Валиде-Султан была не только правительницей гарема, но и законодательницей мод. Дамы, посмевшие одеться роскошнее или украсить себя вызывающе дорогими драгоценностями, рисковали навлечь на себя серьезные неприятности, не говоря уже о загубленной карьере своего супруга.

«О, венец, укрытых паранджой!» или «Наша госпожа», величали Валиде-Султан, от которой зависела жизнь, а порой и смерть гаремных жителей.

Валиде-Султан.

Художник Норман Мосли Пензер

Без ведома госпожи в гареме не происходило ничего значимого, включая выезды из сераля или посещения родственниц. Так же, как без ее одобрения никто не мог быть «зачислен» в гарем, будь то чернокожая рабыня-кухарка или белокожая одалиска, которой устраивался придирчивый экзамен.

Формально к Валиде-Султан был приставлен важный сановник, именовавшийся Валиде-Киясси, назначавшийся императорским указом. Он исполнял административные функции. И, хотя должен был быть «оком султана» в гареме, большей частью был занят финансовым и материальным обеспечением «Дома счастья», следуя пожеланиям Валиде-Султан.

Главной опорой матери-султанши в самом гареме была хазнедар-уста – главная экономка, исполнявшая также роли казначея и интенданта. Эта, обычно немолодая и весьма опытная, дама имела сотни личных слуг, помощников, рабынь и евнухов.

Хазнедар распоряжалась финансами и хозяйством, следила за порядком и представляла регулярные доклады госпоже.

Интимные интересы султана обходили ее стороной, но об их свершенном обеспечении хазнедар заботилась со всей тщательностью. Одной из ее главных прерогатив было возведение осчастливленных вниманием султана избранниц на ложе повелителя. Хазнедар руководила этой деликатной церемонией с глубоким знанием дела, после чего встречала и провожала к предмету страсти самого султана.

При необходимости она представляла Валиде-Султан вне гарема. И ей оказывали не меньше уважения, чем султанше-матери, на которую хазнедар имела существенное влияние.

Если случалось, что мать-султанша оставляла этот мир, ее обязанности и полномочия переходили к хазнедар-уста. Однако не всегда это обращалось во благо. Когда умерла мать султана Абдул-Меджида, в гареме возник хаос, которым хазнедар не преминула воспользоваться в своих интересах. Со своими приближенными она растащила имущество и казну гарема, добыв себе многомиллионное состояние. Но власть ее была так велика, что осведомленные о ее проделках министры, включая министра финансов, лишь смиренно склоняли перед ней головы.

Как мусульманин, султан имел право иметь до четырех жен, то есть жен официальных, с которыми заключались брачные контракты, игрались свадьбы и исполнялись все свадебные церемонии. Однако со временем это правило претерпело немало противоречащих религиозному закону изменений, если не сказать послаблений. Брачные контракты заключались уже не со всеми или вовсе не заключались.

Сам институт наложниц был кощунственным нарушением мусульманского закона, потому что наложницами могли признаваться лишь женщины, оказавшиеся в плену у мусульман в ходе джихада – войны за веру. Таковые если и были, то лишь в периоды войн. Подавляющее же число наложниц поступали в гаремы совсем иными путями, о чем будет рассказано позже.

В конце концов султаны стали жениться только на рабынях без излишних формальностей. Женами признавались те из рабынь-наложниц, которые рожали султану детей, считавшихся уже законными наследниками.

Тем не менее, главными или любимыми (хасеки) по-прежнему считались только четыре супруги. Первая жена именовалась Бах-Кадина, затем следовали вторая, третья и четвертая жена.

Каждая из главных жен имела даирэ – собственные апартаменты с соответствующим штатом рабынь, евнухов и т. д. Обычно жены султана жили на верхних этажах, в отличие от прислуги, жившей в нижних этажах гарема.

Если место одной из жен по какой-либо причине становилось вакантным, этот ранг присваивался кандидатке, сумевшей обратить на себя особое внимание султана. И нетрудно представить, какая жестокая, хотя и скрытая от посторонних глаз, борьба велась за право занять эту вожделенную нишу.

Основными претендентками на звание одной из четырех законных жен повелителя были просто кадины. Эти дамы тоже находились в весьма привилегированном положении, так как были или беременны или уже успели произвести на свет принца или принцессу.

Ж. Нерваль, которому устроили тайную экскурсию по сералю, в котором в тот момент не было женщин, писал: «Это были комнаты кадин. Абсолютное сходство этих помещений удивило меня, но мне объяснили, что между женами султана царит полное равенство… В качестве примера художник рассказал мне, что когда его высочество заказывает для своих жен в Пере, обычно у французского кондитера, коробки конфет, они обязательно должны быть одинаковыми. Дополнительная обертка, особая форма конфеты, даже лишние пастила или драже вызвали бы нежелательные разногласия между этими прелестными созданиями; как и у всех мусульман, у них очень развито чувство равенства».

Фаворитка. Художник Рудольф Эрнст

Кадины считались признанными, хотя и неофициальными, женами султана. Прежде своего возвышения кадины находились в ранге икбал – фавориток.

Категория икбал (счастливые) была переходной от простой гаремной рабыни, к уважаемой даме. Такая счастливая перемена судьбы зависела как от случая, так и от гаремных интриг.

Дюжина очаровательных одалисок, более других преуспевших в гаремных науках, составляли своего рода аристократию прислуги и окружали посетившего гарем султана.

Главное было попасться на глаза султану и остановить на себе его внимание. Одни рабыни искали такого случая, других случай находил сам. Это могло произойти в самых обычных обстоятельствах. Когда он спал, ел, одевался – его постоянно обслуживала дюжина избранных одалисок, каждая из которых могла обратить на себя внимание владыки.

Случалось, что султан примечал наложниц на приемах, праздниках или выездах.

В отличие от всех остальных мужчин, султан мог видеть женский персонал любого гарема с открытыми лицами. Эта дань его величеству принималась безропотно, хотя кощунственно выходила за рамки единого для всех мусульман закона.

В Коране по этому поводу сказано: «И скажи (женщинам) верующим: пусть они потупляют свои взоры, и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно из них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве только своим мужьям, или своим отцам, или отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или своим женщинам, или тем, чем овладели иx десницы, или слугам из мужчин, которые не обладают желанием, или детям, которые не постигли наготы женщин; и пусть не бьют своими ногами, так чтобы узнавали, какие они скрывают украшения. Обратитесь вce к Аллаху, o верующие, – может быть, вы окажетесь счастливыми!» (24:31).

Однако, хотя султана и называли тенью Всевышнего на земле, он позволял себе многое, что противоречило божественным установлениям.

Достаточно было одного выразительного взгляда владыки, чтобы рабыня-служанка превратилась в гезде (попавшуюся на глаза). Это уже само по себе значило много, и служители гарема знали, что следует делать в таких случаях.

Эту деликатную процедуру описал Осман-Бей: «Предположим, что султан решил навестить свою мать или одну из своих законных жен. В покоях, которые желал посетить султан, начиналась страшная суматоха. Все шумят, кричат, наряжаются и украшают апартаменты.