— Как вы сегодня себя чувствуете? — спрашивает Его Милость Оскар Биффин.

— Превосходно, — ничуть не обманываю я, приподнимая края платья при ходьбе.

Лёгкое недомогание прошло, болезнь отступила силами придворных целителей, и теперь я могу вернуться к делам. Они ждут меня вот уже битый час в Белой Парадной Гостиной замка, куда я и направляюсь теперь в окружении свиты. Коридор расширяется, спускается к Фруктовому фонтану посреди округлого зала Отдохновения. Умиротворяющие фрески на его стенах всегда поднимают настроение, но сейчас я опускаю глаза на предстоящие ступени и ускоряюсь. Из-под подола платья мелькают атласом новые туфли.

— Ваше Величество, вы всё-таки должны прислушаться ко мне, — подстраивается под мой шаг мужчина. — Тимберия — страна отступников, страна зла и тёмных душ. Они предали богов, и боги покарали их лишением магии. Стоят ли эти пыхающие паром чудовища того, чтобы Квертинд повторил их судьбу?

— Первые дилижансы уже ходят между вокзалами. Вок-за-ла-ми, — пробую я на вкус новое для королевства слово, заимствованное из страны науки. — Мы с Его Величеством Уиллрихом обговаривали намерения протянуть транспортную сеть и дальше. Возможно, ещё и по морю пустить новый вид кораблей. Только представьте, насколько это облегчит жизнь верноподданных! Как ускорит развитие экономики королевства и его процветания. Разве могут дилижансы навредить Квертинду?

— Это непосредственно да, — трясёт головой консул, как будто одно кивка недостаточно. — Нам нужно немедленно прекратить их ввоз и всякое сотрудничество с Тимберией, тем более торговое. Его Милость консул Крейс вернулся оттуда, и знаете, какие вести принёс?

— Какие? — улыбаюсь я.

— Тимберийцы считают Квертинд отсталым! — почти выкрикивает консул, и фрейлины громко осуждающе ахают. — Они смеются над нашими богами и, — он понижает голос до шёпота и цедит сквозь зубы: — их лидер назвал наше королевство примитивным и невежественным государством фанатиков. А вас — королевой-матерью суеверных утопистов.

В ответ я только заливисто смеюсь. Оскорбления никогда не причиняли мне обиды, а это высказывание и оскорблением нельзя назвать. Ведь в нём проглядывается рациональный смысл. Увы, об этом лучше не говорить Великому Консулу. Не пристало королеве поддерживать подобные высказывания иноземцев.

Служанки и фрейлины смеются вместе со мной, но Его Милость Биффин оскорблённо замолкает на несколько минут. Когда же мы наконец спускаемся к парадному этажу, Великий Консул покровительственно замечает:

— Так как вы давно не встречались с ним, позвольте заметить Вашему Величеству, что первостоятель Тимберии с самого начала был против развития отношений с Квертиндом. Говорят, он скрупулёзно подсчитывает каждый дилижанс, отправленный на наши земли, и лично отбирает самые непригодные на его взгляд экземпляры для экспорта. Он посмеивается над нашим королевством и ждёт, когда же квертиндскую магию постигнет истощение и упадок.

— Ну хорошо, — сдаюсь я под натиском аргументов. — Мы рассмотрим сдерживание торговых отношений с Тимберий и изучим влияние науки на угасание магической силы. Предложите свой взгляд на ограничения на следующем заседании.

— Только полный запрет на любой ввоз артефактов! — заявляет консул, ободрённый моей уступкой. Он сияет явным удовольствием от того, что у него получилось убедить королеву. — Ваше Величество, это вопрос не только сохранности и безопасности жителей Квертинда, но и будущих поколений!

Я останавливаюсь в одном из аванзалов, у беломраморной ротонды — подарком того самого тимберийского первостоятеля. Произведение их искусства ничуть не уступает в изяществе творениям магов Нарцины. Сияющий купол поддерживают семь колон, а между ними, в самом сердце застыли огромные песочные часы с золотым песком. Переверни — и драгоценная пыль посыплется сквозь узкое горлышко, символизируя важность утраченного времени. Тут же, на мраморной тумбе лежит крохотный ключик для завода всего крупного механизма.

— Ваша Милость, я настаиваю на сотрудничестве с Тимберией, — стою я на своём, поглаживая одну из колонн любопытного сооружения. — И Его Величество король Уиллрих в этом со мной абсолютно солидарен. Давайте договоримся на том, что вы внесёте поправки в действующее торговое соглашение.

Судя по нахмуренному лбу и поджатым губам, консул не планирует поддаваться даже такой мелочи. Он начинает снова говорить об исследованиях, о важности магии для квертиндцев, о её незаменимости и могуществе, и я устало вздыхаю, предвкушая дискуссию. Но вдруг сквозь анфиладу дверей замечаю знакомый профиль юного принца Ирба Иверийского и тут же теряю нить беседы. Наследник престола и хранитель величайшей из магий горячо беседует с консулом Крейсом. Он так увлечён разговором, что не замечает ни кокетства окружающих женщин, ни косых взглядов придворных, ни даже докучливых слуг, нарочно замедляющих шаг ради подслушивания.

— Господин Биффин, — прерываю я консула, неохотно отвлекаясь от наблюдения за сыном. — Отложим вопросы политической выгоды до Совета. Сегодня нас ждут не менее важные для государства дела.

— Ах да, — моментально вспоминает консул и как будто теряется. — Само собой, Ваше Величество. Представление первой баторской девушки ко двору.

— Мелироанской девы, — поправляю я. — Эта девушка дорога мне, как дочь. Представление неофициальное, всего лишь небольшой приём по случаю переименования столицы Батора в честь будущего короля Ирба Иверийского.

— Ну конечно, — понятливо соглашается консул. — Его Высочеству давно пора вникать в дела государственные, — он ловит мой неодобрительный взгляд, хмурится, и решает сбежать: — Прошу меня извинить. Ваше Величество, — кланяется консул. — Достопочтенные леди.

Фрейлины и камеристки шуршат платьями в ответных реверансах, и консул торопливо уходит, громко шаркая подошвами по натёртому до блеска полу. Я же направляюсь в другую сторону — туда, где у открытых дверей дежурят лакеи. Перья на их высоких шляпах дрожат от лёгкого сквозняка, когда они склоняют головы при моём приближении.

— Берегите спину, Литмольф, — ласково обращаюсь я к знакомому престарелому слуге, и уголки его губ поднимаются в довольной улыбке.

Мы минуем ещё один зал, затем ещё один, и ещё. Спешим вдоль ряда картин в Портретной и наконец достигаем распахнутых настежь дверей Белой Парадной Гостиной. Она вся залита солнцем. По-весеннему тёплые лучи бликуют на начищенных канделябрах, в которых совершенно бессмысленно горят сотни свечей, отражаются от множества зеркал и играют на золочении лепнины.

Здесь уже беседуют друг с другом придворные и послы, знатные особы и менее знатные, но баснословно богатые купцы. Изящно-остроумные разговоры текут под звуки арфы и едва заметное пение детского хора. Люди разного общества переговариваются, сверкают драгоценностями и щеголяют нарядами. Особый приём не был слишком строг в подборе гостей, поэтому публика подобралась разношёрстная, под стать демократичным взглядам своей королевы. Однако же все гости схожи в одном: на запястьях тускло поблёскивают браслеты из ризолита. Это также один из строгих заветов моего драгоценного отца Дормунда, который я поклялась чтить.

— Её Величество королева… — начинает лорд-камергер, но я шикаю на него, прикладывая палец к губам.

Мой жест строго повторяют женщины из свиты.

— Не нужно, милый, — останавливаю представление. — Хочу побыть с гостями так, без титулов и парадности.

Однако же стоит мне появиться среди народа, как тут же разносятся крики “Да здравствует Её Величество Мелира Иверийская!” и “Во имя Квертинда!” Люди аплодируют. Я стараюсь наградить каждого ответным взглядом, но руки никому не подаю — не хочу лишних церемоний.

Тяжёлые двери в Тронный зал закрыты, и это отлично подчёркивает свободную обстановку. Гости оживляются, улыбаются при виде меня, кивают, приседают в реверансах. В частых зеркалах, чередующихся с высокими балконными дверями, мелькает моя тень — образ строгой, но справедливой правительницы Квертинда.