Этим великим подвигом пленил он сердце царя, который стал единым повелителем России и вознаградил своего приверженца величайшей благосклонностью и неограниченным доверием. С этих пор становились с каждым днем очевиднее последствия советов, даваемых Лефортом. Он ввел иностранное военное искусство, и хотя он только мимоходом, так сказать, поверхностно изучил в Голландии морское дело, все-таки собственно он был основателем русского флота, который Петр I возвел впоследствии на такую высокую степень совершенства. Лефорт уничтожил многие злоупотребления, устроил много полезных, хороших и мудрых учреждений в государстве, призвал иностранцев в Россию и сопровождал царя в путешествиях по Европе, чтобы убедить его примерами европейской промышленности и благосостояния в необходимости следовать тем порядкам, которые он ему указывал.

Кто не знает истории оригинального путешествия в Лифляндию, Пруссию, Бранденбург, Люнебург, Голландию, Англию, Саксонию, Австрию и Польшу, которое предпринял Лефорт в 1697 году как посол царя, причем его повелитель находился в его же свите, инкогнито, в качестве обер-командора? Это путешествие было чрезвычайно полезно для Петра I и было бы продолжительнее, если бы новое восстание в Москве не потребовало ускоренного возвращения. Летом 1698 года царь явился опять в свою резиденцию и тогда были применены целесообразные и сильные, но, без сомнения, слишком строгие меры к полному подавлению восстания.

Уже с самого начала благоволения царя к Лефорту русские вельможи с завистью смотрели на возрастающее значение чужестранца и довольно громко заявляли свое неудовольствие на вводимые им новшества. Вначале Петр и Лефорт относились равнодушно к этим заявлениям, но, когда порицание этих недовольных и неучей становилось все громче, Лефорт полагал, что пришло время силой заставить их замолчать. По его совету Петр I уже с 1692 года стал притеснять фамилии выдающихся по рождению и чину нарушителей спокойствия и отдавать иностранцам, если они того заслуживали, значительные места в государстве, так что часто русские и иностранцы пользовались одинаковыми преимуществами. Таким образом, равноправные с русскими иностранцы служили Лефорту противовесом русских. Но неудовольствие русских было подавлено лишь на короткое время, но не уничтожено…

Путешествие царя и его любимца подало повод к новым беспорядкам; долгое отсутствие царя и Лефорта поощряло эти беспорядки. Стрельцы перешли на сторону недовольных и помогали восстанию. Мы знаем, что при первом известии о возмущении Петр и Лефорт поспешили в 1698 году возвратиться в Москву. Они тотчас же решили казнить восставших стрельцов. В этих видах на Лобном месте, предназначенном для казни, были положены балки, на которые преступники должны были класть свои шеи. Царь, Лефорт и Меншиков, который уже несколько лет пользовался милостью своего государя, взяли каждый по топору. Петр приказал раздать топоры своим министрам и генералам и даже предложил два топора двум иностранным послам, которые находились при его дворе и из которых один был из Голландии, но оба они отклонили от себя эту честь. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меншиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощечин и показал ему, как должно отрубать головы. Бытописатель и читатель отворачиваются от подобных ужасающих сцен и не могут быть успокоены мнимым мотивом, будто эти кровавые меры были вызваны необходимостью.

Лефорт оказал бы еще многие важные услуги своему государю в его заботах об улучшении своего народа, если бы смерть не поразила его. Он умер в 1699 году, на 46-м году жизни. Этот замечательный выдающийся человек, которого даже побаивался его же повелитель, был тогда наиболее доверенным статс-министром, первым генералом, первым адмиралом и кавалером ордена Св. Андрея Первозванного[14].

Бесспорно гениальны дарования этого любимца; его заслуги для России неисчислимо велики. Он обладал обширным и очень образованным умом, проницательностью, присутствием духа, невероятной ловкостью в выборе лиц, ему нужных, и необыкновенным знанием могущества и слабости главнейших частей Российского государства; это знание было ему необходимо при обтесывании этой громадной каменной глыбы. В основе его характера лежали твердость, непоколебимое мужество и честность. По своему же образу жизни он был человек распутный и тем, вероятно, ускорил свою смерть.

Его упрекают, что он склонял царя к большим строгостям, неверности своей супруге и неправильному образу жизни. Нет, однако, недостатка в мотивах, чтоб ослабить или вовсе устранить эти три обвинения. Представьте себе обширнейшее государство на земле, погруженное в моральную тьму всякого рода. Это было болото, в котором только в правление царей Ивана Васильевича и Алексея Михайловича кое-где возникал луч просвещения, но как блуждающий огонек тотчас же угасал за недостатком поддержки. Это-то болото хотели очистить Петр и Лефорт, но при каждом шаге, ими делаемом, они встречали противодействие своим предприятиям в злобе и предрассудках. Только терпеливым мужеством, разумностью и строгостью удалось им преодолеть эти затруднения.

Эти средства, конечно, не выдержали бы оценки строгой морали, но необходимо делать различие между выдающимися качествами повелителя и значительнейших мужей в его совете и на войне, с одной стороны, и гражданскими добродетелями – с другой. Что можно было сделать тогда кротостью и добротой? Не сердце управляет народами, а разум; многие государи, государственные мужи, многие герои не блистали бы, как метеоры, в неизмеримых областях истории, если бы они были справедливы и человечны. Равным образом не Лефорт разрушил согласие в тогдашней семейной жизни царя. Союз Петра с Авдотьей[15], дело приличия, был уже, по крайней мере, условлен, прежде чем Лефорт достиг исключительного благоволения этого государя. Царица была старее своего супруга. Ее прелести уже поблекли, когда силы Петра только еще расцветали и потом достигли полной зрелости. Сверх того, этой паре недоставало согласия характеров, этой единственной прочной связи счастливых браков. Отвращение государя было естественным последствием этих физических и моральных различий. К этому присоединилось еще то обстоятельство, что Авдотья вовсе не обладала искусством вести себя как следовало. Невозможно было неловким и неуместным своеволием втиснуть дух Петра, мощный чувством своей самостоятельности, в рамки стародавних доморощенных брачных обязанностей; дух Петра не мог стерпеть, чтоб его супруга, которая должна бы разделять с ним его усилия сделать своих подданных счастливыми, присоединилась вследствие предрассудков к его противникам, чтоб уничтожить исполнение его планов.

Неудовольствие Петра, усиленное живостью его характера и горячностью – молодости, достигло высшей степени. Проявления этого неудовольствия были ужасны. Лефорт вступился за государыню; он не мог воспрепятствовать разрыву царя со своей супругой, но он спас ей жизнь[16]. Она была заточена в монастырь, и там было уже, конечно, необходимо обращаться с ней довольно строго, чтоб показать ее приверженцам, что для них утеряна самая сильная их опора. Однако Лефорт не допустил, чтоб Петр, обуреваемый юношеской опрометчивостью, дозволил убить ее. Разумные основания, приведенные Лефортом ради укрепления славы Петра против этого намерения, пустили в сердце этого государя столь глубокие корни, что их даже могли вполне уничтожить никакие старания могущественнейших врагов Авдотьи. Наконец, не один только Лефорт подавал царю пример неправильного образа жизни. Подобные примеры государь часто встречал в своей нации. Излишество в употреблении вина было очень велико; оно составляло характеристическую черту тогдашнего времени. Эта черта обнаруживалась не только в одной России, но встречалась и в других государствах, считавшихся культурными. Лефорт, старавшийся вначале принять нравы и обычаи русских, получил вскоре вкус к подобному распутству и потом уже предавался ему по склонности. Но сила этой безнравственности никогда не была столь значительна, чтоб затруднить или царя, или Лефорта в исполнении их великих планов.