— Добро, — согласился я и прошел в комнату, закрывая за собой дверь.

Пятнадцать минут так пятнадцать минут, не такой уж большой срок.

Открыв шкаф, я обнаружил в нем ряды одинаковой белой одежды простого кроя, и переоделся в рубашку и брюки с карманами. Обувь сменил тоже, надев вместо мокрых черных туфель белые мокасины с язычком на тугих резинках.

Довольно удобно, кстати.

Волосы за это время высохли сами собой, они у этого тела то ли были короткие изначально, то ли их постригли перед похоронами, так что еще десять минут нужно было чем-то занять.

Тогда я решил попробовать найти свой кинжал еще раз. В более спокойной обстановке и в одиночестве я бы точнее смог определить, где он находится.

Выставив руку в сторону, я закрыл глаза и потянулся сознанием к кусочку себя, затерянному где-то в этом мире. Максимально сосредоточился, вдохнул глубже, представил, что ничего вокруг больше не осталось: только я и мой кинжал. Ни людей, ни этой больницы, ни преград, ни городов — ничего.

Я будто растворился в попытке ощутить потерянную частичку себя самого.

Прошла минута, потом — вторая, третья. Отчаяния и страха не было — я лишь всё больше сосредотачивался на своей потере.

Так прошла ещё пара минут, и… кинжал откликнулся!

Да, он был где-то в этом мире!

Как и в первый раз, он радостно завибрировал, когда я к нему обратился, и в этот раз вибрация была сильнее. Всего на чуть-чуть, на столько, что кто-то другой и не заметил бы разницы.

Кто-то другой, но не я.

Я сделал шаг по направлению к окну — и вибрация усилилась. Еще шаг — и еще чуть-чуть. Теперь я знал, в каком направлении искать. Еще шаг — и пальцы уперлись в окно. Дальше идти было некуда.

Я открыл глаза, нашел на окне кривую ручку, безуспешно дернул ее на себя, потом повернул, и окно наконец открылось. Я высунулся наружу и снова ментально нащупал кинжал, ощущая, как вибрирует натянутая между нами нить связи. Той, которую невозможно разорвать. Она была тонкая — тоньше волоса, тоньше паутинки, она почти не существовала — так далеко находился кинжал!

Но все же я решился. Призвал его к себе, вложив в это всю свою волю.

И кинжал опять откликнулся.

В кончиках пальцев потеплело, и я резко сжал их на деревянной рукояти с ромбовидной насечкой. Сжал и открыл глаза.

ДА!

Получилось!

Мой кинжал снова был со мной.

Длиной с локоть, обоюдоострый, с вырезанной вручную рукоятью из древесины калдорского дуба. Одна половина клинка отливала фиолетовым, другая — красным.

Мой кинжал вернулся ко мне!

Но не весь. В основании рукояти не было камня — небольшого красного камешка, мутного, даже не ограненного, похожего на рубин до того, как он попадет в руки ювелира.

На самом деле это была моя собственная кровь, спресованная силой магии и давления, равного давлению на дне самой глубокой точки океана. Именно этот крошечный красный камешек и был помещён раньше в основании рукояти, а сейчас его не было.

Мой кинжал не просто отбросило от меня в момент перехода из мира в мир. Его разорвало еще и сам по себе, вот почему он так слабо откликался на мой призыв.

Только обнаружить камень так же, как я обнаружил сам кинжал, мне не удастся — у кинжала есть свой душа, а у камня — нет, ведь он лишь часть целого. Придется искать его по-старинке, а пока стоит проверить, какие способности вообще остались у моего оружия…

Сперва я проверил красную сторону клинка, аккуратно отрезав уголок у кирпича прямо в стене.

Резал я, конечно, снаружи, высунувшись из окна — зачем портить комнату, в которой я сам же и живу, пусть и временно? Да и заметно будет, и возникнут ненужные вопросы.

Клинок легко отхватил кусочек, оставив после себя ровный срез. Никакого сопротивления, как водится, я не почувствовал. Выкованная из вальдорской стали с применением запрещенных, а то и позабытых всем магическим сообществом, ритуалов, половина клинка резала все. Я не встречал еще ничего, что не смог бы разрезать мой кинжал. По крайней мере, в моем мире.

Вернувшись в комнату и закрыв окно, я решил проверить вторую сторону клинка. С ней были проблемы, ведь именно за ее способности отвечал камень, который пропал с рукояти.

И способность эта — открывать проходы между мирами.

Но я все же попробовал. Перевернул клинок в руке так, чтобы режущая кромка фиолетовой части смотрела в потолок, и резанул снизу вверх.

Острие налилось фиолетовым светом и послушно вспороло пространство, оставляя за собой разрез, края которого сияли так ярко, что слепило глаза. Только в глубине разреза виднелся не другой мир, как я ожидал, а всё та же картина.

Через разрез я видел кровать, шкаф, входную дверь — все то же самое, что было и здесь, только… обесцвеченным, что ли? Как будто смотрел на них через закоптившееся стекло — все было мутным и серым.

Я шагнул в разрез, крепче сжимая нож, чтобы его не вырвало из ладони, как уже однажды произошло, но в этот раз ничего похожего не случилось — он даже не шевельнулся в руке.

Я оказался в царстве холода и ветра, где единственными цветами были оттенки серого. Здесь все выглядело точно так же, как там, но сразу становилось понятно, что между «здесь» и «там» больше разного, нежели общего.

В комнате дул пронизывающий ветер, который почему-то не трепал рукава или волосы, и вообще было очень холодно — у меня даже пар изо рта шел.

А еще с того места, где я вошел в эту «изнанку» мира, хорошо было видно, что стрелка на круглом блюде на стене больше не движется. И уж тем более не слышно надоедливого тиканья.

Обернувшись, я увидел, что никакого разрыва за моей спиной нет, но он послушно появился, едва я провел ножом. Только на сей раз в нем виднелся мир, полный красок и теплоты — живой мир, нормальный.

Я вышел из разрыва и для эксперимента взял в руки первое, что попалось — подушку с кровати. Затем снова вспорол пространство, швырнул подушку в стену и тут же шагнул в разрыв.

Как я и думал, подушка до стены не долетела.

Она застыла в воздухе на середине пути до стены и не двигалась. Я подошел к ней, тронул пальцем, ожидая, что она или упадет, или продолжит свое движение, но ничего не произошло.

К тому же, она была такая же твердая и холодная, будто каменная. И как я ни старался сдвинуть её с места или смять — у меня так и не получилось.

Окончательно замерзнув так, что мышцы начало сводить судорогами, я вышел обратно в реальный мир, и подушка тут же врезалась в стену и упала на пол.

Что ж…

Может, со мной и нет моей магии, но кое-что появилось.

Пока я нахожусь в «изнанке», время во внешнем мире не течет, и это отлично. Вот бы еще там не было так холодно, да и ветер этот… Больше пяти минут там не пробыть, чтобы не замерзнуть насмерть.

Но Изнанка оказалась не единственным, что осталось со мной.

Кинжал, даже без камня, сохранил еще одно свойство. Как только я пожелал, чтобы он исчез у меня из руки — он исчез. Развеялся дымкой в окружающем пространстве. А как только пожелал обратного — он возник в ладони из ниоткуда, сгущаясь всё плотнее.

Именно поэтому у него не было ни ножен, ни подвеса — я их просто не делал. Они ему были не нужны.

Я снова развеял кинжал в пространстве, и в этот момент в дверь постучались. Совсем не так, как стучал бы Громов — тот скорее сделал бы это рассеянно, с рваными промежутками между ударами, но сильно. А тут были легкие постукивания, настолько слабые, что еще чуть-чуть — и можно подумать, что это кошка скребется.

Открыв дверь, я медленным взглядом окинул гостя с ног до головы и задумчиво склонил голову к плечу:

— Хм. Никогда бы не подумал, что за пятнадцать минут человек может так сильно измениться…

Вместо Громова, которого я ожидал, за дверью стояла девушка лет двадцати, не больше.

В белом коротком халатике, едва доходящем до середины бедра, и такой же забавной белой шапочке на голове, как у тех, что сидели внизу. Волосы были светлые, почти белые, длиной всего по шею, но пышные. Они красиво обрамляли круглое милое личико, на котором особенно выделялись огромные, по-детски наивные голубые глаза и пухлые, хоть и бледноватые на мой вкус, губы.