– Я приношу глубокие и искренние извинения нашим гостям из Советского Союза за досадную ошибку, случившуюся сегодня во время обеда, и в качестве компенсации за допущенную грубость прошу принять этот скромный подарок.

Она на секунду замолкла, давая возможность всем русскоговорящим понять то, что она хотела сказать. Затем, неожиданно для всех повторила эти слова вначале на сербохорватском, которым владела большая часть присутствующих, а затем ещё на нескольких языках: английском, немецком, французском, итальянском… А потом мы уже со счёта сбились, поскольку дама всё ещё продолжала говорить, а в зале под одобрительные хлопки и выкрики появились два официанта, нёсшие на больших подносах по бутылке шампанского в ведёрке. Одну с поклоном вручили Надежде, а другую – мне.

– Это коренным образом меняет дело, – сказал Фима. – Ну что, ребята, принимаете извинения? – обратился он уже к нам.

– Принимают, принимают. – Ответ Витьки Ершова сопровождался хлопком открываемой бутылки.

Виктор Сергеевич возглавлял у нас строительное направление и единственный из присутствующих не имел учёной степени, да и вообще никаким учёным не был. Попал он в наш коллектив по чьей-то рекомендации, постепенно прижился, а потом и вовсе стал незаменимым человеком. Мало того что строителем он был отменным, так ещё такое умел своими руками вытворять, что пока сам не увидишь – не поверишь. Всё что пожелаете починить мог, и этот талант даже его неуёмную любовь к спиртному перевешивал.

Пить Витька совсем не умел, пьянел очень быстро и сразу, знаете, дурак дураком делался. Сдержать его могла одна лишь Зойка, его жена. Она от всяческих наук тоже была далека и профессию имела творческую – художник по костюмам. И, должен заметить, одежду конструировала замечательную. Тётка она была не вредная, хорошо готовила, да и любила это дело, чем мы во время всяческих сабантуев нередко злоупотребляли. Но главным её достоинством для нас являлось то, что она умела держать своего муженька в ежовых рукавицах. Вот и сейчас Зоя сидела рядом с ним и улыбалась во все свои тридцать два зуба. Подсчётами, конечно, никто не занимался, но Фима сказал, что их тридцать два, а его слово у нас в коллективе закон.

После ужина, когда мы оказались всей толпой в большом холле, к нам ещё раз подошла администратор. Тщательно выговаривая слова, она сказала, что, перед тем как покинуть отель, уволенный охранник указал ей на возмутителя спокойствия. Им оказался американский турист, который даже не стал отпираться, а, наоборот, с гордостью сообщил, что ворует еду во всех ресторанах, где имеется шведский стол. Спортивный интерес у него, понимаете ли, такой. Но уж коли его уличили, то он обещает в дальнейшем здесь этого не делать. Таким образом, инцидент был полностью исчерпан.

Вскоре вернулись Алексей с Михаилом. Обломок иглы, насколько смогли, из ноги удалили, но теперь Мишке придётся о прогулках временно забыть и регулярно на перевязки ездить.

Вот так и закончился первый день нашего пребывания на курорте мирового уровня.

Постепенно мы втянулись в отдых, а потом даже уставать от него начали – не привыкли долго бездельничать, вот и решили в город выбраться. Много с собой брать не стали, но по сумочке всякого барахла прихватили. Я взял в основном вещи, Надеждой в чемоданы втиснутые, – откуда они у нас дома появились, я даже и не помнил, поэтому за подвернувшуюся возможность избавиться от лишнего хлама ухватился сразу. А вот из той кучи, что Майка прислала, выбрал всего несколько штук, да и то на всякий случай – сомневался, что кого-то эта ерунда заинтересует.

Автобус затормозил около большого костёла – в Хорватии католицизм исповедуют, – и водитель объяснил нам, что будет стоять за углом, на соседней улице. Времени у нас три часа, а затем он обратно уедет.

Вывалились мы все на улицу, что делать дальше, не знаем, русская группа, которая встретилась нам в отеле в день приезда, уже уехала. Хорошо, среди нас несколько отдыхающих иностранцев оказалось, они уже здесь бывали, поэтому весьма решительно направились к небольшой группе, разложившей прямо на асфальте вещи для продажи.

Моя предусмотрительная супруга захватила с собой большую клеёнку, которую она расстелила на земле, захватив таким образом небольшой участок пространства, и начала доставать из сумки всякие сувениры, даже красивые резные шахматы вместе с доской выложила. Я взял в руки список наших товаров, составленный ею в гостинице, и стал его изучать, корректируя одновременно цены – ну не верил я, что за такие деньги, которые Надежда нарисовала, это будет продаваться. Жена тут же отняла у меня уже исчёрканную бумагу и велела пойти погулять – мол, она здесь и одна справится. Правильно, торговать ей не впервой, она же во внешнеторговом управлении одного из промышленных министерств работает. Правда, торговля там по другим принципам организована, но всё же и она торговлей называется.

Пока мы занимались выкладкой товара, народа вокруг собралось много. Люди подходили со всех сторон. В основном это были местные жители, и, что нас удивило, среди них оказалось немало молодёжи. Один парень тут же ухватил шахматы и начал торговаться с Надей, но она не собиралась уступать ни одного динара, и парень, заметив, что рядом мужчина уже достал деньги и только и ждёт, когда он откажется, тоже полез в бумажник.

Итак, почин был сделан. Надя, по торгашескому обычаю, денежку поцеловала да себе куда-то за пазуху спрятала. И откуда она всё это знает?

К тому, что лежало на нашей клеёнке, интерес был большой, что меня очень удивило. Несколько человек держали в руках полотенце, к которому были приколоты значки. Тут я прав оказался: коллекционеры в этой стране ещё не перевелись. Я хорошо помнил, что творилось в Белграде в 1970 году: на улицах тогда стояли сотни киосков, в которых продавали и обменивали значки.

По мере освобождения места на клеёнке Надя доставала из сумки всё новый и новый товар. Я помогал жене чем мог, но, когда очередь дошла до Майкиных трусов и лифчиков, отошёл в сторону, делая вид, что хочу посмотреть, что у других делается. На самом же деле мне было стыдно такие вещи для продажи выкладывать. Как же я оказался не прав! Моментально набежали люди – каким образом, интересно, слухи разносятся, понять не могу. Трусы сатиновые улетели махом – двое покупателей взяли всё оптом. Безразмерные хлопчатобумажные белоснежные лифчики купила одна дородная дама, она же ополовинила и кучку трусов до колен, причём, отойдя в сторону, на радость курившим поодаль мужчинам, начала прикладывать их к соответствующему месту, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон без всякого зеркала. Столько разных комплиментов донеслось до её ушей, что ради одного этого стоило даме эти трусы в руки взять. Тут уж я окончательно понял, что ничего в торговле не понимаю, и пошёл погулять по площади, впрочем не слишком от Надежды удаляясь.

Моё внимание привлекла толпа мужчин, которая весело над чем-то смеялась. Я заглянул через их головы и увидел Яныша, демонстрирующего свои подарочные коробки и монотонно повторяющего одно и то же:

– Спички, кому спички?

При каждом повторении этих слов толпа начинала радостно ржать и никак не могла остановиться.

– Простите, а что здесь происходит? – тронул я за рукав незнакомого высокого дядю, совсем забыв, что вообще-то я за границей нахожусь.

– Слушай, а ты его знаешь? – вопросом на вопрос ответил неожиданно понявший меня югослав. – Объясни ему, что кричать слово «спичка» у нас не стоит. Понимаешь, «пичка» на сербохорватском… как бы это помягче объяснить… В общем, это женский половой орган. У вас тоже есть очень хорошее слово для обозначения этой замечательной штуки, так вот представь, что будет, если ты выйдешь на площадь и начнёшь это слово орать. Ну а палочки эти у нас называются «шибица», понимаешь?

Я тут же пробился сквозь всё уплотняющуюся, не перестававшую гоготать толпу: