Гоголь, правда, уже прочитал за границей кое-кому из русских первые главы поэмы: А. О. Смирновой, А. Н. Карамзину* (сыну знаменитого писателя и историка*), А.И.Тургеневу* (брату декабриста Н. И. Тургенева*)… Но никто из москвичей, выезжавших за границу, в число этих счастливцев, кажется, не попал. Москвичам оставалось довольствоваться сообщениями третьих лиц и слухами, всё более и более интригующими. Кто-то написал из чужих краёв, что, "выслушав перед отъездом из Рима первую главу "Мёртвых душ", он хохотал до самого Парижа…"

2 октября Гоголь вместе с М. С. Щепкиным появился в доме Аксаковых. Радости и воодушевлению присутствовавших не было предела.

Сергей Тимофеевич отметил про себя, что Гоголь возмужал, что много к лучшему изменилась его наружность, манера поведения и обращения с окружающими.

"…Следов не было прежнего, гладко выбритого и обстриженного (кроме хохла) франтика в модном фраке. Прекрасные белокурые волосы лежали у него почти по плечам; красивые усы, эспаньолка* довершали перемену: все черты лица получили совсем другое значение; особенно в глазах, когда он говорил, выражались доброта, весёлость и любовь ко всем; когда же он молчал или задумывался, то сейчас изображалось в них серьёзное устремление к чему-то высокому".

Но шутил Гоголь по-прежнему неотразимо-заразительно, сохраняя при этом свою обычную серьёзность. "Шутки Гоголя, которых передать нет никакой возможности, были так оригинальны и забавны, — говорит С. Т. Аксаков, — что неудержимый смех одолевал всех, кто его слушал, сам же он всегда шутил, не улыбаясь".

Конечно, у всех вертелся на языке вопрос "Что вы нам привезли, Николай Васильевич?", всех одолевало нетерпение поскорее услышать что-нибудь из написанного. Но Гоголь подобных вопросов не переносил, отвечал на них сухо и односложно, и всякая откровенная попытка ускорить дело могла иметь обратный результат. Нужно было, чтобы Гоголь сам выразил желание читать.

И такой день настал: 14 октября Гоголь прочитал в доме Аксаковых драматическую сцену "Тяжба" (переделанную из "Владимира 3-ей степени") и первую главу "Мёртвых душ". Вера, дочь Сергея Тимофеевича Аксакова, писала братьям в Петербург: "…Всё, что он читал, превосходно, чудно; к тому же он так читает, как никакой актёр не сумеет сыграть…". Все присутствовавшие — и С. Т. Аксаков, и М. С. Щепкин, и приехавший из Петербурга молодой литератор И. И. Панаев — разделяли этот восторг.

Остался доволен и Гоголь: чтения нужны были ему для апробации написанного, для того, чтобы определить, что удалось, а что ещё требует работы. Нескрываемое восхищение, которое он наблюдал на лицах слушателей, укрепляло его уверенность в своём произведении.

С этого времени Гоголь ближе сошёлся с семейством Аксаковых, особенно с его главой Сергеем Тимофеевичем и со старшим сыном Константином.

В конце октября Гоголь решает отправиться в Петербург: ему надо забрать оканчивающих Патриотический институт сестёр Анну и Лизу. У С. Т. Аксакова тоже были дела в Петербурге — и он предложил Гоголю ехать вместе, на что тот немедленно согласился.

Ехали вчетвером: Гоголь, Сергей Тимофеевич и его дети Вера и Миша. Гоголь был в таком отличном расположении духа, так был полон жизненных и творческих сил, что Сергей Тимофеевич навсегда запомнил эту поездку как одно из самых счастливых событий своей жизни.

Гоголь с увлечением рассказывал об Италии; делился глубокими мыслями об искусстве и особенно о комедии; говорил, как следовало бы сыграть "Ревизора"; иногда читал какую-то книжку (Миша подсмотрел, что это был Шекспир во французском переводе). И конечно — шутил. Шутки Гоголя разворачивались в целые комические сценки и изобличали тончайшую проницательность и знание психологии.

В Торжке*, который славился своими котлетами*, путешественники заказали себе по порции этого блюда. Но тут их ожидал сюрприз: в каждой из котлет оказалось изрядное количество белокурых волос. Гоголь тотчас начал строить различные предположения относительно того, как они туда попали. "…Он говорил с своим неподражаемым малороссийским юмором, что верно повар был пьян и не выспался, что его разбудили и что он с досады рвал на себе волосы, когда готовил котлеты, а может быть, он и не пьян и очень добрый человек, а был болен недавно лихорадкой, отчего у него лезли волосы, которые и падали на кушанье, когда он приготовлял его, потряхивая своими белокурыми кудрями. Мы послали для объяснения за половым, а Гоголь предупредил нас, какой ответ мы получим от полового: "Волосы-с? Какие же тут воло-сы-с? Откуда придти волосам-с? Это так-с, ни-чего-с! Куриные пёрушки или пух и проч. и проч." В самую эту минуту вошёл половой* и на предложенный нами вопрос отвечал точно то же, что говорил Гоголь, многое даже теми же самыми словами. Хохот до того овладел нами, что половой и наш человек посмотрели на нас, выпуча глаза от удивления, и я боялся, чтобы Вере не сделалось дурно".

В Петербурге Гоголь встретил своих старых друзей из кружка нежинских "однокорытников", а также близкого к этому кружку П. В. Анненкова. Однажды все они собрались у Н. Я. Прокоповича. Конечно, им тоже не терпелось услышать "Мёртвые души", но Гоголь, по своему обыкновению, упрямился, никак не хотел начинать чтения. Успех дела решил Н. Я. Прокопович, хорошо знавший странности своего друга. "Он подошёл к Гоголю сзади, — вспоминает Анненков, — ощупал карманы его фрака, вытащил оттуда тетрадь почтовой бумаги в осьмушку*, мелкомелко исписанную, и сказал по-малороссийски, кажется, так: "А що се таке у вас, пане?"* Гоголь было рассердился, выхватил тетрадку, но — делать нечего — начал читать: ведь ему и самому хотелось узнать мнение друзей.

Гоголь прочитал подряд четыре главы. Успех был потрясающий, и автор не скрыл своего удовлетворения.

Побывал ещё Гоголь у Плетнёва, с которым также не виделся со времени отъезда за границу; у Жуковского в Шепелевском доме, близ Зимнего дворца*, у известного чиновника П. А. Валуева*, у всех троих читал главы "Мёртвых душ" — и с неизменным успехом.

Во второй половине декабря Гоголь, забрав сестёр, вместе с Аксаковыми вернулся в Москву.

В Москве в последних числах декабря и в начале следующего 1840 года продолжалось чтение "Мёртвых душ". Всего Гоголь прочитал шесть глав, — видимо, столько, сколько считал достаточно обработанными и достойными внимания слушателей.

Наступил день именин Гоголя — 9 мая (по старому стилю). Решили устроить праздничный обед у М. П. Погодина, на Девичьем поле*, в примыкающем к дому большом саду. Пришли многие московские и петербургские знакомые Гоголя: К. С. Аксаков, М. С. Щепкин, А. И. Тургенев, П. А. Вяземский, выпускник Нежинской гимназии, ставший теперь профессором Московского университета П. Г. Редкин* и другие. Но самым примечательным из гостей был М. Ю. Лермонтов, молодой поэт, уверенно входивший в славу.

"Лермонтов читал наизусть Гоголю и другим, кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы "Мцыри", и читал, говорят, прекрасно", — рассказывал, со слов очевидцев, С. Т. Аксаков (сам он по причине внезапной болезни на обеде не присутствовал).

Так произошла встреча двух великих писателей. На другой день Лермонтов и Гоголь снова увиделись — в доме Е. А. Свербеевой*. По-видимому, это было их последнее свидание.

Спустя неделю Гоголь покинул Москву. Он направлялся за границу, в Италию, с тем, чтобы завершить и приготовить к печати первый том "Мёртвых душ".

Гоголь ехал через Варшаву, Краков и Вену. В Вене задержался на два-три месяца и усиленно занялся работой. Но не "Мёртвыми душами", а той драмой из истории Запорожья, которую начал ещё перед приездом в Москву. Этот замысел не давал писателю покоя, и Гоголь, видимо, решил осуществить его, прежде чем приняться за окончательную отделку "Мёртвых душ".