Я на часы глянул и говорю:
– Так, до обеда времени осталось около часа, толку вести серьёзный разговор на голодный желудок немного. Давай-ка мы соберём всех, кто нам подходит для беседы, часа в три. Рабочий день уже к концу пойдёт, но до шести, когда он закончиться должен, времени ещё достаточно, а все неприятности, связанные с несварением, которое у большинства сотрудников случается сразу же после обеда в нашей столовой, уже пройдут. Согласен на такой план?
Милош только кивнуть успел, а я уже с директором разговаривал и просил разрешения у него совещание провести, с его, естественно, участием и его же рекомендациями, кого на эту говорильню лучше пригласить. Через минуту список был согласован, и директор даже любезно предложил своего секретаря к сбору указанных товарищей подключить.
– Йес, – взмахнул я рукой, и мы, довольные, что всё так ладно получается, вышли на улицу.
Ехать от работы до Комсомольского проспекта минут десять, а потом по самому проспекту, полупустому в любое время суток, ещё пять, так что минут через двадцать мы уже стояли у бетонного парапета и смотрели вперёд и вниз, а затем снова вперёд и снова вниз, а я рассказывал, где что стоит да что это для нас значит – видно-то оттуда всё очень хорошо, благо и погода нас не подвела. Постояли мы там с полчасика и решили перекусить по-человечески. Знал я одно кафе на Комсомольском, расположенное рядом с моим бывшим домом, на который я даже сверху, с той горы указал, да и мимо проезжая, не забыл тоже.
Народа в кафе было немного. Помню, мы что-то вкусненькое заказали, а когда Милош достал деньги, чтобы с официантом расплатиться, я категорически отказался:
– Это ты у себя там командовать будешь, а здесь ты гость. Вот приеду к вам, тогда и платить будешь. Уж я там постараюсь чего-нибудь такого, подороже да побольше, назаказывать.
Мы оба посмеялись над этими словами, поскольку понимали прекрасно, что попасть в Югославию мне вряд ли суждено. Даже если сегодня и удастся наших специалистов на сотрудничество раскрутить, то среди желающих поехать туда я далеко не в первых рядах окажусь. И всё же приглашением Милоша я заручился.
В три часа мы сидели в директорском кабинете, вокруг длинного стола для совещаний. Милош рассказал всё, что знал, и даже больше, но образцов красителей, которые нам могли подойти, он с собой не привёз, поэтому пришлось всё объяснять на пальцах. Посидели, «Боржоми» попили да и разошлись с наказом Милошу доставить к нам все необходимые образцы; он даже список составил – целый лист в своём блокноте исписал. Потом я его в «Украину» отвёз – именно в этой гостинице разместили югославского специалиста. Он ещё из машины выйти не успел, а я, на сгущающуюся темноту глядя, с очередным предложением выступил:
– Слушай, днём ты на Москву посмотрел, давай туда же ещё разок съездим, чтобы ты ещё и вечером ею полюбоваться смог.
Сказал я это больше потому, что самому очень захотелось Москву увидеть, пока ещё уличные светильники не успели зажечь, и дождаться того момента, когда город полностью преобразится. Сказать-то сказал, но на его согласие даже и не надеялся, думал, что одному придётся ехать. А Милош вдруг согласился, и даже не раздумывая ни секундочки.
Я развернулся побыстрей – и на набережную, по Бережкам мигом промчался. Там с любой скоростью ездить не возбранялось, ведь не просто так трасса правительственной считалась. Мимо государственных дачек, расположенных за высоким зелёным забором, тоже, шинами шурша, прокатились. Я только и успел свой любимый анекдот рассказать:
– Генерал с женой и дочкой едут на машине. Вдруг шофёр к генералу голову поворачивает и шёпотом таким многозначительным говорит: «Товарищ генерал, проезжаем правительственные дачи». Генерал к жене оборачивается и тоже шёпотом ей повторяет: «Милая, проезжаем правительственные дачи». Жена к уху дочки склоняется и шепчет: «Дорогая, проезжаем правительственные дачи». Дочка так же тихо мать спрашивает: «А почему шёпотом?» Та с тем же вопросом к мужу, а муж к шофёру, и всё шёпотом. Шофёр откашлялся и хрипло ответил: «Да вот, товарищ генерал, вчера пива холодного выпил».
Боялся я, что Милош из-за языковых проблем понять эту историю сразу не сможет, но нет, он меня не подвёл – недаром меня к нему прямо-таки потянуло, – расхохотался, а потом всё повторял:
– Пивко холодное было, ха-ха-ха…
Постояли мы там, на самом верху, немного. Действительно, прекрасное зрелище нам открылось. Сперва Москва начала в вечерних сумерках, как будто в дымке, скрываться: расплывается, расплывается, вначале задний план пропадает, а вот уже и Новодевичий с Лужниками раствориться в неизвестности пытаются, лишь отдельные зажёгшиеся окошки слегка поблёскивают, и вдруг – бах! Повсюду побежали огни, минута – и всё сияет. И Останкинская башня, и Кремль, и все сталинские высотки ярко-ярко осветились. Не первый раз я эту картину наблюдал, но снова и снова, как будто до того и не видел никогда, залюбовался ею. Милош только большой палец вверх поднял – согласился, значит.
– Слушай, Милош, – обратился я к нему, – а давай мы не спеша по Москве вечерней прокатимся – быстро-то и не получится, пробки везде, – а затем ко мне завалимся, что-нибудь смастерим поесть, да и жена нам подсобит, посидим, поговорим. Я тебе о том, как в 1970 году по вашей стране прекрасной ездил, расскажу, фотки посмотрим.
– Ну, если я вам мешать не буду, – ответил мне Милош, – то почему бы и нет? Мне в гостинице скучно, знакомых нет, еле успеваю от ваших проституток отбиваться. Настырные они такие: в дверь одну выгонишь, так другая уже прямо из телефона готова к тебе в постель запрыгнуть.
Поехали мы вначале почти со свистом, ну а когда добрались до Фрунзенской набережной, движение стало оживлённее, и мы начали продвигаться вперёд всё медленней, а я между тем всё показывал и рассказывал: и о новом аляповатом здании Академии наук, и о парке культуры с «Бураном», навечно прикованным, чтоб неповадно было в космос летать. Крымский мост ему понравился. А что, я его и сам очень люблю, чуть ли не первый в мире висячий мост, перекинутый через реку, одна из известных всему миру московских достопримечательностей.
Показал я Милошу и фабрику «Красный Октябрь», бывшую Эйнема, со стрелкой, которая образовалась в месте впадения Обводного канала в Москву-реку – там как раз наши гребцы тренировались, – да на бассейн «Москва» внимание гостя обратил, рассказав вкратце историю этого места. В общем, пока мы до нашего дома добрались, времени много прошло, и желудок мой вёл себя уже совсем неприлично, как будто плотного обеда не было вовсе.
Надя у меня женщина тихая и, можно сказать, даже мирная, встретила нас спокойно, хотя явно не ожидала, что я не один припрусь и что гость иностранцем окажется. По-быстрому нам ужин приготовила, нас даже на кухню не допустила. Так мы в комнате и просидели, фотки рассматривая.
Вот там-то, на мягком диване, нам с Милошем и пришла замечательная мысль: а что, если он, Милош, до конца командировки более никуда соваться не будет – что толку без образцов разъезжать, – а мы с ним по Москве погуляем? Я даже придумал, как всё это обставить, чтобы меня на службе не хватились.
Побывали мы много где: и в Мавзолей Ленина сходили, так что Милош потом сказал, мол, вот в Белграде он в Мавзолее Тито не был, а к Ленину поклониться сходил, и по Красной площади прогулялись, и всё московское метро осмотрели, и на ВДНХ побывали, – да мало ли что можно в Москве посетить за несколько дней, одних только музеев масса.
Правда, потом Милош уже в Москве не появлялся и даже обещанные образцы не прислал.
Всё это я Майке – пардон, с этого дня Марианне – в красках описал, а довольный Милош, вцепившийся в её руку так, будто у него кто отнять её хочет, на всё, что я рассказывал, только головой кивал.
Время шло к вечеру, достал я из кармана два билета в вагон СВ, и Майка тут же подлетела, чтобы меня в щеку чмокнуть. Звонко так это получилось, но, смотрю, Милош спокоен, не дёрнулся даже. Ну а мне чего беспокоиться? Разве что представить, чем они будут в поезде в отдельном купе заниматься, так не моё это дело. Вот я и был спокойным, как сказал Маяковский в своей поэме «Облако в штанах»: «Видите – спокоен как! Как пульс покойника».