Несмотря на то что шел второй год войны, 47-й ИАП, переброшенный под Трнаву из Степного края[44], все еще летал на стареньких «полушках» – истребителях ПоЛ-3. Машины эти были не просто старые – выпуска начала сороковых – они и морально успели устареть, имея низкую скорость и уступая практически всем истребителям противника в маневренности на вертикалях. В общем, такое могли бросить в бой только от бедности и от отчаяния. Впрочем, командование попробовало хоть как-то «уравнять шансы», заменив четыре пулемета винтовочного калибра на два крупнокалиберных и поставив на истребитель новые авиационные рации, которыми большинство пилотов полка попросту не умели нормально пользоваться. Они ведь служили в далеком захолустье, где серьезные боевые действия могли присниться только в страшном сне. К тому же год войны вымел из полка практически всех сколько-нибудь приличных пилотов, так что служили в нем или перестарки с незадавшейся карьерой, или неоперившийся молодняк. И те, и другие к войне – к настоящим боевым действиям на фронте – были не готовы, но тут уж ничего не поделаешь. Единственное, что успело сделать для них командование – это укрепить летный состав полка, направив в 47-й несколько опытных пилотов, возвращавшихся в строй после госпиталей. По-видимому, Кира попала туда по той же причине: не из госпиталя, правда, а из штаба корпуса, но это уточнение дела не меняло.
Что ж, так или иначе, приказ получен, иди и выполняй. Кира прибыла на место, представилась командиру полка, который больше смотрел на ее грудь, чем на орден, висевший на этой груди. Выдержала скептические взгляды молодых и старых мудаков, ни разу не нюхавших пороха, но мнивших себя крутыми авиаторами. Выслушала, вернее, пропустила мимо ушей их хамские реплики и комментарии по многим и многим поводам, включая женскую анатомию и физиологию, но в первом же учебном бою над аэродромом «сделала» троих «героев», включая своего собственного ведущего, на раз. А штабных, наблюдавших с земли за тем, как она мочит их старых боевых товарищей, заставила пережить пару мгновений недетского ужаса, когда прошла над ними на бреющем, буквально срывая с них положенные по уставу головные уборы и заставляя «лечь и не вставать».
«Полушка» был так себе самолет, но все-таки это был истребитель, и он уж точно превосходил статями И-15, на котором Кира училась летать. Так что, дорвавшись до штурвала, она вволю покрутила фигуры высшего пилотажа, продемонстрировав провинциалам, что может выжать даже из такого старичка, как ПоЛ-3, опытный пилот. Смешки после этого прекратились, но любви и дружбы на их месте не произросло. Возненавидели ее практически все – и командование, и личный состав, исключая разве что настоящих ветеранов, пришедших в полк после ранений и посему не чувствовавших себя униженными «глупой бабой». И однако же, понимая, что Кира, в отличие от них всех, имеет специфический опыт фронтового истребителя, комэск-3 «наступил на горло собственной песне» и назначил ее командиром звена. Ведь кто-то же из четырех истребителей должен знать, что и как делать в бою, а чего делать никогда не следует.
И завертелось. Начиная с двадцать пятого июня полк начал прикрывать тылы 9-й армии, действовавшей против 8-й британской и 5-й канадской полевых армий, прорвавшихся к Вене из северной Италии. А двадцать восьмого четверка Киры вылетела на перехват группы бомбардировщиков, нацелившихся, как полагала разведка, на большой тыловой аэродром, расположенный в районе местечка Сенек северо-восточнее Братиславы. Пока взлетели, пока собрались в небе и взяли курс, пока добрались до места, там уже все было кончено. Над аэродромом поднимались столбы черного дыма, а «бостоны» уходили на юг.
Крейсерская скорость у этой модели приближалась к 450 километров в час и была несколько ниже, чем у ПоЛ-3, но бомбардировщики успели удалиться от аэродрома километров на двадцать. Догнать их было еще можно, но удастся ли найти? Мобильные радарные станции в этом районе развернуть еще не успели, так что наводиться приходилось, опираясь на данные звукоулавливающих станций и постов наземного наблюдения. И все-таки Кира попыталась и, вероятно, догнала бы паршивцев, но ее подвели пилоты ее собственного звена. Они не смогли удержать строй, «рассыпались» и стали отставать, хотя летели на точно таких же истребителях, что и Кира. И тогда перед ней встал вопрос: догонять уходящие к линии фронта бомберы, рискуя потерять свое звено и нарушить указ от седьмого сентября, или бросить американцев, – пусть, мол, суки, пока поживут, – но вернуть все истребители на домашний аэродром. Она выбрала второе, так как была кадровым офицером ВВС и точно знала, когда риск оправдан, а когда – нет.
Кира дала «отбой», собрала свою стаю «в кучку» и повела домой. Но, если не везет, так не везет во всем. На полдороги у ее ведомого начал барахлить мотор. Правила на такой случай требовали садиться на ближайший аэродром или вовсе в поле. Но поблизости – близ местечка Яблонек – находился их собственный аэродром подскока, туда Кира и приказала садиться. Причем не одному только «страдальцу», но всей четверке сразу. Она просто не хотела отпускать вторую пару далеко от себя, и, как вскоре выяснилось, не зря боялась.
В конце концов, поврежденный истребитель благополучно сел на грунтовую площадку, и Кира приказала садиться следующему, но подпоручик Колесов – ведущий второй пары – делать этого не захотел.
– Мы в норме, командир! – бодро сообщил он по радио. – Пойдем на базу. Там встретимся.
Это было вопиющее нарушение дисциплины. Кира так и сказала, но Колесов, по-видимому, вошел в раж. Заявил, что отсиживаться, пока другие воюют, не будет и выполнять глупые приказы не собирается. Сказал и повел своего ведомого на север. Чем он думал и думал ли вообще, сказать затруднительно. У покойника не спросишь. Они ведь не из начальственного каприза летали вместе – целым звеном. Колесов, как и другие двое, еще ни разу не был в бою, да и пилот он был не ахти. Однако хуже всего дурость и взыгравшая не к месту и не ко времени мужская фанаберия. Опыт показывал, что при встрече со свободными охотниками, а британцы всегда ходили на охоту парами, у полного звена есть шанс отбиться. Парой на пару – без вариантов. Но именно это и случилось с подпоручиками Колесовым и Василенко.
Бойцы двигавшейся к Трнаве колонны грузовиков с ранеными все видели собственными глазами. По их словам, там и боя-то, по существу, не было. Бриты налетели неожиданно, коротко отстрелялись и так же быстро скрылись в облаках, а обломки двух истребителей упали на землю недалеко от шоссе. Медики пилотов и похоронили, а документы погибших сдали в штаб армии. Но Кира узнала обо всем этом только вечером, когда до них – до аэродрома подскока и застрявших на нем истребителей – добралась полковая техничка.
А на следующий день, едва Кира успела перелететь на базу, на аэродром налетели канадские штурмовики. Видно, свободные охотники передали информацию разведке, – они ведь сбили истребители, идущие от фронта, а не на фронт, – ну а разведчики, используя данные, накопившиеся за предыдущую неделю, вычислили полковую базу. В общем, только Кира и ее ведомый сели, как налетели окаянцы и начали штурмовать. Кирин истребитель не успели ни откатить, ни замаскировать, так и стоял бедолага в конце взлетно-посадочной полосы. Кира отбежала, упала, прикрывая голову руками, а кругом разрывы. И вот тогда ей и прилетело: рядом с локтем ударил снаряд, и Киру обожгло осколками. К счастью, налет оказался недолгим и несмертельным. Затявкали тридцатисемимиллиметровые зенитки, ударили спаренные крупнокалиберные пулеметы, в общем отбились, отделавшись малой кровью: несколько убитых, с десяток раненых и все, собственно. Еще изверги повредили взлетно-посадочную полосу и сожгли связной самолет. Даже Кирин истребитель отделался «легким испугом» – парой-другой дырок от осколков в левом крыле. И вот какой странный случай: у самолета повреждено левое крыло, а у его пилота – левый локоть.
