Я подхватываю оставленный кем-то веер, обмахиваюсь им и задумываюсь на секунду.
— Не совсем, — пытаюсь я найти в памяти то, чему меня учила бабушка Мелира. — Рождение ребенка действует на нас подобно ризолиту: оно лишает способности накапливать магическую силу. Но только в отношении Иверийской магии. Мы сможем использовать ту память, что успели накопить до рождения, но её хватит на одно заклинание. Или, может, два… Не могу точно сказать.
Мужчины недобро переглядываются. Ребёнок снова толкается, но это вызывает больше не смех, а неприятную боль дурного предчувствия. Будет ли Мирасполь любить меня так же, когда я лишусь своего дара? Когда я перестану быть единственной хранительницей магии времени в Квертинде?
— Но это ничего не меняет! — спешу заверить я. — Ничего. Рождение ребёнка само по себе чудо, и все мои великие предки соглашались с этим. Никакого неудобства моему отцу, Ирбу Иверийскому, отсутствие его дара не приносило. Наоборот, лишившись Иверийской магии, он как будто заново родился и скинул десяток лет. Он был бодр, лёгок на подъём и с утроенной силой осваивал магию Вейна и Мэндэля, исследовал новые страны. Мне так хотелось путешествовать вместе с ним! Но он не мог взять меня с собой — слишком опасно хранителю магии времени надолго покидать Иверийский замок. Все эти страшные новости об Ордене Крона и готовящейся войне…
На глазах наворачиваются слёзы, когда я вспоминаю, как фрейлины шептались о том, что моего отца убил не несчастный случай, а господин Демиург. Таинственный и злой создатель Ордена Крона, вознамерившийся извести Иверийский род.
— Тебе не о чем переживать, — заверяет Мирасполь. — Здесь ты в безопасности. В Иверийский замок невозможно проникнуть, а господин Демиург не всесилен и отнюдь не божество свободы, каким его представляет оппозиция. Мы напали на его след, но пока он окружён ореолом спасителя, у нас связаны руки.
— Вы схватите его? — с надеждой приподнимаюсь я.
— Лауна, — Мирасполь берёт мою руку, обхватывают двумя ладонями. — Я обещаю тебе, что убью господина Демиурга. Только его смерть гарантирует защиту Истинным Иверийцам. Тебе и нашему сыну, — он кладёт руку на мой живот, нежно поглаживает. — Но сначала мы должны уничтожить его идею и последователей. Иначе появится новый господин Демиург, а за ним следующий. Господин Демиург — не только персона, это сам Орден Крона. Он как веллапольская гидра — если отрубить голову, вырастет две.
— Так прикажи уничтожить его! — вскипаю я, разволновавшись. — Убей их всех, Мирасполь! Вылечи эту заразу Квертинда, сведи их клеймо с наших земель!
— Терпение, моя королева, — тихо и мягко говорит мой муж. — Экзарх Блайт выслеживает всех последователей и направляет в Зандагат. Но тюрьмы переполнены, а судейские отделы консульств не успевают рассматривать дела. Заключённые месяцами дожидаются рассмотрения. Мы не можем казнить каждого, кого заподозрили в связи с проклятым Орденом. В конце концов, это тоже наши подданные, и мы обязаны предоставить защиту их прав, согласно решению Верховного Совета. Если я прикажу всех казнить, меня прозовут Кровавым Мирасполем. Или Чёрным Королём. Ты ведь этого не хочешь, Лауна?
Я надуваю щёки и с шумом выдыхаю воздух. Рассеянно смотрю прямо перед собой — на вазу со свисающими гроздьями винограда.
— Конечно, я этого не хочу, — говорю вслух.
Мой прекрасный Мирасполь, муж Лауны Неотразимой, не может носить таких ужасных прозвищ. Он войдёт в историю как… Как… От внезапного прилива духоты мысли путаются, и я прогоняю дурные размышления, тряхнув головой.
— Так что там у вас? — киваю на резную шкатулку, инкрустированную изумрудами. — Снова артефакты?
— Именно они, Ваше Величество, — соглашается Блайт. Он достаёт тонкий браслет и приближается. — Этот артефакт с террескатом я сделал лично для вас. Надеюсь, вы помните воззвание. Позвольте?
С последним вопросом экзарх обращается скорее к Мирасполю, чем ко мне, и тот в ответ кивает. От такой непочтительности я вскидываю подбородок и надуваю губы. Какой нахальный юноша! Да кем о себя мнит?!
— Обычно Тезария забирает у вас эти ужасные украшения, — как бы между прочим замечаю я, внимательно наблюдая за реакцией Блайта.
— Если я сам не могу вручить вам защитные артефакты, я передаю их фрейлине, — при упоминании Тезарии его лицо не меняется, и я разочарованно опускаюсь обратно на подушки.
Тусклый браслет защёлкивается на моём запястье, и я чувствую, как он пульсирует магией Ревда. Следующим из шкатулки появляются часы, пока что совершенно лишённые любой магии, в том числе и Иверийской. Экзарх Блайт протягивает их мне. Я не спешу их принимать, всё ещё недоверчиво поглядывая на молодого стязателя. Решение Мирасполя открыть ему суть моей магии очень настораживает.
— Кирмос предлагает тебе создать артефакт, — поясняет король. — Несколько артефактов, чтобы их можно было использовать другим магам. Мы хотим проверить, получится ли активировать возврат времени у одного из нас.
— Портальные привратники по сути своей тоже артефакты Иверийской магии, — стязатель приседает напротив моего лица. — Их могущество доступно всем посвящённым. Если принцип схожий, то артефакт возврата должен сработать от заклинания любого мага с достаточным пределом памяти. Осталось понять, как Лауна… Гхм, простите, Ваше Величество активирует вложенную магию.
— Я не знаю, — я с подозрением кошусь на часы в его ладони. — Я просто… Желаю сотворить заклинание и всё. Как желаю белых слив или представления, которое вот-вот должно начаться. Набираю больше воздуха в грудь, как перед погружением, и окунаюсь в безвременье, где жду возврата в прошлое. Ничего особенного.
— Ничего особенного для того, кто с детства к этому привык, — замечает Кирмос Блайт. — Все мы так и творим магию, едва обучившись её принципам, — Он задумывается и проводит свободной рукой в бордовой перчатке по щеке. — Вы сможете создать артефакт прямо сейчас, чтобы мы попытались его активировать? Но не пять минут, как вы привыкли, а только на одну. Быть может, всё дело в большой трате плазны, а так мы уменьшим её требуемое количество…
Я всё-таки беру у него часы. С подчёркнутым раздражением и против собственной воли. Моя великая бабушка Мелира строго-настрого запрещала открывать тайну магии и тем более пользоваться ею без крайней нужны или угрозы жизни. Не то, чтобы я её слушалась… Но заряжать артефакт вот так, в саду, на глазах не только у Мирасполя, но и у нахального выскочки-стязателя…
— Ладно, — соглашаюсь я после некоторых сомнений и выдвигаю свои условия: — Но вы должны отвернуться!
— Лауна, мы всё равно этого не заметим…
— Мирасполь! — я свожу брови и придаю взгляду строгости.
Среди собравшихся именно я — Истинная Иверийка, и это меня обязаны почитать и слушаться!
Мужчины покоряются: встают, спускаются с низких ступеней павильона и тут же столбенеют, превращаются в статуи из плоти и крови.
Я смотрю на циферблат.
Тик-так.
Часы отчитывают первые секунды безмолвия, привычно окружившего меня по велению моей магии. Не слышно хрустальных фонтанов, не шелестит листва, не доносится гомон с площади Тибра. Я зеваю и вскрикиваю от боли, когда ребёнок снова больно толкается в бок. Удивительно, это единственное существо, не подвластное величайшей из магий! Разве это не чудо — лицезреть, как всё в мире замирает, кроме могущественной королевы-матери и её дитя?
Тик-так.
Проходит только половина отведённой мне минуты. Тянусь за виноградиной. Такой короткий срок для одиночества, но я уже успеваю заскучать! Смотрю в спину Мирасполю и представлю, как он совершит свой следующий вздох, когда я позволю.
Тик-так.
Я крепко сжимаю будущий артефакт, прикрываю глаза и тяну из мира эту потерянную минуту, вкладываю её в крохотный циферблат и резко вздрагиваю, напуганная неожиданным грохотом вернувшейся реальности.
