Я покружилась перед зеркалом и остановилась вполоборота, рассматривая себя сзади. Спина была абсолютно обнажённой — от мелких пуговок на затылке, сдерживающих воротник, до самых ягодиц. На фоне светлой, сияющей после процедур кожи, ровно по позвоночнику тянулась одна-единственная нить с насажанными разноцветными драгоценными камнями. Это было так… необычно.

Довольная улыбка тронула губы. Кто бы мог подумать, что однажды Юну Горст сделает счастливой бальное платье!

Я ещё раз крутанулась, приподняв юбки, и даже подпрыгнула от переполняющего глупого наслаждения.

Лёгкий укол волшебного предвкушения вмешался в это короткое удовольствие: я вдруг вспомнила, что где-то под высоким воротником скрывается чёрный паук, который почти перестал быть моей частью. Пальцы аккуратно тронули шёлк у самой шеи. Интересно, где сейчас ментор? Далёко за туманами и болотами, за северными снегами и вечными лесами, в вихре боя или… или прямо за дверью?

Сердце больно ударилось о рёбра, и я часто задышала от волнения. Ощущение собственной прелести делало сладкое предвкушение — почти предчувствие! — особенно желанным. О Ревд, да я ощущала себя принцессой, как когда-то Фиди и Сирена!

Счастливая, с едва сдерживаемым и абсолютно не характерным мне девичьим трепетом, я развернулась к ожидающим сёстрам. “Какие же славные, чистые, не тронутые лишениями и войной дети”, — с внезапным приливом нежности подумала я, оглядывая девушек в бальных платьях.

— Сёстры! — скомандовала Приин. Она спускалась по лестнице, и следом тянулся тяжёлый шлейф тёмно-синего платья, мерцающего звездами подобного лунному небу. — Дайте мне в последний раз наглядеться на вас на правах старшей мелироанской девы, — она спустилась и раскинула руки. — Перчатка к перчатке! Во имя Квертинда!

Мы бросились к сестре Блайт, ошалевшие от оживлённого волнения.

Семь пар рук в белых перчатках сцепились так крепко, как только могли. И следом грянул стройный девичий хор:

Ценность светлой силы

Хранят дочери Мелиры.

Истины простые

Добрый дух наш укрепили.

По заветам Иверийским

Пишем жизни мы картины,

Исцеляем души близких,

Милосердием едины!

Аааа, Ааааааа!

Я пела вместе со всеми, чувствуя единение сестринства и поддержку от девушек, тепло их рук и стук открытых сердец. Это так потрясающе — быть частью не просто дружбы, а таинства и общества, благословлённого самой Мелирой.

Когда песня была кончена, на другом конце коридора, у высоких дверей мы заметили госпожу Првленскую. Она не торопила нас, а только наблюдала из тени, но даже отсюда было заметно, как Лаптолина светится гордостью. Думаю, для неё это был совершенно священный, почти религиозный момент.

За спиной хозяйки Мелироанской Академии высились двери танцевального зала. Последняя преграда на пути к балу. Она сдерживала буйство торжества и гарантировала нам последние минуты волнительной подготовки. Я приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы лучше разглядеть Лаптолину. Но стоило мне сощуриться от льющегося из-под дверных полотен света, как он тут же погас.

Сёстры ахнули.

— Благородные девы, — обратилась Првленская из темноты. — Будьте достойны своего сестринства, будьте сдержаны и мудры, легки и веселы, несите Иверийское знамя как подобает истинным дочерям Мелиры! Подарите Квертинду свой свет, и он вернётся вам сторицей.

Осторожно и медленно мы подошли к выходу, как к высокой сцене. Я почувствовала, как вспотели ладони в перчатках и как гулко забилось сердце в груди. За стеной зазвенели колокольчики. Сначала один, потом следующий, и вот уже тоненький перезвон, приглушенный дверью, взлетел к высоким сводам.

— Милые мои, — с удивительной теплотой проговорила Лаптолина. — Ничего не бойтесь. Это ваш час. Давайте хорошенько повеселимся!

Она развернулась и распахнула двери.

В лицо немедленно хлынул горячий воздух. Запахи еды и цветов, блеск иллюзий и сияние нарядов заставили зажмуриться. А звон колокольчиков, казалось, раздавался прямо в голове.

Сквозь человеческий коридор мы вышли к свободному центру зала — туда, где нас уже ждали партнёры для танцев. В темноте их лица было не разобрать, и только мужские силуэты подсвечивались фонарями и переливами магии Мэндэля с террасы.

От переживаний я забылась и начала покусывать губы, всматриваясь в танцевальных партнёров. К счастью, глаза завязывать, как на балу В Иверийском замке, нам не стали.

Неужели он здесь?

Пусть бы он оказался здесь… Пусть даже не со мной. Да. Пускай он приехал к Талиции, как и положено мудрому руководителю, но позвольте мне его увидеть…

Оркестр аккуратно подхватил колокольный звон — послышались первые такты открывающего танца. Мелироанские девы выстроились в ряд строго напротив своих спутников и подали ладони в белых перчатках для первого знакомства.

— Юна Горст, — прозвучал знакомый высокий голос. Мужчина вежливо и горячо поцеловал мою руку, потом резко привлёк меня к себе. — О лин де шер, муза моей души, покорительница фантазий! Как я счастлив вас видеть в добром здравии и чудесном настроении. Вижу, вероломство Квертинда не смогло сломить вашего духа.

— Ты?! — вырвалось у меня, едва я положила руки на мужские плечи. Бархат чёрного, шитого серебром сюртука оказался тёплым. — Но… Как? В академии не должно быть никого, кто может меня узнать… Госпожа Првленская и Жорхе так тщательно составляли список…

Лёгкий укол страха заставил оступиться, и я тревожно огляделась. Из окружающей пёстрой темноты проступали незнакомые и радостные лица знати, подражающей Иверийским правителям. От числа светлых, почти белых причёсок и королевских нарядов зарябило в глазах, но я быстро взяла себя в руки. Посчитала вдохи, глубоко втягивая воздух. Пахло сладостью и цветами, хрустящими скатертями, которыми накрыли столы с закусками. Тянуло дождливой свежестью из открытых настежь дверей, а по натёртому воском полу расстилался лунный свет. И я всё ещё дышала — в такт дыханию таинственного музыканта, чья баллада преследовала меня в самых роковых моментах моей жизни.

Мы только и успели сделать первый шаг в танце, как ловкие пальцы забегали по драгоценным бусинам-камням на моей спине, перебирая их, как струны, вдавливая в кожу. От неожиданности я даже не поняла, насколько это нахально.

— Моя милая отважная героиня, — промурлыкал музыкант, — ты впервые поменяла имя и личность, а я уже многие годы пользуюсь этим удобным способом преображения, — в залитых чернотой глазах скрывалась усмешка. — В краснолунном королевстве это в порядке вещей. А пломпы делают превращение более убедительным.

Он, улыбнувшись, уверенно повёл нас по краю круга вслед за Талицией и её партнёром. Тихая, едва уловимая за колокольным звоном музыка удалялась, и стал слышен стук каблуков. Через каждые три такта на повороте нас окутывала юбка моего платья. Ткань вспыхивала, развеивалась и невесомым облаком парила вслед за нашими быстрыми и ловкими ногами. Мы двигались во тьме, слегка подсвеченной мерцанием иллюзий в цветочных композициях, тиалями гостей и лунным светом, что лился сквозь высокие окна.

— И кто же ты на этот раз? — спросила я после нового поворота. — Выбрал себе новое Иверийское имя?

— Разрешите представиться: Артист Кирмосовский.

Бард коротко, с совершенно серьёзным лицом кивнул.

А я расхохоталась. Закинула голову назад и позволила себе посмеяться. Негромко, прилично и тщательно соблюдая рядность шагов и трехмерный ритм движения. При этом не сбилась с темпа, не споткнулась и не наступила на ногу своему партнёру.

Менестрель, обрядившийся Чёрным Консулом, крепче обхватил мою талию и почти поднял над полом. Губы его, сжатые в тонкую полоску, подрагивали, будто бы Артист тоже хотел рассмеяться. Но сдержался.

— Артист Кирмосовский… — всё ещё хихикая, повторила я. — Звучит просто отвратительно. Из всех твоих прозвищ это — самое нелепое. Как же тебя зовут на самом деле?