Уже было выпито немало шампанского, вечер в «Элионе» заканчивался (кафе закрывалось в одиннадцать).

Неожиданно появился Геннадий, что-то сказал на ухо Квитко и вышел. Тристан расцвел победной улыбкой.

— Лариса, объявим, чтобы все знали, или еще подождем немного? — многозначительно спросил он.

— Что же вы такое собираетесь объявить? — удивленно проговорила Лариса. — Не понимаю.

Черная бородка Тристана Квитко подалась вперед, как танк, двинувшийся в атаку. Но поразил Демида не этот волевой подбородок адвоката, его решительно сжатый рот, а глаза Ларисы, их взгляд — острый и безжалостный.

— Сейчас поймешь, — сказал Квитко. — Товарищи, мы с Ларисой собираемся пожениться.

— Поздравляю, — бросила Клава.

— Вы не забыли старую пословицу «Не кажи гоп, пока не перескочишь»? — сказала Лариса, ноздри ее тонко очерченного носа нервно дрогнули, и было видно, какое она делает над собой усилие, чтобы не сорваться.

— Я могу сказать «гоп», — веско проговорил адвокат, — я выполнил все поставленные тобой условия, и если ты дорожишь своим словом…

— В самом деле? — спросила Лариса. — Вы совершили подвиг?

— Конечно, — уверенно ответил Квитко. — Уговор был таким: мы объявляем о нашей свадьбе тогда, когда мне удастся совершить поступок, равный подвигу. Такой поступок я совершил.

«Почему так невыносимо болит сердце, — подумал Демид, — почему хочется врезать со всего маха правой по этой дурацкой бороде?»

— Да, я такой поступок совершил, — повторил Квитко, довольно улыбаясь, — в наше время подвиг из сферы физической перенесся в сферу интеллектуальную. Сейчас главное не овладеть несметными сокровищами, а догадаться, где их найти.

— И по вашему мнению, это действительно подвиг? — спросила Лариса.

— Разумеется. На это способен не каждый…

— Извините, мне пора, — сказал Демид, доставая деньги из кармана. — Я должен…

— О, вы ничего не должны, — остановил его предостерегающим жестом адвокат.

— Что с тобой, Демид, — испуганно спросила Лариса, заметив, как тот, поднимаясь со стула, пошатнулся, побледнел. — Не заболел ли?

— Нет, извините, я пойду, — положив десятку на стол, он поднялся, окинул взглядом сидящих за столом. Они смотрели на него по-разному. Квитко насмешливо, Клава с сожалением, Званцов с любопытством. И только взгляд Ларисы терялся в опушенных вздрагивающих ресницах. Демид вышел, унося в памяти эти тяжелые, веером лежавшие на щеках ресницы.

— Да он просто влюблен в тебя, Лариса! — воскликнула Клава. — Разве не видишь!

— Нет, — спокойно, хотя и слегка напряженным голосом возразила Лариса, — мы давние и добрые друзья. И только. Так какой же подвиг вы совершили в мою честь, Тристан Семенович?

— Сегодня узнаешь об этом.

— А мы? — спросила Клава.

— Вы — нет.

Клава хмуро посмотрела на адвоката и, обернувшись к Даниле Званцову, сказала:

— Проводишь меня домой?

— О, мы, оказывается, обидчивы, — иронически протянул Тристан. — Посидите еще…

— Как говорится, благодарим за приглашение, — сказал, поднимаясь, Данила. — Десятки, надеюсь, хватит? Пойдем, Клава.

— И я могу добавить десятку, если мало, — сказала девушка. — Лариса, на твоем месте я бы тоже ушла.

— А я останусь, — медленно проговорила Лариса, — мне интересно, что можно совершить в мою честь?

Они остались за столиком вдвоем: веселый, самоуверенный Тристан Квитко и напряженно улыбающаяся Лариса. Квитко откровенно любовался ею, в душе признаваясь, что при всем своем житейском опыте такой девушки ему встречать еще не приходилось. А может, это только кажется, может, это всего-навсего прихотливая игра золотого шампанского? Нет, Тристан Квитко не ошибается. Ему нужна такая жена. А с характером ее он справится, не велика хитрость обломать строптивую девчонку. Пусть будет благодарна ему за честность его намерений. Другой давно бы воспользовался первым удобным случаем, а их у Тристана было немало.

— Вы думаете, что Демид влюблен в меня? — вдруг спросила Лариса.

— Это думает Клава, не я. Но если ты спрашиваешь, отвечу. Вряд ли он способен на высокое чувство. Простоват, по-моему. Оценить тонкую женскую красоту не в его силах. Хотя иногда с ними и такое случается.

— С кем это с «ними»?

— С этими простачками из народа.

— Я тоже принадлежу к этой категории людей.

— Допустим, но мне это не повредит, я женюсь на тебе этой осенью.

— Вы так говорите, будто мое желание не имеет значения: подвиг уже совершен, не так ли?

— Да, совершен. Идем!

Он расплатился щедро, размашисто, краем глаза видя, как жадно следят за ним молодые парни, сидящие за соседним столиком. Еще бы! Он для них пример для подражания, кумир… А может, ему все это только кажется? Может, они усмехаются, поглядывая на его ухарство?

— Пойдем! — твердо, как приказ, повторил он.

— Куда? — не тронувшись с места, спросила Лариса.

— Ты узнаешь обо всем у меня дома.

— Ну что ж, — сказала Лариса, — пойдемте.

Они вышли из кафе, еще полного шума и веселья, и вечер обнял их своей ласковой прохладой.

Тристан Квитко жил неподалеку, в однокомнатной квартире, стены которой были увешаны литографическими копиями абстрактных картин Пикассо и Кандинского. Большой стеллаж с книгами, преимущественно справочниками, занимал почти всю стену. Теория о подборе книг по цветовой гамме для самого Квитко, видимо, была не обязательна, книги ему требовались для работы.

Он распахнул перед Ларисой дверь и сказал:

— Проходи и будь как дома, хозяйкой в своем царстве. Оно скоро и впрямь будет твоим.

Неизвестно почему, может, от этих высокопарных слов, может, от того, что так неожиданно и странно ушел с вечера Демид, а возможно, от самоуверенности адвоката, Ларисой овладело иронически-насмешливое настроение, когда все люди, вещи и явления словно нарочно открываются с наиболее смешной стороны.

— Ну, что ж, — сказала она, — до сих пор я смотрела на эту квартиру с точки зрения девчонки-несмышленыша, теперь взглянем на нее с позиции хозяйки.

Сказала и остановилась в дверях. Около небольшого стола, стоявшего посредине просторной комнаты, сидел Геннадий, а на столе, на видном месте, как гордость, как трофей, как знамя победителя лежали три переплетенные в кожу книги. Лариса узнала их сразу и замерла, не понимая, как они здесь очутились.

— Полюбуйся, — широким театральным жестом Квитко показал на книги, — принадлежавшие королеве и украденные у нее сокровища возвращены. Разве это не подвиг?

— Как они сюда попали, эти сокровища? — насмешливо спросила Лариса, мгновенно ощутив острую радость за Демида.

— С моей помощью. Геннадий через одного из старых друзей Баритона — «медвежатника» Колуна — дознался о месте их нахождения.

И вдруг Лариса рассмеялась, громко, весело, заразительно. Она пыталась сдержаться, но вид книг, стопой сложенных на краю стола, фигура замершего в недоумении Тристана, Геннадий, отпрянувший на спинку кресла, вызывали новый приступ смеха.

— Замолчи! — крикнул Квитко. — Слышишь, замолчи!

— Уже замолчала, — тихо, с сожалением поглядывая на адвоката, сказала Лариса. — Как вы просчитались, Тристан Семенович: ведь это я сама отдала их Демиду и когда-то сожалела, что дед завещал их не мне. Подвига никакого нет. Это не сокровища, а всего-навсего описание, технически грамотное и точное, всех сейфов, которые видел мой дед, и ключей, побывавших в его руках. Сейчас это обыкновенная статистика. И вы думали, что украсть эти книги у Демида и вернуть мне — подвиг! Смешно! Не вышло из вас рыцаря, Тристан Семенович, вы стали всего-навсего наводчиком мелкого квартирного вора, не больше. Для того чтобы эти книги превратить в несметные богатства, нужен гений.

— Что ж, Демид Хорол и есть этот гений?

— Не знаю. Возможно, что здесь мой дед допустил промашку. Почему он так поступил, понять не могу. А для вас, Тристан Семенович, или для этого мелкого воришки, вашего помощника, когда-то выгнанного из милиции, книги — не сокровища, а макулатура. Для меня, к великому сожалению, тоже.