Отделение располагалось на последнем этаже, в непосредственной близости от оперблока.

– Пум-пум-пум-пум, – напевал дежурный реаниматолог, одновременно измеряя пульс и давление.

Возможно, песенка как раз соответствовала нужному ритму.

– Доброго полудня, голубушка! – поприветствовал он, увидев, что пациентка открыла глаза.

Родильница была девушкой жизнерадостной и скорой в решениях не только потому, что чувствовала себя здесь «своей», но и по жизни. Она весело потребовала предоставить ей младенца для кормления.

Дежурный доктор, на своё счастье, на операции не присутствовал, но от коллег был наслышан, поэтому вынужденно лавировал:

– Это же, краса моя, «детство» решает, а мы с тобой у них в подчинении.

Под «детством» он понимал отделение новорожденных.

– А как драгоценное здоровьечко? Во рту не сушит? Голова не кружится?

– Всё великолепно! Мне бы сыночка! Сыночек же? По УЗИ обещали! Мы с мужем уже всё синенькое купили!

– Ну раз обещали – так оно и есть! – продолжал держать удар дежурный доктор. – Сейчас терапевта обход, а педиатры попозже будут. Всё расскажут.

Она не спросила – всё ли хорошо, поскольку ничуть в этом не сомневалась. Многочисленные родственники, которые сначала «договорились» в институт, потом в ординатуру по гинекологии, а потом «вышли» на Профессора, всю беременность читали специальные молитвы о благополучном родоразрешении. У Хавивы, так звали девушку, не было поводов для беспокойства.

– Водички можно? – менее настойчиво спросила родильница.

– Всенепременно, дорогая моя! А ты же у нас с диабетом?

– Да.

– Сейчас терапевт придёт, раститрует всё.

Веселье медицинских сестер в коридоре возвестило о приближении Палыча, который через мгновенье появился на пороге палаты.

– Прекрасная Хавива, владычица сердец! – не изменяя себе распевал он.

Палыч не был знаком с пациенткой. Историю родов, которой теперь размахивал во все стороны, он получил пять минут назад.

– В честь папеньки или маменьки назвали? – запросто поинтересовался он.

– В честь бабушки! – без лишних вопросов ответила Хавива.

Она давно привыкла к расспросам о своём необычном имени.

– А вот такое есть, знаете, мне очень нравится: «…малыш лежал на животике и баритонально попукивал…»

Палыч, как всегда, ожидал скорой реакции на свою дежурную шутку, но был вынужден огорчиться: своё нынешнее положение и новорожденный сын были для Хавивы более занимательны.

На самом деле Палыча отправили не только по поводу диабета. На него возложили серьёзную миссию: отвлечь внимание и отсрочить вопросы мамы о новорожденном. В эту саму минуту решался вопрос о переводе ребёнка в бетский стационар.

Жена каждый раз беспокоилась заранее, когда у Мити на утро стояла плановая операция. Дрожащими руками она набрала рабочий номер мужа.

Со стороны могло показаться, что Профессор относится к жене не с должным почтением, что он холоден, отстранён и лишь временами снисходителен, как, собственно, и ко всем остальным. Но это было не так.

Жену Дмитрийсаныч даже любил и был ей очень благодарен за внимание. Профессор обожал порассуждать вслух. А более искреннего и внимательного слушателя, чем она, в его окружении не существовало. Студенты слушали по необходимости, коллеги – по долгу службы. Пациентам было интересно только то, что касалось их лично. Жена – другое дело. Она слушала всё обо всех и даже задавала уточняющие вопросы. И она никогда, совсем никогда не критиковала! Он мог с ней говорить от лица заведующего кафедрой или быть просто Митей. Любым, даже совершенно фантасмагорическим его рассуждения она внимала с преданностью и блеском прекрасных серых глаз.

Она была в курсе абсолютно всех его рабочих дел. Без её поддержки и незримого присутствия в них он терялся. Словом, каждый из них нуждался друг в друге. Сложно сказать, кто больше. Это было взаимно.

– Как прошла операция, Митя? – спросила она извиняющим всё голосом.

– Сложный клинический случай! – процитировал сам себя Митя. – Ребенок на искусственной вентиляции лёгких.

В трубке послышался тихий вздох.

– Поправится, Митя, поправится… Будем за него молиться…

Она обещала это всякий раз, хотя прекрасно знала, что муж не придерживается какого-либо вероисповедания.

По обоюдному согласию, в их с Митей доме не было телевизора, только книги и диски с классической музыкой. Последнее было её личным достижением. Муж очень долго не соглашался на покупку «музыкального центра» и слушал исключительно радиоприёмник. Но она смогла убедить и даже сделала еженедельной традицией домашние концерты, когда оба одевались нарядно, усаживались на диван и слушали заранее оговоренный репертуар.

Едва Дмитрийсаныч закончил недлинный разговор с женой, как вновь зазвонил телефон. На проводе была Ирина Фердинандовна.

– Завтра планерка, Дмитрийсаныч. Давайте решим, что будем докладывать по ребёнку.

– Да-да, конечно, – рассеянно ответил Профессор.

На самом деле «причесанная» версия для отчета на планерке была у Ирины Фердинандовны уже готова, но поскольку к ситуации прикладывал руку старший по званию, она, как человек аккуратный, не могла не согласовать.

– Каковы прогнозы коллег?

Вопрос дался Профессору нелегко.

– Делают все возможное. Будем ждать.

– Да-да, конечно… – повторил Дмитрийсаныч и зачем-то положил трубку.

Рабочий день и янтарная жидкость в бокале закончились. Дмитрийсаныч снял халат и засобирался домой. У него не было служебного автомобиля от кафедры. Он не пользовался общественным транспортом. Если объект был в пределах досягаемости, Профессор предпочитал передвигаться пешком. В другом же случае пользовался услугами такси или автомобилем родильного дома, на базе которого квартировала кафедра и он сам.

Звонок местного телефона в родильном доме настроен так, что его слышно наверняка. Отвечает тот, кто ближе.

Мальвина строчила истории после обхода и не собиралась отвлекаться на посторонние разговоры, но ближе оказалась именно она.

– Здравствуйте! – мужской голос прозвучал мягко.

– Здравствуйте, – ответила Мальвина, прижав телефонную трубку плечом и продолжая писать.

– Я хотел бы поблагодарить Ваших маму и папу за то, что у них родилась такая чудесная дочь… – продолжал голос. – От Вашего взгляда день становится солнечным, а ночь звёздной. Говорить с Вами, видеть и слышать Вас – это счастье, о котором можно лишь мечтать…

Мальвина ни в коем случае не страдала заниженной самооценкой, но от такого монолога слегка опешила. Прежде чем она сообразила что-либо ответить, звонивший положил трубку.

Мальвина была в замешательстве. Поклонник – это, конечно же, почетно. Но она как-никак верная мужняя жена! Происшествие настолько ошеломило, что требовалось незамедлительно с кем-то поделиться!

Подходящий человек материализовался из ниоткуда, как, впрочем, и всегда: в ординаторскую вошла Фитера.

По лиричности звучания слово Фитера могло бы стать настоящим именем, но это было не оно. Количество коек в родильном доме позволяло иметь штатную единицу – физиотерапевта. Так вот, с лёгкой руки или языка Палыча, физиотерапевта сократила до Фитеры, что «а» – было очень даже благозвучно; «б» – соответствовало должности; «в» – нравилось всем, включая саму Фитеру.

Это была высокая молодая женщина с узким и всегда красным лицом, как будто на нём только что проводили какое-то физиолечение. Возможно так и было. Она шествовала царственно и повелевала ультразвук на молочные железы всему послеродовому отделению. Кроме того, Фитера была крайне любознательна и активна. Чтобы узнать или распространить какую-нибудь новость, лучшей кандидатуры не требовалось. Начальство и некоторые рядовые сотрудники иногда использовали это бесценное качество Фитеры.

Мальвина кратко, но близко к тексту пересказала «разговор», и Фитера в изумлении закатила глаза: