Выпили. Кира, выпивавшая уже второй раз за вечер, не расслаблялась. Закусила сразу, без стеснения подхватив с тарелки бутерброд – кусок пшеничного хлеба с горчицей и салом. Откусила, все под тем же внимательно-благодушным взглядом полковника, заработала челюстями.

– Красиво едите.

– Что, простите? – удивилась замечанию Сиротина Кира.

– Едите, говорю, вы красиво, Кира Дмитриевна. Напомнили мне, знаете ли, сестру… Младшую… Впрочем, это я так, на правах старшего. Не столько по званию, – усмехнулся полковник, оценив, должно быть, «искру бешенства», промелькнувшую в глазах Киры, – сколько по годам. Но вернемся, как выражается супостат, к нашим баранам.

– Да уж лучше о делах, – согласилась Кира, стараясь погасить неуместное раздражение.

– Эскадрилья вам досталась хорошая, – полковник отвел взгляд в сторону и смотрел теперь на карту, приколотую к стене справа от него. – Пилоты опытные, ТВД знают хорошо. Дисциплина… Ну, тут вам и карты в руки, Кира Дмитриевна. Вы командир, с вас и спрос. Предшественник ваш – царствие ему небесное – хороший был истребитель, но командир, строго между нами, так себе. Вольницу, знаете ли, развел… Демократия, будь она неладна, алкоголь, женщины… Либертарианец, одним словом! Ну да чего уж теперь! Придется укорачивать. Справитесь?

– А куда они денутся? – пожала плечами Кира и взялась за второй бутерброд. Когда еще удастся «перекусить»?

– Ну, опыт у вас есть, – согласился Сиротин. – Но учтите, Кира Дмитриевна, фронтовые авиаторы – это вам не штабные… – последнее слово полковник не произнес. Изобразил его невнятным движением руки, но Кира его поняла и без слов. «Штабные шалавы», куда уж понятней.

«В штабах шлюхи, в полках сукины дети, – грустно усмехнулась она. – Так и воюем…»

– Справлюсь!

– Ну, бог вам в помощь! Да и я, если что, поспособствую. Договорились?

– Так точно!

– Ну и славно, – кивнул Сиротин и поднял наконец чашку с чаем. До губ, впрочем, не донес.

– Еще что-то? – задумался, снова взглянув на карту. – Противник?

– А что противник? – заинтересовалась Кира.

– Ночные бомбардировщики… это как везде. Двухмоторные «нортропы» и четырехмоторные «галифаксы» и «ланкастеры». Пилоты, если судить по результатам, не ахти. Одним словом, массовка. Но ходят супостаты большими стадами, да и найти их в темноте, даже с помощью станций наведения, та еще морока. Дневные – «бостоны» в основном, но это не каждый день, и только когда работают по нашим аэродромам или по береговым батареям. Эти в большинстве своем или бритты, или исландцы. Хладнокровные мужчины, серьезные, опытные. С истребителями в бой вступать не боятся, но им, собственно, и тревожиться не о чем. Без драбантов[3] на эту сторону никогда не залетают. А истребители сопровождения у лиходеев наторелые, и машины у них хорошие. «Кувшины»[4]. Знаете, поди, Кира Дмитриевна?

– Знаю. Один даже сбила, – не без гордости сообщила полковнику Кира, действительно открывшая в этой войне счет сбитых самолетов именно с «Тандерболта».

– Ну, это вы из ранних серий кого-то сделали, – поморщился Сиротин, аккуратно намекнув на то, что он в курсе ее послужного списка. – А сейчас они уже на седьмую модификацию пересели. Сильная машина у сукиных детей получилась. Живучая, быстрая. Тяжеловата, на мой взгляд. Инертна чуток, но этот «чуток», сами понимаете, Кира Дмитриевна, порой дорого стоит. Ведь так?

– Так, – согласилась Кира, взяв этот момент на заметку. Она в любом случае предполагала: прежде чем лезть в пекло, поговорить с пилотами, выяснить, что да как, и с чем все это едят. Теперь же один вопрос сформулировался сам собой.

«Тандерболт. Что ж… посмотрим».

Поликарповская «сулица» в скорости американцу почти не уступала, но была едва ли не вдвое легче, и живучесть у нее была похуже. Однако «вес залпа», что называется, внушал.

– Еще один вопрос, если можно.

– Дайте угадаю! – полковник взял новую папиросу, чиркнул спичкой, прикурил. – Львовым интересоваться будете, ведь так?

– Так, – согласилась Кира. – Он меня, по случаю, сюда и подвез.

– Знаю, – кивнул Сиротин. – Оттого и про вопрос догадался. Обычно все спрашивают.

– Ну, значит, я не оригинальна, – пожала плечами Кира. – Так что насчет поручика Львова?

– Отличный пилот, – не задумываясь охарактеризовал ее нового знакомца Сиротин. – Истребитель от Бога, но дисциплины никакой. Впрочем, в бою не бросит, тем более не подставит. И это все о нем.

– Что значит все? – удивилась Кира.

– А то и значит, что все, – пыхнул дымом Сиротин. – Он, Кира Дмитриевна, никто. И звать его никак. Львов… Н-да… Личное дело пустое. Сюда переведен пять месяцев назад, но неизвестно откуда. От нас дважды убывал в госпиталь – правда, ненадолго, – и один раз по вызову командующего зоной ПВО. Кто, что, зачем? Неизвестно. Мрак и туман. Чаю, сообразили уже, что это за птица?

– Да, пожалуй, – растерянно кивнула Кира, слышавшая, разумеется, про таких, как этот Львов, но сама вот встретила «литерного» впервые. – А…

– И не спрашивайте! – отмахнулся полковник. – Велено не приставать. Я… Но это, Кира Дмитриевна, строго между нами. Я его трижды к наградам представлял, и есть за что, вы уж поверьте! Но… Такое впечатление, словно поручика и вовсе не существует. Представления уходят наверх и растворяются в нетях. А он… Он даже нашивок за ранения, если обратили внимание, не носит. Только вот, слышал я от одного заслуживающего доверие человека, что видел он нашего Львова еще в первый год войны, во время битвы за Атлантику. И носил тогда Львов будто бы морскую форму. Звания его мой собеседник не запомнил, но колодок орденских видел много. Вот, собственно, и все. А мой совет прост, Кира Дмитриевна: не ворошите угли, как бы не полыхнуло!

Амелина ушла, а Сиротин еще некоторое время просто сидел за столом и смотрел на закрывшуюся за штабс-капитаном дверь. Попыхивал зажженной папиросой, думал, «примеривал» так и эдак, но выходило не очень. Куда ни кинь, как говорится, всюду клин.

Женщина в мужской компании не то чтобы лишняя – хотя белая ворона везде не своя по определению, – но все-таки она скорее мешает нормальной жизнедеятельности однородного по своему составу коллектива, чем наоборот. Раздражает, выбивается из ряда, не говоря уже о прочем. Воинская же часть в этом смысле едва ли не худшее место для таких вот гендерных[5] экспериментов. Тут ведь вся тонкость заключена в статусе военнослужащих и, конечно, в субординации. В авиационном полку, на аэродромах и в главной базе служит довольно много женщин, и они по большому счету никому не мешают, даже если создают командованию некоторые проблемы, имея в виду снабжение и дисциплину. Статус у них не тот, чтобы мешать, да и с точки зрения субординации никого не раздражают.

Поварихи, уборщицы, официантки и буфетчицы – все как одна вольнонаемные. Оружейники, мотористы и прочие технари, среди которых женщины хоть и попадаются, но погоды не делают – обычно унтера. Радистки и телефонистки – рядовые. А офицеры – это уже или медики – врачи, фельдшера и старшие сестры – или синоптики. Тоже, конечно, не сахар, но вполне себе встраиваются в систему. Женщины же пилоты, если говорить о военной авиации в целом – большая редкость, но даже те, кто есть, в своем большинстве служат в транспортной авиации и на фронтовые аэродромы, если и прилетают, то ненадолго, исключительно по делам. Принял груз или сдал, и ариведерчи. А вот летчики-истребители, да еще и обер-офицеры – это, насколько знал Сиротин, настоящая невидаль. На всю армию таких едва ли наберется чуть больше дюжины. Из-за них, собственно, и был издан указ от седьмого сентября. И вот теперь одна из этих кавалерист-девиц будет служить под началом Сиротина, да еще и в должности командира эскадрильи. То есть на аэродроме «Озеро Гаардс» – самой дальней базе полка – женщина станет царем и богом, да еще и воинским начальником. Та еще головная боль для командования.