В 1984–1991 годах военной разведкой и контрразведкой Италии руководил адмирал Мартини. Он также официально опроверг инсинуации, содержавшиеся в «архивах».

И если же разговор получился у нас откровенный, то я сам, без ваших вопросов, затрону еще одну тему, вызывающую у меня, по меньшей мере, удивление, если не возмущение.

— В устах человека спокойного и уравновешенного это звучит как-то уж очень эмоционально.

— Вы знаете, мне непонятно, почему некоторые наши СМИ, скорее всего, в погоне за сенсацией, с такой готовностью заглатывают информационные наживки, подготовленные западными спецслужбами. В иных публикациях не просматриваются даже попытки сохранить объективность. В одной из наших газет был опубликован материал, в котором автор с заметным удовольствием добросовестно переписывает все то, что было запушено в иностранную печать чужими спецслужбами о неких конкретных «планах подрывной деятельности КГБ в Италии» в период «холодной войны». Возникает вопрос: почему бы автору, сохраняя объективность, наряду с этой информацией здесь же не сообщить читателю, что изложенные в материале сведения официально, в печати, опровергнуты еще несколько лет назад солидными итальянскими источниками?

Француз Пьер Марион занимал должность генерального директора Секретной службы (ДЖСЕ). С мсье Марионом мы встречались в Париже, где я больше пяти лет проработал собственным корреспондентом крупной российской газеты.

Мы виделись несколько раз — сначала где-то в кафе и в бюро Ассоциации иностранных журналистов, аккредитованных во Франции. Потом я пригласил интереснейшего собеседника к себе домой, где старина Марион навалился на традиционные пельмени в исполнении моей жены Лены. Мсье Пьер поражал меня несвойственной для французов стойкостью. Мог выпить за обедом бутылку «Столичной» и остаться абсолютно трезвым. Закалка была еще та, гвардейская.

Мы много болтали о всякой всячине. Марион, опять-таки не в пример своим соотечественникам, прекрасно говорил по-английски и замечал, что с кем, как не с русским корреспондентом, можно хорошенько поупражняться в беседе на нью-йоркском диалекте. Рассказывал о семействе. Частенько менял жен: видимо, во французской разведке за это не слишком карали и личных дел на собраниях не рассматривали. Супругами пару раз становились американки, и господин Марион шутя жаловался, что они были хороши лишь тем, что рожали ему детишек-французов. Мариону было уже за 60 с большим, когда он (в очередной раз) соединил свою судьбу с американкой — лет на 30 моложе его. К досаде экс-разведчика, бывшая манекенщица никак не могла принести ему нового поколения французских детишек, и Марион полушутя жаловался, что девочка для него слишком стара — лишь в два раза его моложе.

Мсье Пьер здорово развеселил меня сразу же после августовского путча 1991 года. Я приехал в Париж из отпуска числа 23 августа и был моментально приглашен Марионом в шикарный ресторан, где с моим собеседником почтительно здоровались все, начиная от хозяина и кончая девчушками-уборщиками.

— Что же наделала ваша внешняя разведка, — сокрушался он. — Шебаршину (тогдашнему ее шефу. — Н. А.) надо было тут же дистанцироваться от Крючкова, выделить себя в независимую службу и не принимать на себя всех незаслуженных обвинений, которые на него обязательно посыплются.

Марион как в воду глядел: предугадал на 100 процентов дальнейшее развитие событий. И Служба российской внешней разведки выделилась в самостоятельную. Не с благословения ли бывшего начальника ДЖСЕ?

Но шутки шутками, а собеседник Марион был преинтереснейший. На вопросы отвечал решительно, непроизвольно перескакивая с французского на английский и обратно.

— Мсье Марион, о секретных службах всегда и во все эпохи холило немало разговоров. В коктейле легенд, домыслов, слухов любые компоненты — от ореола таинственной славы до полного развенчания.

— Это потому, что рассказывающие или пишущие о разведке почти ничего о ней обычно не знают.

— А некоторые считают, что скоро и узнавать будет нечего. Сближение, потепление, распад Варшавского Договора…

— Вы совершенно точно заблуждаетесь. О роспуске ДЖСЕ, ИРУ… нет и речи. Я бы сказал, происходит именно обратное. Секретные службы важны всегда, а сегодня они даже важнее обычного. В годы конфронтации, неясно-запутанных отношений основная роль на международной арене доверяется военным и дипломатам. А в период потеплений разведывательные службы как раз превращаются в принципиальных актеров. Потому что во времена детанта именно на них возлагается задача оказывать определенное влияние на зарубежные государства, где они работают. К КГБ это не относится: организация и раньше имела влияние в Европе, Франции, других странах.

— Не совсем пойму, какое значение вы вкладываете в слово «влияние»?

— Термин, обозначающий политическое, экономическое и прочее воздействие. Между разными странами существует столкновение интересов. Везде, за что ни возьмись, — в идеологии, в военной, экономической, торговой, культурной областях. И всегда возникает необходимость оказать давление, чтобы решить проблему в свою пользу. В пределах какого-то одного государства оно реально и применяется чаше остальных средств. Ведь в каждой державе действуют различные виды оппозиций: непосредственно между людьми, политическими направлениями, противоположными денежными интересами… И в любом государстве озадачены схожей проблемой. Кто будет им управлять? Кому в нем доминировать? Тут для секретных служб гораздо эффективнее влиять на эту страну не извне, а изнутри.

— Но каким же образом?

— Собирая и направляя в нужную ей сторону усилия разнообразнейших элементов. Под их вроде бы естественным нажимом страна предпринимает определенные действия на международной арене. Понятно, что чужие секретные службы в этом активнейше участвуют.

— Приведите пример для наглядности.

— Да они раскиданы по всей европейской истории, включая российскую, с XV века. Петр Великий, Екатерина не обходились без шпионов, снабжавших их сведениями и старавшихся повлиять на королевские дворы тех стран, к которым были приписаны. И придворные под таким незаметным нажимом иногда принимали нужные для неведомых им заказчиков решения. Франция с Англией действовали точно так же. Англичане к тому же подкупали влиятельных людей на континенте. И те в требовавшийся момент навязывали решения, выгодные британской короне. Или в этом веке, когда мир вдруг уразумел, что за драгоценность нефть, интересы Англии взялась представлять разведка. Проникала во дворы арабских шейхов, добывала сведения, но, главное, манипулировала вершителями судеб этих маленьких монархий. Во многом благодаря этим манипуляциям ближневосточная нефть и досталась англичанам.

— А не найдется ли образна из жизни сегодняшней?

— Он воспринимается как шокирующий, зато красноречив. Сейчас разнообразные лобби, понятно, и военные, тоже влияют на политику. Конечно, секретные службы с военными лобби связаны. И благодаря такому воздействию Саддам Хусейн добился в 70 — середине 80-х принятия в западных странах нескольких выгодных для себя решений. Сначала некоторые предпринимавшиеся против него акции были осуждены Сообществом. Его же шаги, наоборот, если не поощрялись, то замалчивались. Он получил от Запада определенное количество оружия. Объяснение несложное: в ряде государств, не исключая Францию, трудились проиракские лобби, которыми манипулировали секретные службы Саддама. Все делалось осторожно, концы спрятаны и прикрыты. И тогда как генеральный директор ДЖСЕ я был весьма обеспокоен: общественное мнение и даже высокие руководители всю глубину подобного влияния представляли слабо. Хотя сеть, раскинутая в нужных местах, и позволяет иногда добиться результатов, значение которых равносильно выигранной войне. Только война у разведки тихая, без громких столкновений. Объединение разведданных с формами влияния создает оружие исключительной мощности.