Старый сераль, помещающийся в конце дворца, представляет скучное и мрачное здание, настоящую могилу, куда погребают живых людей. Вообразите себе средневековый замок с высокими зубчатыми стенами, маленькими окнами, со всех сторон окруженный густой стеной старых платанов и кипарисов, и вы составите себе приблизительное понятие о здании, в котором заперты павшие богини сераля.

…Заключение это, впрочем, не пожизненное, потому что с течением времени стражи становятся более снисходительными и опускают, так сказать, поводья. Но это случается уже тогда, когда заключенные достигли того возраста, который поневоле делает их скромными. Действительно, когда кадине стукнет лет пятьдесят, можно вполне рассчитывать, что она стоит гораздо выше житейских треволнений. Царствующий султан отдает в ее распоряжение одну из императорских резиденций и милостиво разрешает ей делать все, что ей угодно».

Впрочем, в Старом серале оказывались, как правило, члены гаремных кланов, проигравших битву за престол. Союзниц новой султанши-матери и их дочерей – бывших принцесс пристраивали в богатые семьи, выдавая замуж за удержавшихся на плаву вельмож и их детей. Бывших принцев женили на богатых невестах и назначали на хорошие должности.

На время все успокаивалось, пока честолюбивые принцы, их матери и лишившиеся привилегий вельможи не решались начать новую борьбу с победившими кланами. Впрочем, такой сюжет был характерен не только для Турции. Кровавые схватки за престол – часть исторического наследия большинства государств.

Наложницы эмира Бухарского содержались в гареме, пока им не исполнялась 16 лет. Затем их выдавали замуж или попросту удаляли из гарема, снабдив всем необходимым для безбедной жизни. Однако общество их не принимало, и им оставалось коротать свой век в одиночестве.

Наиболее опытные наложницы оставались в гареме, где воспитывали новое поколение одалисок.

Фаворитки султанов тоже могли быть «отставлены» из гарема. Обычно это было результатом какой-то провинности, наговоров или усердия ревнивых соперниц. Делалось это быстро и просто, стоило лишь султану проявить свое неудовольствие.

Почетная отставка влекла за собой выдачу фаворитки замуж за какого-нибудь чиновника. «Невесте» давали хорошее приданое, оставляли ее подарки и имущество.

«Когда рабыни султана достигают тридцати лет, – писал Т. Готье. – Он некоторым из них дарует свободу, и они делают хорошие партии благодаря связям при дворе и предполагаемому покровительству султана. Эти девушки прекрасно образованы, умеют читать, писать, сочинять стихи, танцевать, играть на музыкальных инструментах и отличаются изысканностью манер, какую можно приобрести лишь при дворе. К тому же они лучше, чем кто-либо, сведущи в дворцовых интригах и кознях и нередко узнают через своих подруг, оставшихся в гареме, политические тайны, которыми пользуются их мужья, чтобы войти в милость или избежать немилости. Так что взять невесту из сераля очень выгодно для человека честолюбивого или осторожного».

Были и простые отставки, когда прежняя фаворитка получала ограниченное содержание, наподобие ветеранок гарема эмира Бухарского. Кроме того ей выплачивалась пенсия, подразумевавшая молчание получательницы денег относительно тайн султанского гарема. Однако, учитывая страсть гаремных див к сплетням, щедроты нового султана могли внезапно иссякнуть. Если отставная красавица не успевала найти себе мужа и обзавестись семьей, ее, как правило, ждала нищета или публичный дом.

Но и такая отставка была не самым плохим исходом. Опальная фаворитка запросто могла оказаться и на невольничьем рынке, и в казармах янычаров, и в мешке на дне Босфора.

Дворец Топкапы в Стамбуле

Мелек-Ханум, жена великого визиря Кипризли-Мехмет-Паши, сама прошла тернистый путь от стремительного возвышения до крушения всех надежд. В результате клеветы и интриг, она была изгнана не только из гарема, но ей даже пришлось бежать в Европу, где она испытала все тяготы полуголодного существования.

Путешествуя по Египту, Ж. Нерваль попал на невольничий рынок и намерился совершить благодеяние. Он купил красивую рабыню, чтобы затем дать ей свободу. Однако рабыня, как оказалось, вовсе не разделяла взглядов просвещенного европейца:

– Свободна! – сказала она. – И чем прикажете мне заниматься? Свободна! Куда мне идти? Лучше продайте меня обратно Абд аль-Кериму.

– Но, дорогая моя, не в правилах европейца продавать женщин, получать деньги таким образом бесчестно.

– Как же быть? – сказала она, плача. – Разве я смогу заработать себе на жизнь? Ведь я ничего не умею!

– Может быть, ты пойдешь в услужение к какой-нибудь даме, исповедующей ту же религию?

– Я? В услужение? Ни за что. Продайте меня. Меня купит мусульманин – шейх или паша. Я смогу стать госпожой! Вы хотите со мной расстаться… Отвезите меня на рынок.

Что за необычная страна, где рабы не желают быть свободными! Однако я знал, что рабыня права…»

Дети, были ли они рождены женами или наложницами, становились всеми признаваемыми законными наследниками его султанского величества.

О детях, прижитых от собственных невольниц, без совершенного с ними брака, в шариате говорится: «…Если дети родились в срок, правилами шариата определенный, и если, кроме хозяина, никто другой не имел с невольницей сожития, то дети эти имеют одинаковое с прочими детьми право на наследство отца.

Собственное признание и объявление лица свободного состояния, что дети, рожденные его невольницей, им прижиты, делают их свободными и достаточно для определения законного их рождения.

…Невольницы, с которыми хозяин их имел сожитие и прижил детей, именуются умме велед.

Сожитие хозяина и рождение ребенка не дает права на свободу.

Но умме велед приобретает то преимущество, что при жизни ребенка ее хозяин не имеет права ее продать и по смерти хозяина она достается в наследство на часть ребенка и через это получает свободу».

…По случаю рождения принца устраивались грандиозные торжества с орудийными салютами и фейерверками. Когда рождалась принцесса, торжества были менее пышными.

Колыбель младенца, по своему дорогому убранству, походила на маленький трон. Счастливая мать получала дорогие подарки, новый ранг и апартаменты, кормилиц и увеличенный штат прислуги.

Жены, имевшие сыновей, очень ими дорожили. Сын был основой благополучия и надеждой на лучшее будущее даже для простой рабыни. Даже в обычных семьях, если умирал хозяин, его свободный сын мог получить свою мать как часть наследства и дать ей свободу.

Когда ребенок заболевал, принимались всевозможные меры для его лечения. Дело доходило до того, что если младенец умирал, то вместо него тайно покупали на стороне похожего ребенка. Несчастных матерей не останавливали даже страшные кары, если обман откроется.

В Средние века существовало жестокое установление, согласно которому всех сводных и даже родных братьев назначенного султаном наследника безжалостно убивали.

Как пишет А. Крутье: «Законы о наследовании трона устанавливали, что власть от умершего султана переходит не его сыну, а старшему мужчине из живущих членов семьи. Мехмед Завоеватель, хорошо поднаторевший в дворцовых интригах, сформулировал положения, которыми жила Османская империя на протяжении веков. Эти правила, в частности, позволяли султану умертвить всю мужскую половину своей родни, чтобы обеспечить трон для собственного отпрыска. Результатом этого в 1595 году стало страшное кровопролитие, когда Мехмед III по наущению матери казнил девятнадцать своих братьев, включая младенцев, а семерых беременных наложниц своего отца велел завязать в мешки и утопить в Мраморном море. «После похорон принцев толпы народа собрались возле дворца смотреть, как матери умерщвленных принцев и жены старого султана покидают насиженные места. Для их вывоза были использованы все экипажи, кареты, лошади и мулы, какие только имелись во дворце. Кроме жен старого султана под охраной евнухов в Старый дворец были отправлены двадцать семь его дочерей и более двухсот одалисок… Там они могли сколько угодно оплакивать своих убиенных сынов», – пишет посол Г.Д. Роуздейл в книге «Королева Елизавета и Левантийская компания» (1604).