Место, как оказалось, я выбрал не совсем удачное, и пришлось почти бегом миновать пару вагонов, поэтому, когда я добрался до нужного десятого, моя подруга уже стояла на перроне, крутя во все стороны своей изящной головкой.

– Майя, какая ты красивая! – почти прошептал я ей в ухо, когда мне удалось незаметно подобраться к ней вплотную – не ждала она меня с этой стороны.

– Толя, всегда ты шутишь, а я очень спешу. Побежали скорей, нам ещё надо на Киевский успеть.

Уже в машине, пока мы пробирались к вечно забитому Садовому кольцу, она мне коротко сообщила:

– В Югославию я съездила, почти месяц там прожила. Всё было настолько здорово, что я решилась туда переехать.

При этих словах она посмотрела на меня так, будто рукой моё сердце сдавила.

– Заявление на развод я подала на следующий день после возвращения, – продолжила она через пару минут, ждала, наверное, пока я сигарету раскурю. – Детей у нас нет, поэтому развели нас сразу – муж и не возражал, он вообще теперь неадекватный. А сегодня в Москву приезжает Милош, и нам надо успеть на Киевский вокзал, куда приходит поезд из Белграда. Вечером мы едем в Казань – с моими родителями знакомиться.

И она снова на меня посмотрела, но теперь уже вопросительно, так что мне ничего не оставалось, как со вздохом кивнуть. Правда, и дел-то у меня особых на этот день намечено не было.

К Киевскому вокзалу мы подъехали уже на грани опоздания. Майка побежала вперёд, а я на пару минут задержался на стоянке, ожидая, пока какой-то «чайник» выбирался из длиннющей шеренги машин, припаркованных около вокзального здания, зато свой «жигулёнок» мне удалось поставить почти у самых ступенек, по которым в это самое здание поднимаются люди.

Майю я догнал уже при выходе на платформу – быстро же она умудряется ножками перебирать в узкой юбке и на каблуках-шпильках сантиметров десять высотой, если не больше. По радио объявили, что поезд «Александр Пушкин» из Белграда прибывает на такой-то путь. В этот момент Майкин каблук застрял в какой-то щели, она рванулась, и каблук с треском отвалился в сторону. А теперь представьте себе: одна нога стоит на земле всей подошвой, а другая – только пальцами, туфлю-то не снимешь, чтобы босиком побежать, зима всё-таки на улице, а расстояние до вагона – метров сто, не меньше. В общем, ситуация – не позавидуешь. А тут ещё и вокзальное радио добавило:

– Нумерация состава с хвоста поезда, – то есть бежать нужно ещё дальше, чем мы ожидали, ведь вагон, в котором незнакомый мне Милош едет, второй и он будет где-то в конце платформы.

Майка чуть не плачущим голосом проговорила:

– Толь, беги скорей, ты его узнаешь, он такой высокий и красивый очень. Скажи, что я иду… ковыляю то есть, – и даже слезу пустила.

Терпеть женских слёз не могу, готов на всё, только бы их, слёз этих, не видеть, всю жизнь из-за них мучаюсь: бабы очень ловко эту мою нелюбовь в своих корыстных целях использовали. В общем, побежал я, и хотя делать это умею нехило, в молодости даже спринт бегал, но по перрону не разгонишься, народ валом валит, поэтому, когда я до второго номера добрался, все уже из вагонов повылазили и бодро так по платформе на выход топали. И только у второго вагона целая толпа стояла, с ноги на ногу переминаясь. Смотрю, в центре знакомая личность возвышается – Милош Станкович, с которым мы целую неделю по Москве шатались. Правда, это давненько было, я тогда ещё наукой занимался.

Я даже и не врубился сразу, что мой давний знакомец и Майкин любимый – это один и тот же персонаж, поэтому обратился к своему Милошу, глазами в то же время пытаясь Майкиного отыскать:

– Милош, привет, а ты…

Договорить я не успел, поскольку, во-первых, пелена с моих глаз спала и всё вдруг сложилось, а во-вторых, он сам меня перебил:

– Толя, мне не до тебя, я свою Марианну жду. – И столько при этом любви на волю прорвалось – описать невозможно.

Но я ещё не совсем в ситуацию врубился, ещё где-то на самом краешке барахтался, а тут услышал со всех сторон голоса и сник окончательно.

– Подожди, парень, не приставай к нему, он нам двое суток рассказывал о своей любимой, вот мы её и ждём, чтобы посмотреть, кому так повезло, – говорил какой-то молодой югослав, а остальные поддакивали. – Да вот не спешит что-то красавица.

В этот момент Милош сорвался с места и бросился навстречу ковыляющей по перрону фигуре, подхватил её на руки и бегом вернулся к нам.

– Вот видите, я же говорил! – Он путал русские слова с сербскими, но все всё понимали и так.

Народ, пожелав им счастья, потихоньку разошёлся, и вскоре мы остались одни. Милош снял с Майкиной ноги целую туфлю, попытался отломать и второй каблук, но тот, в отличие от своего собрата, был приделан на совесть, и нам так и пришлось ковылять до машины. Я шёл молча, слушая, как эта влюблённая парочка щебечет на каком-то птичьем языке, вставить туда хоть слова у меня не было ни малейшей возможности, да, честно говоря, и желания тоже. Что-то внутри меня оборвалось, и осталось только чувство непоправимости произошедшего; оказалось, что Майка для меня не просто подружка, вот ведь как бывает.

Обедать мы отправились в кафе «Хрустальное», было такое неподалёку. Незадолго до этой встречи мне довелось в нём побывать, а поскольку мне там понравилось, я не стал задумываться, куда податься. И вот примерно через час после встречи, сидя в удобном кресле в ожидании кофе, мы фактически впервые начали разговаривать втроём. Вначале-то они никак успокоиться не могли, всё ворковали о чём-то, только им двоим на всём белом свете известном, а потом так же энергично налегали на еду – проголодались мои гости основательно, спеша навстречу друг другу в разных поездах, да и я, глядя на них, тоже от еды отказываться не стал. И только утолив слегка чувство голода, и любовного, и того, что желудок нам навязывает, Майка вдруг сказала:

– Ребята, а я ведь вас и не познакомила даже.

Я рассмеялся. С некоей горечью, правда, но всё равно рассмеялся:

– Нет, вот тут ты, Майя, наверное, впервые с момента нашего с тобой знакомства ошиблась. Давай-ка лучше я на правах старого знакомого Милоша представлю вас друг другу, – и, глядя на мою изумлённую подругу, теперь уже бывшую, начал рассказывать историю с самого начала.

Работал я тогда в меховом институте, и вот как-то поздней осенью, когда уже темнеет рано и листва с деревьев прекращает осыпаться, но снега ещё и в помине нет, позвонили к нам из Министерства лёгкой промышленности и попросили одного иностранного специалиста принять. Приёмом подобных гостей занимался мой отдел, поэтому мне это дело и поручили.

Гость оказался весьма неожиданным и любопытным. Молодой инженер из Югославии, по имени Милош, приехал в Союз, чтобы попытаться пристроить здесь продукцию своего предприятия. Оно производило красители, которые экспортировались в разные страны, а у нас о них даже не слыхивали. Вот директор завода, человек весьма энергичный и деловой, и выбил у себя в министерстве зарубежную командировку на две с лишним недели своему специалисту.

Милош работал в экспортном отделе и по-русски общаться мог свободно – наверное, хорошо в школе учился. Парнем он оказался настырным и, прежде чем попал к нам, уже с десяток разнообразных ведомств обежать успел. Я послушал про его блуждания по всяким бюрократическим лестницам и решил, что надо и мне участие в разговоре принять:

– Слушай, мил человек, ты мне расскажи, пока я совсем не запутался, где ты был или не был? И как тебе Москва, понравилась или не очень?

А надо сказать, что в то время я был ярым патриотом Москвы, очень её любил, да, признаться, и до сих пор люблю.

Оказалось, что Милош Москву совсем не видел. Нет, он, конечно, в московском транспорте покатался, но вот скажите мне: много ли можно из окна автобуса или троллейбуса, а тем паче поезда, который под землёй по тёмным тоннелям бегает, увидеть? Вот то-то и оно. Я считаю, что прежде всего человек должен на Москву посмотреть с какой-то такой точки, чтобы сразу всё её величие постичь, одним махом. Возможно, таких точек и немало, спорить не буду, но для меня существует только одна – смотровая площадка на Ленинских горах.