А чистота всюду! Как в девичьей спаленке. Боцман, а то и вахтенные офицеры поминутно выхватывали из кармана девственно чистый платок и проводили по сверкавшим медным или стальным поручням, дверным рукояткам, бортовым «перильцам» верхней палубы, зеркалам, полированной мебели в кают-компании и прочему. И горе дневальным, если свежевыстиранный платок слегка темнел от пыли.

И снова испытал я неприятное чувство, услышав реплику кого-то из молодых командиров в адрес Исакова, в его отсутствие, разумеется.

— По анкете небось — пролетарий. А при старом строе был офицером, мичманом! Голубая кровь!

— Так он же при Керенском произведен в мичманы.

— А что твой Керенский — не старый строй?

...Иван Степанович своим от природы холеным лицом, если можно сказать — интеллигентным, при всей требовательности к подчиненным, мягкий в обращении с ними, даже как бы «породистый» внешне, и впрямь отличался от иных командиров, выходцев из деревни, еще не успевших приобрести небесполезный и на Красном Флоте лоск. Откуда это у когдатошнего армянского мальчугана из села Хаджикент, внука сельского мельника, обитавшего в азербайджанской Гяндже, сына дорожного техника, участника русско-турецкой войны, от кого Ваня впервые услышал о знаменитом кораблестроителе и адмирале Степане Макарове?.. Это уж дело природы, ее отбора.

...По обычаю, журналистов приглашали в кают-компанию, где увидели мы со Львом Славиным К. Е. Ворошилова, обычно весело настроенного, будущего командующего Балтфлотом В. Ф. Трибуца, И. С. Исакова. Не знаю, как сейчас, а прежде на столе и не в обеденное время стояли графины с густым клюквенным соком, витамины тогда не вошли еще в моду.

В отсутствие начальства один из командиров спрашивал молодого:

— Отчего вы режете котлету ножом, да еще держите его в кулаке перпендикулярно тарелке? Котлета и так рубленая, мягкая.

— А что?

— «Что, что»! Достаточно вилки. Кроме того, вилку, как и нож, не полагается держать в кулаке. Вы что — на бойне?

— Гм.

Как-то зашел в кают-компанию во время таких советов и сомнений Иван Степанович. Улыбнулся:

— Вы знаете, друзья, в чем существо так называемых правил хорошего тона? Здравый смысл. Удобство. Резать сваренную или жареную рыбу ножом нет необходимости, она и вилке поддается. Помните старый анекдот? Мичман упал за борт в Индийском океане, на него напала акула. «Кортиком, кортиком ее!» — кричат ему с борта. А он, верный этикету, кричит: «Рыбу — ножом? Ни за что!» Будем надеяться, акула оценила его воспитанность. Так вот, вам же несомненно придется бывать в зарубежных портах. За столом на банкетах будут и тамошние аристократы-офицеры. Вместо того чтобы подражать им неумело, стоит вам уже сейчас приобрести навыки светского, если угодно, поведения в обществе. Светского в прежнем понимании этого слова тут ничего нет. Есть разумные привычки интеллигентов. Взгляните на большинство ваших товарищей. Они пользуются столовыми приборами как надлежит, а это удобно и привлекательно, особенно на взгляд женщин, если они окажутся вашими соседками по столу. Ну, а если... Знаете, чем заканчивают англичане книгу о правилах хорошего тона? «Если вам не знакомы эти правила, ведите себя, как вам привычно, как можно более непринужденно, в пределах корректности, разумеется. И вас никто не осудит».

Будущий профессор, адмирал Исаков еще в молодости стал для своих питомцев не только учителем военно-морского дела, но и наставником в жизни, даже в обыденной. Не буквоедом, не назойливым экзаменатором, — в большинстве случаев его советы окрашены были доброжелательным юмором.

Но вот и начало маневров. Слушаю команды и вспоминаю особенности морского лексикона. Рапорт? Ни в коем случае. Рапо́рт! Компас? Боже упаси! Компа́с! Повторите! Нич-чего подобного. Репе-туйте!

«Бч-5». «Боевая часть — 5». Это — корабельная артиллерия. Прежде всего — орудия главного калибра. Они выдаются далеко за бронированные стенки высокой, большого диаметра башни. Массивные их стволы нависают над верхней палубой, тяжелые, внешне неповоротливые, угрожающие одним своим видом.

Впередсмотрящий матрос, стараясь упредить специальные приборы слежения за морем, докладывает:

— Впереди под углом таким-то — дымы!

Корабли эскадры «синих»?

После быстрого уточнения их курса и скорости, расстояния до целей последует команда открыть огонь.

— У вас нет ваты? — спрашивает меня сосед-командир. — Тогда крепко закройте уши ладонями. А то...

Да-а. Неповоротливые на вид башенные орудия мигом пришли в движение, стволы их плавно стали подниматься, подниматься, подниматься, одновременно поворачиваясь на нужный угол, и...

Веки сомкнулись сами собой. Палуба под ногами дрогнула. Землетрясение. Страшный суд. Конец света.

Сквозь щелки глаз вижу — вырвались оранжевые языки пламени из чудовищных стволов, и добрую часть верхней палубы заволокло черными клубами дыма.

...Не буду утруждать читателя, очевидно, знакомым ему описанием маневров. Когда примерные бои спустя два-три дня закончились, нас со Львом Славиным и другими журналистами перевели на эсминец. Пришло время стрельб боевыми снарядами по далеким целям — макетам «вражеских» судов или большого размера щитам на море. Ворошилов, Исаков, Трибуц поблагодарили артиллеристов за точные попадания... Катером — на берег. Близилась ночь.

— Сюда, на нас с вами, будет произведен десант! — поделился с нами Иван Степанович. — Спать не придется. Считать себя также защитниками береговых укреплений.

И пришла ночь. Море метрах в трехстах заволокло туманом.

— Дымовая завеса, — пояснил Исаков. — Не наша. Десанта!

Минут только через пять я заметил в «тумане» очертания торпедных катеров, небольших транспортных судов, барж и шлюпок. Их встретили огнем. Десант не замедлил начать артиллерийскую, пулеметную и винтовочную дуэль. Не достигнув шлюпками берега, нападающие, матросы и офицеры, стреляя на ходу, опускались на воду, погружаясь по пояс в море, падая и вновь поднимаясь, упорно продвигались к нашему расположению. Бой длился в глубине суши часа полтора. Офицеры-консультанты со специальными повязками на рукавах установили наконец: верх одержали участники десанта. Мы со Славиным оказались пленными.

— Считайте и меня таковым, — сдерживая улыбку, сказал Исаков. — А что делать? Война есть война!

Шутил. А сам чувствовал, знал, готовился: рано или поздно смертельная схватка с фашизмом станет реальностью, не маневрами. Пройдет два года, и на земле республиканской Испании начнется первый зловещий акт будущей трагедии.

И вот — совершенно не нужный нам, печальный вооруженный конфликт с Финляндией, в первые же недели рождения Советской республики декретом Ленина получившей полную государственную самостоятельность. Конфликт явно вызван провокациями гитлеровской Германии. Прежде чем направить меня в 9‑ю армию у границы, ПУР РККА дает мне другой «адрес» — Балтфлот.

Любимейший из городов, где я учился в гимназии, — Ленинград. Адмиралтейство. Там выдают мне форму командира Военно-Морского Флота. Катер до Кронштадта. Являюсь к заместителю наркома ВМФ СССР.

— А-а, давний знакомый! — улыбается Иван Степанович. — Гм. Дать вам под командование сторожевик? В таком обмундировании вы произведете на экипаж потрясающее впечатление и своим видом мгновенно установите железную дисциплину. Чем могу быть полезен?

— Товарищ адмирал, мне бы куда-нибудь... где погорячее.

— Не иначе? Тишина вам не по нраву? Ну что — ступайте на пирс миноносцев. Найдете там эсминец командира Святова. Вот вам записка. В смысле «горячего» адрес даю правильный. Не сетуйте потом!

По пути вспоминаю действительный случай.

Один из журналистов, как и я, одетый в форму моряка-командира, но никогда не бывавший на морях, не знавший Устава и обычаев флотских, направляясь к трапу со стоявшим возле него часовым, еще издали, галантно сняв фуражку, стал кланяться, а подойдя к матросу, пытался пожать ему руку, разжимая кисть часового, державшего винтовку приемом «к ноге».