И поворотил, как Тарас Бульба своих сынов, поворотил «эмку» и меня в сторону армейского узла связи.

Бывал я у Степана Гавриловича и дома у него в Москве. Чем-то своим, домашним потчевала нас жена его, Татьяна Николаевна, бухгалтер автобазы «Известий». Степан же Гаврилович захаживал в дни возвращения в столицу ко мне на Первую Мещанскую. Дружим мы с ним до сих пор.

...Иван Никитич Климов. Мой сосед по дому. Участник боев у Хасана и позже — под Халхин-Голом. Был тогда лейтенантом. Ходил в атаку на траншеи японцев, имел ранения, словом, боевой офицер, оптимист и скептик в одном лице, готовый осмеять невежду или трусоватого коллегу. В обращении были мы с Ваней на равных, на «ты». С ним пережили мы, пожалуй, самые острые злоключения. Никогда Иван Никитич не препятствовал мне «рвать» вперед и вперед, часто — без карты, наобум, по своему разумению, в одиночестве, вдвоем, как большинство корреспондентов, не собранных в группы, как солдаты, а действовавшие особняком, поневоле, нет же у них ни сопровождающих, ни охраны. Вперед, вперед, лишь бы поспеть с новыми сведениями о ходе сражения в очередной номер газеты.

Вот и мчались мы однажды мимо армейского штаба, дивизионных штабов в направлении Наро-Фоминска. Лес, лес, лес... Снега. Впереди — крутой холм. Только собрался Ваня, поддав акселератор, перемахнуть через него, как раздался выстрел. Справа от шоссе бежал к нам взбешенный капитан:

— Сто-ой! Предатели!

Ваня остановил машину. Я показал редакционное удостоверение.

— В плен захотелось? — рычал капитан. — Что? На высоте — противник. Гони машину в укрытие, не делай из нее лишней мишени для фрицев!

Пришлось остаться в роте на ночь. В предрассветный час рота пыталась вернуть высоту. К сожалению, пока безуспешно.

В другой раз Климов доставил на передовую Евгения Петрова, Петра Белявского и меня. Рядом — автомобильный мост. Налетели «юнкерсы» и «мессершмитты». Над нами разыгрался короткий бой в небе. Нетерпеливый Евгений Петрович выскочил из «эмочки», наблюдал за схваткой в воздухе. Человек бывалый, к тому же с ленцой, Петр Иванович дремал после бессонной ночи в купе лимузина. Петров:

— Вы заметили, у каждого из самолетов свое выражение лица? Как у людей. Вон те, с черными крестами, похожи на монахов-иезуитов.

— Да, — отозвался Ваня. — Верно, Евгений Петрович. Вот сейчас наши их как следует кастрируют, оскопят. Чтоб ихние фрау не получили известного всем удовольствия.

Было и так — во время артобстрела и бомбежки я попросил Ваню остановиться у штаба партизан. Очередная волна «хейнкелей». Вокруг столбами вздыбленная земля. Я укрылся в бетонном своего рода акведуке. Климов остался у машины, никогда не бросал ее на произвол судьбы. Рисковал, но был прав. Какие же фронтовые корреспонденты без колес! Да, не раз Иван Никитич выручал меня и от конфуза перед редакцией (опоздание с материалом), и от смерти.

...Иван Васильевич Желтяков. Летчик, поневоле оставивший штурвал истребителя из-за слабых легких. Любезный до чрезвычайности. Улыбается в любой обстановке, покой ли, тревога ли. Мастерство вождения автомобиля дополнено виртуозностью бывшего пилота. Сейчас у него — «Москвич», купленный когда-то с помощью Ильи Григорьевича Эренбурга, — Ваня в свободные от работы в редакции дни обслуживал писателя и его дочь Ирину Ильиничну.

Великолепно, и без карты, ориентировался Желтяков на местности. Вы убедитесь в этом чуть позже... Был Ваня свидетелем неприятного для меня инцидента. Где-то под Воронежем мы устроили свой бивак в лесу, — в деревне ночлега для нас не нашлось. Там и завтракали, там и спали. Как-то выскочил на тропинку из-за деревьев водитель известинца Валентина Антонова — Иван Гвоздев. Без ремня, — он же «дома», хоть крыши и нет над головой. Мимо шел высокий генерал, член Военного Совета фронта Сусайков. Остановил беднягу:

— В штрафную захотел? Где ремень? Оружие куда дел?

— Товарищ, генерал, да мы же тут живем, с корреспондентами.

— Какие еще корреспонденты в лесу? Явишься сейчас же к коменданту штаба!

Я, догоняя генерала, объяснял:

— Нас тут поселили, мест нет в деревне. Товарищ генерал, он же не виноват, он как бы дома.

— До-ома? Я покажу вам дом!

Полчаса спустя нашли нас особисты. Мы объяснили им причину недоразумения. Те поняли. Но... Велено убрать нас с фронта. Пострадал я невинно. Шофер-то у меня был Желтяков, не Гвоздев. Но где было объяснять это генералу! Он — беспощаден. И вернулись мы с Желтяковым, не без удовольствия, признаться, на Степной фронт К. К. Рокоссовского. Бои шли там непрерывно... За утренней трапезой настигли нас однажды немецкие самолеты. В их группу дерзко врезался наш «ястребок». Дрался минут десять, и с душераздирающим ревом «МИГ» с черным шлейфом дыма рухнул наземь. Мы бросились спасать пилота. Напрасно. От сильного удара мотор ушел в глубь грунта метра на два, на три. И следов бедного летчика не смогли найти.

Расстроенные, вернулись к берегу. Ваня Желтяков, как и мы, разделся, плавал в реке, ныряя, отфыркиваясь, наслаждаясь. Вдруг бурный порыв ветра подхватил его одежду и кинул в воду. Загребая саженками, Ваня рванулся выручать свое добро. Достал со дна, разложил на берегу. О ужас! Черт с ними, с ассигнациями, на фронте они практически не нужны! Но продовольственные и вещевые аттестаты! Без них с голоду пропадешь, и через полгода без носков, рубахи и брюк красоваться будешь. И принялся бедный Ваня сушить на ветру свои аттестаты, прижимая их руками, грудью и даже тем местом, на которое натягивают штаны. Очень уж резвился степной ветер.

Однажды близились сумерки, мы куда-то спешили, а шоссе во всю ширину занято было машинами танковой бригады. Обождав полчаса, раздраженные, мы решили: пойду я к командиру и попрошу как-то дать нам дорогу.

— Нет, — говорит Ваня, — хоть вы и командир «эмки», а мне легче столковаться с бригадным.

Пошел в голову колонны. Приветствовал полковника, приложив ладонь к пилотке:

— Товарищ начбриг, отчего колонна стоит?

— А тебе что? Откуда?

Ваня объяснил.

— Летчик, говоришь? А стоим мы оттого, что они — танки и бронетранспортеры — в трясине завязли. Мы их и должны выручить, вот и остановились на ночь глядя, черт ее побрал!

— Товарищ полковник, извините, дайте добро, и я выведу всю колонну по нужному вам направлению. А завязшие ваши железины уже тащат к шоссе.

— Ты-ы выведешь? Ночью?

— Вы же сами подтвердили — я пилот!

Начбригу только и оставалось дать Ване добро... Желтяков во мгле, чутьем, или зоркими глазами, или по звукам напиравших на грунт колес, или инстинктом авиатора направлял колонну то по середине шоссе, то слегка скашивал в стороны, чувствуя неладное на асфальте и надеясь провести танки по относительно сухой почве. Так и вышло, авиатор-известинец не ошибался. В лесу нашел нужную просеку, пригодную для прохода танков, сказал:

— По карте нужный вам пункт по этой дороге и налево.

Полковник даже обнял Ваню. Еще бы! Назначенный час для дислокации его танков в указанном командованием населенном пункте приближался. Бригада ушла. Мы с Ваней остались ночевать в лесу. Утром разбудил нас окрик:

— Корреспонденты?

Группа танкистов окружила нас, напрасно пытаясь отобрать личное оружие, и сопроводила, доставила в штаб бригады. Доложили:

— Арестованные во дворе.

— Какие арестованные? — удивился полковник. — Мне о ЧП не докладывали.

— Вон — двое. Оружие не отдают.

— Ну, и растяпы вы! Это же корреспонденты.

— Не знаем. Комендант штаба приказал доставить.

— Ладно, можете быть свободны.

Полковник пригласил нас с Желтяковым в избу, там подали завтрак, и какой! Как летчики и подводники, мастера танковых рейдов на питание, на снабжение не жаловались. Голодные, мы, не скрывая этого, безжалостно уничтожали свинину, макароны, помидоры, соленые огурцы, грибы...

Вопросительно взглянув на нас, комбриг спросил:

— А... этого... гм... Не против?