В восточных преданиях приводятся и другие истории, когда к преступавшим все пределы царям подсылали специально обученных наложниц. Те их сначала покоряли своей красотой, а затем предавали ужасной смерти, венчавшей изощренный план мести.

Вызвать подозрение, а еще страшнее – гнев господина было для наложницы или даже жены равносильно подписанию смертного приговора.

«Кто знает, сколько крови и слез утекло уже за непроницаемыми двойными стенами, и сколько безвинных душ было принесено в жертву безмерной подозрительности Абдул-Хамида? – писал Д. Дорис. – Все знают, что при малейшем подозрении в адрес своих жен он выходит из себя и наносит удар не задумываясь.

Известна история одной рабыни, которую он застрелил в своей собственной постели: она позволила себе резкое движение, и деспоту показалось, что несчастное дитя хотело его задушить.

Юность, красота и нежность робких созданий не могут смягчить жестокость Господина. Часто по малейшему подозрению его евнухи получают приказ устранить какую-нибудь из них, подругам исчезнувшей девушки запрещается расспрашивать о ней. На сей счет рассказывают трагическую историю двух одалисок, проникнувшихся друг к другу теснейшей симпатией. Одна из них, заподозренная в греховном умысле, внезапно исчезла. Ее подруга, не видя ее более в гареме и не осмеливаясь даже произнести ее имя, увяла, потеряв единственное в жизни близкое существо, и умерла как срезанный цветок, лишенный влаги.

Удушение, утопление в Босфоре, истязания – все это, кажущееся в наше время неправдоподобным, здесь чаще практикуется – причем чаще, чем обычно считают – против жен Падишаха.

Вот простой пример, дающий достаточно наглядное представление о драмах, разыгрывающихся в Йилдызе.

Однажды Султан, выйдя из своего кабинета, забыл на столике один из своих миниатюрных карманных револьверов, с которыми он никогда надолго не расстается. Вернувшись вскоре, он застает двенадцатилетнюю девочку, маленькую рабыню из гарема, которая по недосмотру проникла в комнату и вертела в руках оружие, приняв его, быть может, по своей наивности, за диковинную игрушку. Мысль о покушении мгновенно пронеслась в больном мозгу Абдул-Хамида! Увидев страх на лице Господина, девочка залилась слезами и волнение невинного ребенка показалось деспоту признанием в преступлении, в котором он ее подозревал. Он повелел схватить девочку и тотчас же «допросить» ее, что в Йилдызе означает: подвергнуть самым отвратительным пыткам. Но от невинной бедняжки не могли добиться ничего кроме криков и слез, хотя под ногти ей загоняли раскаленные иглы! С помощью этих методов следствие установило, что ей, невиновной, было не в чем признаваться: лишь тогда было прекращено истязание маленькой мученицы, горестная история которой, верно, уже забыта в султанском гареме!»

Палач, мешок с ядром и дно Босфора были неизбежным концом для жен и наложниц, дерзнувших вызвать ревность или гнев повелителя. Однако даже такая мрачная перспектива не в силах была остановить обитательниц гаремов, терявших осторожность от вдруг нахлынувшей любви, жгучей ревности или жажды мести за свои унижения.

Упоминавшаяся рабыня Бессиме, на которой султан женился по всем канонам, этим не удовлетворилась. Потеряв расположение султана, и выселенная из гарема, она затеяла роман с незначительным пашой и даже вышла за него замуж.

«Это был первый случай в истории оттоманской империи, – писал Осман-Бей. – Когда жена султана вступила во вторичный брак с обыкновенным смертным.

Вышеупомянутый паша, несмотря на свое весьма маленькое жалованье, проводил жизнь среди удовольствий, делал долги и надувал каждого, кто имел к нему какое-либо отношение. Смелый поступок Тефик-Паши, без сомнения, должен был вызвать гнев Абдул-Меджида и презрение его верных подданных; турки бывают неумолимы к оскорбителям величества…Спустя недолгое время, Тефик-Паше пришлось ответить за свое преступление преждевременной смертью. Но столь строгое наказание было совершено со всею изобретательностью и предусмотрительностью, на которую способна только восточная тонкость.

Сначала Абдул-Меджид сделал вид, что он очень равнодушно относится к замужеству своей законной жены; он даже до такой степени скрыл свое неудовольствие по этому поводу, что предоставил Бессиме пользоваться одним из дворцов, принадлежащих казне. Отвлекши таким образом общественное мнение, султан однако же вскоре придрался к незначительному предлогу, чтобы сослать Бессиме и ее мужа в Бруссу. И нет сомнения, что Тефик-Паша должен бы был там расстаться с жизнью; но так как это требовалось совершить со всевозможными предосторожностями, то было решено вернуть несчастного пашу в Константинополь и отравить. Поэтому Тефик получил прощение и вернулся в Константинополь, где, спустя несколько месяцев, и умер. Официальная милость и широкое прощение произвели желаемое впечатление, и никому не пришло на мысль подозревать причину смерти Тефика. Бессиме, как предмет слабости султана, осталась в живых».

Вид на Босфор из дворца Топкапы. В этих водах нашли свою смерть многие несчастные наложницы

Похоже, вмешательство гарема в дела правителей были столь обычным и древним явлением, что одну такую историю мы находим и в сказках Шехерезады, повествующей о запоздалом гневе повелителя: «Что же касается женщин-любимиц, из наложниц и других, которые были причиной убиения везирей и порчи государства из-за своих хитростей и обманов, то когда все, кто пришел в диван из городов и селений, отправились к своим местам и дела их выправились, царь приказал везирю, малому по годам, большому по разуму, то есть сыну Шимаса, призвать прочих везирей, и они все явились к царю, и тот уединился с ними и сказал: «Знайте, о везири, что я уклонялся от прямого пути, был погружен в невежество, отвращался от добрых советов, нарушал обещания и клятвы и прекословил советчикам, и причиной всего этого была забава с этими женщинами, и их обманы, и ложный блеск их слов, и ложь, и мое согласие на это. Я думал, что их слова – искренний совет, так как они были нежны и мягки, а оказалось, что это яд убийственный. Теперь же я утвердился в мнении, что они хотели для меня лишь смерти и гибели, и заслужили они наказание и возмездие от меня по справедливости, чтобы я сделал их назиданием для поучающихся. Но каков будет правильный план, чтобы их погубить?»

И везирь, сын Шимаса, ответил: «О царь, великий саном, я говорил тебе раньше, что вина падает не на одних только женщин, – ее разделяют с ними и мужчины, которые их слушаются. Но женщины при всех обстоятельствах заслуживают возмездия по двум причинам: во-первых, для исполнения твоего слова, ибо ты есть величайший царь, а во-вторых, потому, что они осмелились идти против тебя и обманули тебя и вмешались в то, что их не касается и о чем им не годится говорить. Они более всех достойны гибели, но довольно с них того, что их теперь поражает. Поставь же их от сей поры на место слуг, и тебе принадлежит власть в этом и во всем другом».

На территории дворца Топкапы в Стамбуле

И некоторые из везирей посоветовали царю то же самое, что говорил ибн Шимас, а один везирь выступил к царю, пал перед ним ниц и сказал: «Да продлит Аллах дни царя! Если необходимо сделать с ними дело, которое их погубит, сделай так, как я тебе скажу». – «А что ты мне скажешь?» – спросил царь. И везирь сказал: «Самое правильное вот что: прикажи одной из твоих любимиц, чтобы она взяла женщин, которые тебя обманули, и отвела их в комнату, где произошло убийство везирей и мудрецов, и заточила их там, и прикажи давать им немного пищи и питья – лишь в такой мере, чтобы поддерживать их тело, и совершенно не позволять им выходить из этого места. И пусть тех, кто помрут сами по себе, оставляют среди них, как есть, пока все женщины не умрут до последней. Вот ничтожнейшее воздаяние им, ибо они были причиной этой великой смуты, – нет, корнем всех бедствий и смут, которые были во все времена. И оправдались в них слова сказавшего: «Кто выроет своему брату колодец, сам в него упадет, хотя бы долго длилось его благополучие»