь.

— Разыгрываешь? — спросила она и незаметно подмигнула ей.

— А что, и пошутить нельзя?

Потом Юлька зажгла свечку и пригласила пить чай.

— Как в интеллигентных домах, — сказала она и вдруг предложила: — А не закатиться ли нам с тобой в ресторанчик, а? По случаю твоего приезда! Деньжата есть?

Дианке ничего не оставалось делать, как протянуть Юльке Колины двадцать пять рублей.

— Порядочек! — воскликнула Юлька и стала собираться.

Ресторан был неподалеку, но свободных столиков в нем не оказалось, поэтому их даже не пустили в зал.

— Не трусь! — сказала Юлька. — Сейчас кто-нибудь пригласит!

— Как это? — не поняла Дианка.

— А так! — И добавила: — Учись, деревня!

Она скинула с головы шарф и тряхнула волосами. Дианка чуть не вскрикнула от удивления: недавно Юлька приезжала домой с короткой стрижкой, а сейчас волосы полились по плечам длинными волнами, а из-под этих волн, как челны в бурю, выныривали клипсы: каждая клипса больше уха.

Так, с непокрытой головой, тряся кудрями, Юлька прошлась туда-сюда под окнами ресторана. Маневр ее оказался точен: в дверях показался черненький толстенький человечек и позвал Юльку.

— Я не одна, — сказала она, — с подругой.

— Давай и подруга.

Вслед за толстеньким человечком они прошли в самый дальний угол зала. Навстречу им из-за столика поднялся еще один человек. Этот был худощав и высок, но весь зарос волосами. Волосы росли даже на пальцах. Юлька сразу же вступила с волосатым в какой-то малопонятный Дианке разговор, хотя говорили они по-русски. А Дианка стала потихоньку оглядываться. За всю свою жизнь она еще ни разу не была в ресторане и теперь глазела по сторонам.

«А хорошо тут, — думала она, — пальмы в кадушках, как на тропическом острове, дым над головой — это облака».

Не успели они расположиться за столиком, как грянул оркестр: гитара, две трубы и огромный барабан. Юльку тотчас же пригласили танцевать, и прямо от столика, еще не войдя в круг, она стала выделывать такие кренделя, что Дианке стало страшно: а вдруг и ее пригласят, а она так не умеет.

«Спрятаться бы куда-нибудь», — подумала она, но спрятаться было некуда, и Дианка делала отчаянные знаки Юльке Собачкиной: дескать, давай уйдем отсюда, но та самозабвенно отплясывала и не замечала Дианкиных взглядов.

«Боже мой, боже! — корила себя Дианка. — Зачем я сюда пришла, зачем? Неужели нужно было удирать от одного застолья, чтоб попасть в другое?»

Оркестр снова заиграл, и волосатый человек пригласил ее на танец. Хорошо еще, что это оказался вальс, и Дианка не ударила лицом в грязь. Но когда танец кончился и она вернулась к столику, то увидела, что Юльки нет. Где же она? Не было ее и на кругу. А волосатый стал приставать: — Не выпьете ли со мной рюмашечку?

— Да отвяжитесь вы от меня! — отрезала ему в сердцах Дианка и бочком, бочком между столиками вышла из ресторана.

А теперь куда?

«К Юльке я больше не пойду, — решила она. — Подруга еще называется!»

Ей было не так жаль денег, как белых свадебных туфель, которые она оставила в общежитии. А с другой стороны: как бы она в белых туфлях по снегу топала? Спасибо Юльке, что хоть сапожки дала. Старенькие, а все-таки теплые.

Дианка шла по улице и слушала, как скрипел снег под Юлькиными сапогами, будто выговаривал: «Собачкина, Собачкина, Собачкина…»

От нечего делать она прошлась по центральной улице города — Ленинской. Здесь снега уже не было и свежо пахло набухающими тополиными почками. Так свежо, что Дианка, проходя по улице, несколько раз чихнула. Милиционер, стоявший у аптеки, крикнул ей вдогонку:

— Будьте здоровы!

Дианке стало смешно, она хотела сказать спасибо, но застеснялась, пошла дальше. Вскоре показалась старинная крепостная стена, а перед стеной горел Вечный огонь, освещая доски с фамилиями погибших воинов; Дианка прошла вдоль стены, читая фамилии погибших. Одна фамилия ее поразила. «Мария Октябрьская, водитель танка, Герой Советского Союза».

— Это ж надо: женщина и — водитель танка! — вслух удивилась Дианка. — А я еще на свою судьбу жалуюсь.

В парке на горбатом мостике она долго глядела вниз, на гладкий блестящий лед катка. В нем струились-переливались огни рекламы.

Она ходила и ходила по городу как неприкаянная. Ноги уже не слушались ее, и сознание временами куда-то проваливалось.

«Неужели это я на ходу сплю? — думала она. — А раньше не верила. Читала в книжках и смеялась: выдумки! Разве можно спать, когда идешь? Оказывается, можно. И даже сон можно увидеть. Например, маму. Она тянет руки, зовет: «Дочушка, что ты наделала? Вернись?»