Однако все быстро делается на бумаге, а если резать текстолит, клепать раму, проверять интегральные схемы… Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Начинаем собирать первый блок…

Демид горячо принялся за работу. Не успел и оглянуться, как промелькнула половина августа. Не мешало бы зайти в университет, давно не был.

Он ехал на троллейбусе, с наслаждением любуясь предосенним Киевом — теплым и тихим. Подумал, что жить так, как живет он, невозможно: проторчал за работой две недели и не видел всей этой сказочной красоты. Позор! Завтра же поедет на Труханов остров или в Гидропарк, а то отпуск пройдет — не искупаешься ни разу! И с друзьями не повстречался, и Софью Павловну не повидал…

Правда, секцию самбо он все-таки посещал. Крячко им остался доволен. Что же выходит: весь смысл жизни, в машине да самбо? Надо хоть позвонить Софье Павловне… Вышел из троллейбуса, рядом с остановкой — телефонная будка, набрал номер поликлиники.

— Слушаю. — Голос Софьи прозвучал для него как музыка.

— Софья Павловна, это я — Демид.

— Где ты пропадаешь? Мы даже на завод звонили, сказали, что ты в отпуске…

— Кто это мы? — обеспокоенно спросил Демид.

— Мы с Александром Николаевичем. Слушай, приходи к нам в гости.

— Вы… вы счастливы? — пугаясь смелости своего вопроса, проговорил Демид.

— Да, о таком счастье я и мечтала. Беспокойное, тревожное, но счастье.

— А он?

— Об этом ты его и спроси при случае, — засмеялась женщина.

Демид, довольный, повесил трубку: есть, выходит, на свете счастье! От этой мысли поднялось настроение, глаза засверкали, словно он выпил бокал веселого, игристого вина, название которому еще не придумали люди.

Университет, как пчелиный улей, полон новичками — ребятами и девушками, пришедшими сдавать экзамены. Лица у них то веселые, как солнечное утро, то грустные, как хмурая ночь. Каждому хочется стать студентом…

Быстро взбежал по железной рисунчатой лестнице вестибюля. И вдруг навстречу ему засветилось улыбкой удивительно знакомое девичье лицо. Каштановые волосы уложены в модной прическе, в темных, почти черных глазах еще живет отзвук только что пережитого волнения. Девушка шла легко и свободно, не замечая устремленных на нее взглядов.

— Лариса! Просто узнать невозможно. Совсем взрослая стала. — Демид, улыбаясь, загородил ей дорогу.

— Поздравь меня, — сказала девушка, подавая ему руку. — Сегодня сдала последний экзамен. Историю.

— О результатах не спрашиваю, по глазам видно.

— Да, пятерка.

— На филологический? Языки будешь изучать?

— Нет, на юридический.

— На юридический? — Демид неприятно удивился, будто тень адвоката Квитко промелькнула в коридоре.

— Юристы-международники, владеющие несколькими языками, всегда нужны. Понимаешь, сейчас только язык, допустим, даже два или три, знать мало, нужно уметь делать какое-то конкретное дело, применяя там знание языков.

— Влияние адвоката? — спросил Демид, стараясь не выдать неприязнь.

— До известной степени, — просто ответила Лариса. — Чтобы стать настоящим юристом, необходимо быть знающим, образованным, ну и, конечно, толковым человеком, а он…

— Что, не отвечает этим параметрам?

— Почему же, отвечает, все при нем. Только, как это лучше выразиться, он для себя умный и образованный, как актер с ограниченным репертуаром. Выглядит умнее многих, пока позволяет репертуар…

— Он, помнится, о вашей помолвке говорил…

— Да, был такой разговор. Исчерпался. Мы не поссорились, встречаемся и теперь. Тут другое… Интересно и весело с ним всегда, не хватает одного — любви, а без любви… Ну, да ладно, хватит об этом, не хочется вспоминать… Ты знаешь, просто не верится, что я уже студентка.

— Подожди, тебя еще не зачислили.

— Можешь не сомневаться, у меня все пятерки.

Они стояли в коридоре и почему-то не могли расстаться, хотя у каждого была целая прорва дел. Демид опомнился первым.

— Послушай, — сказал он, — у меня, есть конкретное предложение: завтра едем в Гидропарк. Ты когда в последний раз видела Днепр?

— Тысячу лет не видела, — засмеялась Лариса, — а зачем мы туда поедем?

— Как зачем? Купаться, загорать, дышать свежим воздухом.

— А что? Может, и поедем, — услышав свои слова, Лариса удивилась, настолько они ей показались неожиданными.

— Прекрасно, — обрадовался Демид, — встречаемся в десять около «Элиона».

— В десять около «Элиона», — повторила Лариса.

— Смотри не опаздывай!

— Не опоздаю.

Они разошлись в разные стороны: Демид — в деканат мехмата, Лариса — к выходу.

— Хорошо же будет выглядеть ваше личное дело, — сказала секретарша, — когда я покажу его декану. Он, по-моему, выгонит меня с работы. Где были ваши глаза?

— Какие глаза?

— Обыкновенные. Нет ни одной фотографии! Это просто несерьезно, товарищ Хорол, или, может, вы думаете, что рабочим с ВУМа многое позволено и вы имеете право нарушать инструкции и положения? И это называется дисциплинированный рабочий класс! Без фотографий ваше дело недействительно. Все.

Пришлось Демиду, выйдя из университета, направиться в парк, где в уютном уголочке разместился фотопавильон. В парке было много детей, с игрушками, дудками, на детских велосипедах; на скамейках, расставленных поодаль, отдыхали пожилые люди, скорее всего бабушки и дедушки, молодые мамы с колясками. И был особый смысл в том, что в центре этой веселой круговерти возвышался памятник Тарасу Шевченко. Великий кобзарь словно наблюдал за детьми, любуясь их веселой и деятельной сутолокой, радуясь счастью, о котором мог только мечтать.

Подойдя к высоким стеклянным дверям павильона, Демид увидел, что к ним приварены железные скобы: двери на ночь, наверное, закрывают на висячий замок. Он отметил это абсолютно автоматически, подумал и улыбнулся: неужели настолько сильно влияние Аполлона Вовгуры, что и он, Демид, начал приглядываться к замкам. Вошел в просторную комнату, стены которой были увешаны прекрасно исполненными фотографиями писателей, художников, артистов, даже знаменитый когда-то футбольный вратарь тоже оказался в этой галерее.

Но поразили его в комнате не эти фотографии, а присутствие Ларисы. Она сидела в кресле у окна, посматривала вокруг своими спокойными огромными глазами, ожидая, когда мастер вызовет ее.

— И тебе понадобилась фотография? — засмеялся Демид.

— Так же, как и тебе, — сердито ответила девушка, ей показалось, что Демид нарочно пришел вслед за нею, но через минуту, убедившись, что он не собирается ей докучать, оттаяла.

За невысоким барьером около письменного стола сидела женщина, заведующая фотоателье, и что-то обстоятельно рассказывала Ларисе, будто поставила перед собой задачу подробно информировать девушку о своем хозяйстве.

— Вот здесь, — плавно поведя рукой, она указала на стены, — вы можете увидеть художественно исполненные фотографии выдающихся людей Украины. Я уверена, что когда-нибудь издадут соответствующие альбомы, и моя скромная заслуга будет отмечена.

Лариса слушала, а взгляд Демида был прикован к холеным, красивым рукам заведующей, точнее, к ее правой руке, державшей ключ. Демид сразу понял, что это ключ от сейфа. У ключа две бородки, семь выступов, знакомая форма. Белокриницкий завод. Попробуем приблизительно запомнить выступы… Рядом на столике целая куча рекламных проспектов. Взял один, наскоро записал цифры, сунул в карман, и сердце почему-то обдало веселым озорным холодком.

— Ты улыбаешься? — недобро спросила Лариса.

— Интересно товарищ рассказывает, — ответил Демид.

В эту минуту из-за портьеры, висевшей над входом в другую комнату, вышел раскрасневшийся от духоты пожилой мужчина в костюме при всех орденах и медалях.

— Прошу, — обратилась к Ларисе заведующая, — ваша очередь. — Она отпустила орденоносца, выдала ему квитанцию и снова принялась рассказывать про писателей и артистов, которых ей доводилось встречать в жизни, и все это время словно играла ключом, который то появлялся, то исчезал в ее холеных руках. У Демида было достаточно времени проверить свои наблюдения, хотя глазомер остается глазомером. — Один раз выступ показался двойкой, присмотрелся — вроде бы тройка. Теперь понятно, почему Вовгура все записывал: нельзя полагаться на память.