Семейные обстоятельства Киры были несколько запутаны в связи с тем, что она рано «отбилась от рук», давно жила сама по себе и делала, в принципе, все, что в голову взбредет. Во всяком случае, таково было общее мнение, сложившееся, разумеется, не на пустом месте.

Кира была самой младшей из трех сестер и, так уж вышло, самой проблематичной. Варвара и Надежда – девушки как девушки, со всем, что подразумевает принадлежность к женскому полу. Обе не дуры – интеллекта хватило и на то, чтобы образование получить, и на то, чтобы глупостей по молодости лет не наделать, но пошли не в отца, а в мать: чувства, а не рассудочность, терпение, а не воля. В этом смысле Кира была скорее парнем, чем барышней, и, возможно, поэтому была ближе к брату, который старше нее на двенадцать лет.

Однако еще древние латиняне резонно заметили по этому поводу: «Quod licet Iovi, non licet bovi», то есть что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Так все в жизни и устроено, и, какими бы прогрессивными людьми ни были Дмитрий Прохорович Амелин и его супруга Антонина Герасимовна, выходки младшей дочери буквально повергали их в ужас. Все-таки планерный спорт, стрельба из револьвера и гонки на мотоциклах – нерядовые увлечения для барышни из хорошей семьи. Или нет? Они делали все, что было в их силах, но перебороть Кирино упрямство – другие бы сказали, волю и упорство в достижении поставленных целей – так и не смогли. На седьмом классе женской гимназии их воспитательные возможности оказались исчерпаны, и Кира отправилась в свободное плавание. Отец, впрочем, дожил только до окончания Кирой Качинского училища летчиков, но мать еще застала триумф вернувшейся с Грекотурецкой войны «героической авиатрикс», как называли Киру в то время охочие до сенсаций газетчики и журналисты.

После смерти родителей роль «старшего по команде» перешла к Виктору Дмитриевичу, но старший брат – не отец, тем более для взрослой, самостоятельной девушки. Виктор Киру любил и баловал, попустительствуя ее «дурным наклонностям». Именно на его мотоцикле она рассекала по Новгороду и окрестностям, он же ссужал ее деньгами в бытность ее нищей, как церковная мышь, курсанткой военного училища. Врач-хирург – и не из последних в столице, – он ушел на фронт буквально в первые дни войны. Конечно, быть главным нейрохирургом фронтового неврологического госпиталя не то же самое, что летчиком-истребителем передовой линии, но все-таки он был строевым офицером – полковник медицинской службы, – и поэтому исполнять роль старшего в семье временно не мог. Кира, конечно, с ним переписывалась, но не встречалась лично с зимы сорок седьмого, когда ненадолго оказалась по делам в Новгороде. Так что «главной» у них теперь являлась Варвара, и именно ее Кира встретила, выходя после кофе с коньяком из кафе «Доминик».

Сестра была старше Киры на восемь лет. А это, как ни посмотри, серьезная разница в возрасте, тем более что Варвара была мужняя жена, чуть ли не двадцать лет замужем, и мать троих детей. Ну а Кира в основном отсутствовала, являясь в большой семье Амелиных – даже если кто-то эту фамилию уже не носил – кем-то, кто есть, но кого по большей части никогда рядом нет. Так что визит к старшей сестре являлся для Киры серьезным испытанием, хотя она и не смогла бы внятно объяснить, почему.

Впрочем, глаза боятся, а руки делают: обещала прийти, значит пойдет. От своего слова Кира никогда не отказывалась, да и труса не праздновала никогда. Однако идти в гости в одном из тех платьев, которые под давлением Якова они накупили и нашили за неполные шесть дней пребывания в волшебной стране, показалось неправильно. Оставался мундир, за ним Кира и отправилась в гардеробную.

Ну, что сказать, Яков снова умудрился ее удивить. Устроил своей даме сюрприз такого сорта, какого Кира, если честно, никак не ожидала. Во всяком случае, здесь и сейчас, в преддверии «бала в королевском замке».

Вместо одного комплекта парадно-выходной формы, в которой неделю назад Кира отправилась с Яковом в «Золотой галун», в шкафу ее ожидали два комплекта повседневной формы – летний и зимний – и два комплекта парадно-выходной. Один ее собственный, а второй… Даже повседневная форма была пошита по ее размеру и из лучшей ткани, какую разрешали строгие армейские правила. Но парадно-выходной мундир и вовсе являлся настоящим произведением искусства. Темно-синие китель-френч и брюки навыпуск из «генеральского» сукна, белая рубашка из натурального хлопка, шелковый галстук и черные ботинки из отличной кожи. А еще золотые галуны, погоны и знаки различия из «Генеральского военторга» и, наконец, сшитая на заказ фуражка с авиационным околышем, золотой имперской кокардой и крылышками ВВС на тулье.

«Ну, ничего себе сюрпризец! – восхитилась Кира, у которой сроду ничего похожего не было. – И когда это он успел? Ведь все время вроде бы вместе, все время на виду…»

Но факт – успел. Внимательный мужчина. Тщательный и заботливый. Оказалось, что Яков подумал не только о форменной одежде. На плечиках, чтобы сразу заметила, были вывешены летний и зимний авиационные комбинезоны последней модели с косой застежкой молнией и клапаном на левой стороне груди.

Подбитые мехом ботинки с высокими берцами прилагались, как и стильный шлем и летные очки последней модели.

Кира минут десять любовалась обновками, которые ее заворожили не меньше, а, пожалуй, что и больше, чем вечерние платья и прочая мишура. Она бы и еще посидела в гардеробной, перебирая свое «нежданное приданое», но время поджимало.

«Что ж, вот и повод надеть обновку!»

В темно-синем кителе и при орденах Кира выглядела не просто хорошо, а попросту отлично. Однако Яков, как выяснилось, не ограничился мундиром, он позаботился и о новом реглане, сшитом из тонкой качественной кожи и несшем на себе все необходимые офицеру знаки различия…

Выбрав в гараже Якова самый «простенький» из стоявших там автомобилей – восьмицилиндровый «Майбах-Урал 46», – Кира быстро доехала до города и, заскочив по дороге в коммерческий магазин, ровно в семь стояла перед дверью в квартиру Федора и Варвары Куприных. Постояла чуть-чуть, словно бы набираясь решимости, вдохнула-выдохнула, пожала мысленно плечами, удивляясь самой себе, и, разом успокоившись, нажала на кнопку электрического звонка.

Дверь открылась практически сразу. Ее ждали, разумеется, и Кира не обманула ожиданий. Она улыбнулась Софье – старшей дочери Варвары – и вслед за девушкой вошла в прихожую. Здесь ее ожидал «комитет по встрече»: Варвара, Надежда и жена Виктора Алена. Всем троим было около сорока или даже за сорок, и все трое – невзирая на профессии и уровень образования – были мужниными женами, что, в принципе, и неплохо, но явно не для Киры.

«Старшие тетеньки!» – привычно прокомментировала она характер своих семейных обстоятельств, но внешне ничем своего отношения к ситуации не проявила.

Однако, возможно, проблема была не в них, а в ней?

«Такая вот неправильная женщина…»

Впрочем, додумать мысль не успела, женщины ринулись ее обнимать. Расцеловали, не дожидаясь, пока Кира снимет фуражку и реглан. Хорошо еще Софья забрала у нее корзинку с деликатесами, шоколадом и коньяком, освободив руки. Так что Кира обнялась с каждой из «трех граций» по-родственному, позволила расцеловать себя в обе щеки и сама не осталась в долгу. И подумала, мимолетно, переходя от одной сестры к другой, как какаянибудь эстафетная палочка, что, наверное, она их всех просто плохо знает, и немудрено. Когда Кира поступала в училище, Надежда уже три года как была замужем и успела родить сына, а у Варвары к тому времени было уже двое детей. Слишком большой разрыв в возрасте, слишком разные интересы…

– Раздевайся, сестренка! – скомандовала Варвара, когда ритуал встречи был наконец исполнен до конца.

– Ух ты! – прокомментировала увиденное Софья, стоило Кире снять реглан.

И то сказать, даже на третий год войны два ордена на груди офицера выглядели более чем достойно. Не станешь же объяснять, что могло быть и больше, если бы дали по-человечески воевать. Но, с другой стороны, разреши ей командование летать, как она того хотела, могло сложиться и по-другому. Сбили бы когда-нибудь где-нибудь, и прости, красавица, прощай!