– И часто ты такое вспоминаешь?

Алена – дипломированный врач-психиатр и, насколько знала Кира, ученица самой Татьяны Розенталь[56], так что с ней стоит держать ухо востро. Психоанализ – это такая дрянь, что не дай бог! Копнут поглубже, такое наружу полезет, что потом и летать-то забоишься, не то что воевать.

– Спасибо, Алена, – сделав над собой усилие, улыбнулась Кира, – но давай не будем о грустном! Мало ли что в голову придет!

– Выпьем, что ли? – предложила, поднимая рюмку, и тем окончательно перехватила инициативу. – Кто со мной?

К счастью, все старшие дамы в семье водку пили, так что махнули по стопке горькой, закусили – Кира табачным дымом, но все остальные, как положено, – и разговор разом оживился, но свернул уже совсем в другую сторону. От ужасов войны, так сказать, к «делам нашим грешным».

– Ну, а теперь, – хищно улыбнулась Варвара, прожевав закуску и вытерев губы салфеткой, – давай, Кира, рассказывай, что за маскарад? Кто он? Откуда? Что за шикарное авто? И вообще…

Судя по выражению лиц собравшихся за столом родичей женского пола, все взрослые, включая не совсем половозрелую Софию, о характере встречи, произошедшей накануне у кафе «Доминик», уже знали.

– Зовут Яков, – врать по мелочам не стоило, хотя и всей правды Кира рассказать своим сестрам и снохе не могла. – Он офицер, поручик. Летает в моей эскадрилье, сиречь мой подчиненный. Не жених и не муж, и смены статуса не предвидится. Но у нас, скажем так, отношения. Во всяком случае, пока.

– А платье, бриллианты, – прищурилась проницательная Алена, – это откуда?

– По случаю, мы с Яковом одновременно получили отпуск, – пояснила Кира, не вдаваясь в «несущественные» подробности. – Приехали в Новгород. Вот Яков и развлекается и меня заодно развлекает. Он, вообще-то, аристократ, знатный, богатый, не жадный и не женатый…

– Как-то ты это слишком лаконично излагаешь… – задумчиво протянула Алена. – Замуж собралась?

– Ни в коем случае! – всплеснула руками Кира, которую от такого предположения даже в жар бросило. – Ты что, Алена? Куда мне замуж!

«Замуж? – уже спокойнее повторила она про себя. – Было бы, наверное, неплохо, но кто же меня такую возьмет?»

– Не поняла, – покачала головой Варвара, продолжая разговор. – Ты что, Кир, не женщина? Или тебе семейное счастье не положено по званию?

«Положено, не положено! – усмехнулась в душе Кира. – Но замуж? И за кого, за князя Курбского? Совсем обалдели! Или это я такая дура?»

– Про замуж мы с ним еще не говорили, – сказала вслух ровным голосом. – Да мне это и не нужно. Мне, девушки, и так хорошо. И кроме того, думаю, это попросту невозможно, – решила Кира кое-что все-таки объяснить. – Его семья вряд ли захочет такую невестку. Вы же понимаете, голубая кровь…

– Ты тоже не под забором родилась! – возразила Надежда.

– Не сравнивай! – отмахнулась Кира.

– Почему это? – не сдавалась сестра. – Вон Федор личное дворянство заслужил, глядишь, и потомственное получит… И Виктор вот тоже…

Ну да, и Виктор тоже. Доктор наук, полковник медицинской службы, а дальше или война продолжится, и он получит звание бригадного генерала, или, напротив, война закончится, и Виктор вернется в клинику и на университетскую кафедру, и через пару лет станет академиком. В любом случае это потомственное дворянство. Да и сама Кира… Если голову не сложит, то уж капитана-то должна, в конце концов, получить, а где погон без звездочек, там, согласно Манифесту 15 апреля 1918 года[57], и личное дворянство подразумевается…

«Хотя… Вот же я дура! – спохватилась вдруг Кира, сообразив, о чем думает. – Я же теперь баронесса! Напрочь фиктивная, конечно, но титул-то у меня никто теперь не отнимет! И тогда возникает вопрос: о чем думал Яков, когда добывал мне титул? Или он вообще ни о чем не думал?»

Впрочем, баронесса она или нет, его высочество князь Курбский – это совсем другой уровень. Это элита империи, соль земли русской, как говорится… В тот круг таких «баронесс», как Кира, не пускают. Куда ей «простушке» со свиным-то рылом, да в калашный ряд!

Но ничего из этого Кира вслух не сказала, как не рассказала она близким и того, что нежданно-негаданно обзавелась баронским титулом и знаковой фамилией в придачу…

Встреча с родными оставила у Киры тяжелый осадок. Казалось бы, и причины нет: нормальная встреча, без нерва и подоплеки, и прошла спокойно, без неподходящих случаю эмоций, но одно дело голые факты и совсем другое – переживания, с этими фактами связанные. И вот эти невнятные по своей природе переживания, черт знает, откуда взявшиеся и чем вызванные, застали Киру врасплох. Она попросту не привыкла к такого рода настроениям. Ей не свойственны были душевные метания и интеллигентская рефлексия. Напротив, она привыкла к самодисциплине и порядку. Всю жизнь полагалась большей частью на логику и здравый смысл, а не на чувства, если не считать, конечно, «чувством» любовь к авиации. А драмы – это исключительная прерогатива слабовольных людей. Где-то так.

Однако и на старуху бывает проруха. Покинув дом Варвары, Кира неожиданно расчувствовалась, как какая-нибудь, прости господи, соплюха. Впрочем, с ходу дать волю чувствам не получилось. Время военное, комендантский час и все такое. Так что Кира взялась развезти родню по домам, благо у нее машина и не из мелких. Сказано – сделано. Погрузились и поехали, и пока Кира колесила по городу, ей было не до посторонних мыслей и не до непрошеных чувств, так как приходилось поддерживать с пассажирами «дружеский» разговор. Рассказывать о всяком, что-то объяснять, отвечать на вопросы, да и самой – пусть только из вежливости – задавать встречные вопросы. О жизни. О родне. О мужчинах, которые все, кроме Федора Куприна, сейчас на фронте. В общем, обо всем, о чем можно поговорить «на скорую руку». Однако после того, как всех развезла и осталась наконец в одиночестве, Кира поняла, что ехать сразу в Старый дворец ей не стоит. Ни к чему грузить Якова своими посторонними проблемами. Он ведь для нее сотворил сказку, а в сказке нет места для прозы жизни. Ну или почти нет.

Обдумав ситуацию, Кира решила пересидеть где-нибудь в тихом месте острую фазу своих страданий ерундой и только после этого ехать к Якову. Однако в городе, вернее, в том, что касается тех мест, где офицер может выпить в ночное время, Кира практически не ориентировалась. Давно здесь не была. Поэтому, не мудрствуя лукаво, она поехала туда, где в этот поздний час все еще наверняка разливают – в бар при гостинице «Европейская». Не дешевое место, но Кира за все дни своего нежданного-негаданного отпуска еще и копейки из своих денег не потратила. Яков не позволил. Так что сейчас в кармане брюк у нее лежала немалая по Кириным меркам сумма: три сотни «золотых» рублей. На обед в «Эксельсиоре», возможно, недостаточно, но уж на пару-другую рюмок коньяка должно было хватить.

Кира остановила свой «Майбах-Урал» у тротуара – по ночному времени тут было практически пусто, не считая пары извозчиков, – хлопнула дверцей и, пройдя сквозь услужливо открытые портье двери, вошла в полупустой барный зал. И надо же такому случиться, что первым, кого увидела Кира, оказался Борис Вялышев собственной персоной. Он сидел за столиком вместе с двумя такими же солидными, как и он, господами, попыхивал сигарой и о чем-то увлеченно рассуждал. Киру он сначала не увидел, но она, умея думать быстро и действовать на опережение, сразу же сообразила, что проигнорировать своего первого ей никак не удастся. Все равно заметит, только уже сам, и, будучи умным человеком, сразу же поймет, что она его увидела первой, но не подошла.

«Получится неловко…»

Кира сделала еще несколько шагов в глубь зала, приблизилась к столику и, мысленно усмехнувшись, взяла быка за рога:

– Здравствуй, Борис! – сказала она, делая следующий шаг. – История повторяется. Опять ты за столиком в мужской компании, и снова я.