– Как же ты добирался-то, расскажи хоть?

– А у меня сестра стюардессой работает, в Москву летает, она и помогла во всём. Я прямо с самолёта, как мне и порекомендовали, сюда направился, и тут мне тоже повезло: сразу же с одним нашим из Львова познакомился, он меня очень многому научил, и ночую я теперь вместе с ним в купейном вагоне поезда Москва – Белград, который здесь по ночам отстаивается. Ежедневно вечером приходит, а утром в обратный путь отправляется. Очень удобно. Проводники с удовольствием нас пускают, берут сущие копейки, чаем поят – всё замечательно. Плохо только, что все вещи поначалу приходилось с собой таскать. Ну а теперь и эту проблему решили. На рынке работает круглосуточная камера хранения, после закрытия мы все вещи туда сдаём, а часов в десять забегаем, то, что для ночлега нужно, забираем – и на вокзал, в вагон-то только после десяти запускают, ну а в семь уже уходить нужно. Но это как раз неплохо: рынок с восьми начинает работать, пока доберёшься, разложишься – тут и покупатели появляются. Сейчас-то мне здесь всё ясно и понятно, я уже третий раз за это лето приехал, а вот в первый раз и страшно, и чуднó было. – И он даже головой из стороны в сторону покрутил.

Мы, взрослые, многого добившиеся в жизни, с уважением смотрели на этого пацана, решившего в одиночку приехать в чужую страну, да ещё с другого края света, потому что кто-то ему это посоветовал. Хорошо, что всё сложилось так, как он нам рассказал, а могло бы и по-другому получиться. Молодец мальчишка, честное слово, молодец. Мы ему это всё и сказали.

– Да я и сам это теперь понимаю, – улыбнулся парень. – Дома-то я в лидерах хожу, девчонкам наболтал, что поеду, назад же слова не возьмёшь, а тут ещё Ирка, сестра моя, езжай, говорит, я тебе, где смогу, помогу. Вот я глаза зажмурил и поехал. Удивительно, но всё получилось. – И он опять, как бы от удивления, покрутил головой, а затем продолжил: – Денег я заработал много, всё, чем торгую, почти бесплатно в порту да на заводах нахожу. Товар оказался очень хорошим, здесь всё, что из металла сделано, дорого стоит. Инструмент всякий, клещи там, пассатижи и прочее сразу с руками отрывают, сверла за пять минут улетают, мелочёвка разная вот остаётся, так её, чтобы лишние деньги за место да на жратву не тратить, лучше на хранение здесь оставить или кому-нибудь задёшево всё продать – и домой.

Он помолчал немного, покачивая головой, а затем снова заговорил:

– Здесь тряпки всякие дешевле, чем у нас, но еда очень дорогая. Много всего, даже глаза разбегаются. Некоторые продукты я первый раз только здесь увидел, но пробовать не стал – денег жалко. Домой кое-что необычное покупаю – маму с младшим братом угостить, а сам то, что попроще, ем. На рынке мы, русские – человек пять-шесть нас здесь собирается – скидываемся и варим по очереди что-нибудь знакомое: каши, картошку – всё такое, в общем.

– А когда домой вернёшься, опять затаришься – и сюда?

– Нет, скоро занятия начнутся, а на поездку надо дней десять, но самое главное – это визы, они всё держат. А вот зимой я уже на каникулы сюда приеду. Сербы же православные, им к Рождеству, которое они очень уважают, надо всяких сувениров привезти на подарки родичам и друзьям. В магазинах у них всего полно, но каждый хочет купить что подешевле да позаковыристей, вот и расхватывают привозные диковинки. Тот дяденька из Львова, например, на Рождество да на Пасху «писанки» мешками возит, и всё продаётся.

– «Писанки» – это деревянные пасхальные яйца, узорами разукрашенные, – пояснил Гена, увидев наши удивлённые лица, и продолжил: – Только приехать хорошо бы перед Новым годом, тогда ещё лучше получится. Придётся, правда, комнату снимать с питанием, но я тут уже с одним покупателем, серьёзным таким товарищем, поговорил, и он предложил у него пожить, языком заняться. Жена у него учительница, русский язык преподаёт, и сам он тоже хорошо по-русски разговаривает, вот я и думаю: может, попробовать? Сербский-то я не знаю почти, так, нахватался кое-чего, а иногда русское слово произнесёшь да поковеркаешь его как-нибудь – глядишь, они и поймут. А вы бы что посоветовали, а?

Всё это время мы не спеша двигались в сторону отеля. На улице стемнело, зажглись фонари, и пора уже было расходиться по номерам. Вставать с утра придётся рано, потом быстрый завтрак – и бегом в автобус до аэропорта. А там вновь самолёт, только уже местный. Югославия ведь самое большое на Балканах государство, поэтому тут авиасообщение хорошо развито. Ну а главное уже начнётся там, где нас ждёт не дождётся море.

Кто-то достал «поляроид» и решил сфотографировать улицу, очень уж вид был красивый: в свете фонарей дома стояли как картинки. Гена с изумлением смотрел, как ползла вверх фотокарточка, а когда изображение полностью проявилось, он взял её в руки и начал сравнивать с натурой. По-видимому, его всё удовлетворило, и он буквально взмолился:

– Пожалуйста, сфотографируйте меня на фоне витрины вон того магазина, – он указал на светящуюся витрину большого гастронома, – и подарите мне эту фотографию. Вот здесь, пожалуйста. – И он встал так, чтобы было видно всё великолепие гастрономического отдела: множество колбас, сыров и всяких других яств. – А то мне ребята не верят, когда я им рассказываю.

Вот таким он мне и запомнился: вихры, торчащие во все стороны, улыбка во всё лицо, горящие глаза, и всё это на фоне разнообразнейшей еды.

Там мы с ним и распрощались, ему надо было в сторону вокзала поворачивать. Он так и пошёл, продолжая рассматривать подаренную фотографию, нам же осталось подняться немного вверх по улице – отель был уже совсем рядом. Жаль, совет мы парню дать так и не успели.

Уже в десять утра на следующий день мы ехали из аэро-порта Пулы в гостиницу. Отель был просто шикарным: и лифтовый холл со стойкой администратора, и бесшумный скоростной лифт, буквально за несколько секунд взметнувший нас на пятнадцатый этаж, и номер – большой, с широкой двуспальной кроватью, телевизором, ванной и балконом, с которого открывался красивейший вид на море, – всё было настолько замечательно, что даже дыхание перехватывало.

Времени до обеда оставалось достаточно, и мы, переодевшись, спустились вниз, чтобы не просто посмотреть на пляж сверху, почти из поднебесья, а прогуляться по нему, а может, даже и окунуться в море. Солнце уже перевалило за полдень и стояло почти в зените, оттого народу на берегу было немного. В море мы и вовсе никого не увидели, зато в небольшом бассейне, расположенном ближе к зданию отеля и поэтому оказавшемся сейчас в тени, купалось человек двадцать. Там мы заметили и наших. Быстро разделись и плюхнулись в воду.

Подплыл я к Лёшке Гудкову и спрашиваю:

– Лёш, а чего это никто в море не купается, все сюда залезли?

– Дно там поганое совсем, – ответил мне Лёшка, – я не смог и пары шагов сделать. Сплошь камни типа ракушечника – ноги режут, пришлось назад выбираться. Да ещё в таких местах всегда морских ежей полно – ещё наступишь, не дай бог, без ноги остаться можно.

Лёшка у нас родом откуда-то с Причерноморья, он о морях-океанах всё знает, доктор биологических наук всё-таки. Это сейчас он какими-то стеклянными микропористыми фильтрами увлёкся и их промышленное производство пытается организовать, а раньше долгое время морской биологией занимался и почти все моря на свете обошёл.

Поплавали мы немного, по берегу погуляли – жарко, вспотели все, опять в бассейн нырнули, охладились и решили, что хватит – голодные желудки настойчиво требовали пищи. Завтрак был ранний, да и какой это завтрак – так, баловство одно: яйцо, половинка помидора, плавленый сырок – впрочем, очень вкусный, мягкий и нежный, прямо во рту тает, – кусочек какого-то копчёного мяса, хлеб да чай. Разве этим наешься?

После обеда мы вышли из ресторана, ощущая приятную тяжесть.

– Ну и как тебе? – спросил я супругу.

– Замечательно, – ответила она. – Надеюсь, что это не только ради приветствия, а и дальше так будет.